и анархистах, нападавших на неосторожных путников, и о злодеях-браконьерах, охотившихся в угодьях, по праву принадлежавших ее семье. Но в то утро, когда рядом был дядя, исконная таинственность и опасность леса пополнились новым волнением.
Они отъехали совсем недалеко, когда дядя Габриель предложил спешиться и поискать грибы в тучной земле под сенью деревьев. Виконт славился как охотник и гурман и прихватил из дому ягдташ с чистой ситцевой подкладкой, чтобы собирать туда «добычу». Он показывал племяннице, какие грибы съедобны, какие ядовиты и как их различать. В этом занятии Рене уже имела некоторый опыт, так как порой вместе с кухаркой Тата искала грибы на опушке леса, прямо за замком. Но дяде она об этом не сказала. Позволила инструктировать ее в искусстве собирать грибы, и под его руководством поиски приобрели новую прелесть, ведь они сообща изучали разные формы и степени плотности, прохладное, мясистое ощущение, какое грибы оставляли на пальцах.
— Крепость лисичек, лягушоночек, — сказал дядя Габриель, — именно то качество, которое делает их особенно подходящими к дичи. — Он поднес гриб к носу Рене, провел им по ее губам. — Чувствуешь, малышка, какой он пряный и пикантный? — Габриель наклонился к племяннице, и его губы, горячие и крепкие, сменили прохладу гриба, так что она еще ощущала землистый вкус и чуяла густой аромат, когда дядя легонько поцеловал ее, едва коснувшись ее губ, — этот поцелуй можно было, пожалуй, счесть совершенно невинным.
Когда они тем утром вернулись в конюшню, старый Ригобер мгновенно понял, что меж племянницей и дядей произошло что-то тайное и запретное; это явственно читалось в разрумянившемся лице молодой хозяйки, в его мечтательном выражении, в еще большем обожании, с каким она теперь безмолвно смотрела на виконта. Однако старый конюх не докладывал о подобных вещах, не его это дело, да и что он мог сообщить и кому? Конечно же, не господину графу; как Ригобер мог сказать хозяину о своих подозрениях, что его брат, виконт, который прелюбодействовал с его женой, теперь соблазняет его дочь? Нет, старику оставалось только одно: ночью в постели шепнуть о этом жене, просто чтобы высказаться, разделить с кем-нибудь тяжкое бремя подозрений. В темноте спальни мадам Берто только понимающе причмокнула языком; женщина практичная, она ничему не удивлялась, и подобные вещи лишь подтверждали ее убежденность в вырождении знати.
— Давай помолимся, чтобы господин виконт не обрюхатил девчонку, — сказала она. — Достаточно, что у хозяйки был от него сын, пусть лучше граф обойдется без внука.
Старый Ригобер лишь глубоко вздохнул по поводу непостижимых сложностей этой запутанной родословной, но ощутил как бы облегчение, оттого что поделился с женой.
6
Графиня первая заметила внезапный интерес любовника к ее дочери. Многие матери втайне страшатся дня, когда мужчины перестанут смотреть на них определенным образом и обратят свои взоры на их дочерей, и графиня с испугом наблюдала, как Габриель бросает на девочку явно оценивающие мужские взгляды.
Охотничий сезон был уже в разгаре, и по многовековой традиции граф и графиня де Фонтарс устраивали в своих угодьях охоту на оленей и кабанов или ездили в соседние замки охотиться в вотчинах своих друзей. Пышные ужины и балы следовали один за другим, и в Ла-Борн-Бланше, и у соседей. Рене достаточно подросла, и ей, наконец, разрешили участвовать в этих приемах, а не просто в компании других детей подглядывать за взрослыми с верхней площадки лестницы, как раньше. На балах дядя Габриель хотя бы один танец обязательно танцевал с племянницей, прижимая ее к себе и кружа так, что у нее дух захватывало. Она едва касалась ногами пола, щеки алели, как яблоки, и она весело смеялась.
Несколько особенные отношения между дядей и племянницей не укрылись от местных старушенций, главным занятием в пустой и праздной жизни которых было вытаскивать на свет божий сплетни и скандалы, где бы они ни затаились. В конце одного такого танца в бальном зале Ла-Борна, когда дядя Габриель и Рене рука об руку, смеясь, покинули паркет, графиня подошла к ним, сердито сверкая глазами — лишнее подтверждение и пища для сплетен кумушек, наблюдающих со всех сторон.
— Ступайте к себе, барышня, — тихо приказала графиня Рене. А дяде Габриелю она сказала: — Вы выставляете себя на посмешище, сударь. Почему бы вам не потанцевать с кем-нибудь из старых дам, а не с детьми?
Виконт только рассмеялся с привычным равнодушием; ему и в самом деле было решительно наплевать, что о нем думает узколобая местная знать. С давних пор все здесь считали Габриеля паршивой овцой в семье; ни у кого он не вызывал симпатии, уважения и внимания, какие снискал его более учтивый и общительный старший брат. Однако молодые женщины всегда находили его неотразимым, вероятно, их привлекали его равнодушие и некая подспудная жесткость, которая в нем ощущалась. После того как женился на весьма невзрачной, но очень богатой Аделаиде и использовал ее немалое состояние, чтобы приобрести плантации в Египте и скаковую конюшню в Ирландии, виконт стал еще больше пренебрегать косной, уединенной жизнью здешней загнивающей аристократии. С огромным удовольствием он каждый год приезжал домой, чтобы щегольнуть своим успехом, поразить и разозлить этих нелепых людей, стать им пищей для сплетен — им, пережиткам минувшего столетия, чьи состояния, как и состояние его родного брата, изрядно убавились по причине упрямого отказа расстаться с давними обычаями и шагнуть в новый век. Наслаждался Габриель и тем, что он удачливее старшего брата, который как первенец и любимый сын унаследовал и титул, и важнейшую собственность, однако же теперь зависел от делового чутья младшего брата, ибо именно оно обеспечивало финансовую платежеспособность графской семьи. Вдобавок сейчас и жена брата, и дочь состояли с виконтом в любовной связи.
— Я предпочитаю танцевать с молодыми девицами, дорогая, — многозначительно отвечал виконт, — потому что они мне под стать.
— Не воображайте, сударь, что я слепа, — прошипела графиня. — Как не слепы и другие в этом зале. Вы выставляете себя дураком, танцуя с собственной племянницей, и тем самым рискуете опозорить свое имя.
— Не понимаю, о чем вы, дорогая, — сказал Габриель, по-прежнему с любезной улыбкой. — Пожалуй, это вы устроили сцену. По-моему, людям очень нравится, когда дядя покровительствует своей юной племяннице.
Габриель примирительным жестом взял руку графини. Подобно многим великим любовникам и харизматичным дикарям, он был мастер заставить любую женщину, на которой сосредоточил свое внимание, почувствовать себя единственной во всем зале.
— Вы подарите мне этот танец, любовь моя? — тихим, вкрадчивым голосом шепнул он. — Давайте подбросим старым кошелкам настоящую пищу