- Капитан Якобус влюблен в нее, - объяснил мэтр Ганс. - Он не может спокойно спать, если не повидает её.
- Итак, он наш! - заключил Рено.
- Мэтр Ганс, теперь вы свободны. Больше мы вас не задерживаем, заговорил, поднимаясь, Арман-Луи. - Но если графу де Паппенхейму станет известно хоть слово, одно только слово из нашей беседы, так же наверняка, как и то, что я ла Герш, пулей из пистолета я размозжу вам голову.
- Ах, сударь! Не стоит трудиться! Как только мой хозяин догадается о том, что вам все рассказал, он меня просто задушит, - сделав над собой усилие, оруженосец стал на ноги. - А теперь, господа хорошие, - добавил он, - позволено ли мне удалиться?
- Уходи! И мой тебе совет: не суйся больше в трактир "Три пинты".
Г-н де Шофонтен ещё не закончил говорить, а мэтр Ганс уже открыл дверь и улизнул прочь.
- А нам пора наведаться к капитану Якобусу. - сказал Арман-Луи.
Тяжкий вздох вырвался из груди Каркефу:
- Вам, кажется, доставляет удовольствие то, что мы подвергаем себя опасности, что идем на верную гибель? - спросил он, обращаясь к маркизу.
- Более того, я считаю, что мы потеряли понапрасну много времени, ответил Рено.
- Хочу засвидетельствовать вам следующее: в моих венах нет больше ни капли крови, - сказал Каркефу. - Но следуйте за мной: я знаю проселочную дорогу, которая ведет прямо в красный дом мадам Евфразии.
Ночь уже совсем опустилась на землю, когда три приятеля очутились наконец перед домом, все окна которого были закрыты. Каркефу приложил ухо к щели в ставне, сквозь которую пробивался лучик света.
- Там шушукаются и смеются, - сказал он тихо и, прильнув глазом к маленькому отверстию, которое позволяло наблюдать за тем, что происходило внутри, добавил: - Стол накрыт, волк - в овчарне.
Дорога, по которой капитан Якобус пришел в трактир "Три пинты", была с обеих сторон обсажена развесистыми дубами. Каркефу вместе с двумя приятелями проследовал по ней и сел на траву, свесив ноги в канаву.
- Если капитан на лошади, он ускользнет от нас, - сказал Арман-Луи.
- Я давно знаком с мадам Евфразией, - похвастал Каркефу. - Это довольно скромная, всегда укутанная особа. Занавесочки на её окнах, как и сейчас, обычно целомудренно опущены. Она раздвинула бы их, если бы услышала топот копыт: значит, капитан пришел пешком.
- У этого придурка на все есть ответ, - заметил ему Рено.
- Увы! господин маркиз. Пусть я придурок, да все вижу! Позвольте, я вручу мою душу Богу... Рапира капитана, может быть, чуть короче рапиры мэтра Ганса, но зато рука капитана будет посильнее. Не пройдет и часа, как он продырявит мою кожу... бедная моя дорогая кожа!
Луна хотя и была в окружении нескольких белых ватных облаков, но в бледном её свете все же просматривался большой кусок дороги. Деревья стояли не шелохнувшись. Тихо, ни ветерка. Только филин ухал где-то во мраке ночи.
- А если нам уехать? - спросил Каркефу.
- Вино подано, значит, его надо пить! - ответил Рено на шутку шуткой.
- Ах, господа, всем известно, что я не пью!
- Лицемер! - перебросился словом и Арман-Луи.
В то время красная дверь одинокого домика открылась и внезапно вырвавшийся из неё свет залил дорогу. Силуэты двух теней вырисовывались в квадрате освещенного пространства: один из них тотчас огляделся вокруг и глубоко завернулся в плащ, заботливо высвободив правую руку. Затем дверь закрылась, погасив свет, и все погрузилось во мрак.
Почти сразу на дороге послышались шаги.
- Вот он! - прошептал Каркефу.
Капитан бодро вышагивал, напевая.
- Вы слышите? - снова проговорил Каркефу: - Громовой голос, Геркулесова поступь... Господа! Мне плохо, я теряю сознание!
Каркефу упал и, ползя по земле, крепко привязал к стволу дуба, по правую сторону дороги, один конец веревки; другой её конец он обмотал и туго затянул вокруг березовых пней, по левую сторону дороги.
Та же самая веревка, что недавно привела в ужас мэтра Ганса, теперь была натянута на высоте шести дюймов над землей и совсем не заметна в темноте.
Капитан Якобус только что углубился в лес. То ли из присущей ему осторожности, то ли потому, что ему послышался легкий шорох, но уже с первых шагов он остановился и пристально вгляделся в неясные очертания дороги.
- Помоги нам, Бог Фехтования! - прошептал Рено.
Или Бог Фехтования внял молитвам дворянина, или капитан не заметил ничего такого, что подтвердило бы его внезапную настороженность, - но он снова двинулся вперед. Минута или две отделяли его от столкновения с натянутой веревкой. Каркефу затаил дыхание. Капитан ускорил шаг - но вдруг он зацепился ногой за веревку, упал и растянулся на дороге.
Страшные проклятия сорвались с его губ, но, прежде чем подняться, он попытался выхватить из ножен ту самую рапиру, при одной лишь мысли о которой Каркефу холодел.
Вскочив на ноги, капитан огляделся: три человека, обнажив шпаги, преграждали ему путь.
- Не волнуйтесь! - сказал ему Каркефу. - Я взял на себя труд освободить вас от этой слишком острой железки ничего: нет более опасного для человека, который падает.
- Ах, так это засада! - сказал капитан, скрестив руки на груди.
- Сударь, мы можем объясниться, - холодно заверил его Рено.
- Трое против одного?.. Если вы дворяне - это не по правилам, но если вы бандиты - что вам нужно?
Г-н де ла Герш подошел к нему ближе:
- В замке, неподалеку отсюда, живут старик, молодая девушка, десять жалких слуг. Один человек, вопреки гостеприимству хозяев, задумал план похищения девушки, живущей под присмотром старика. А вы, капитан Якобус, не задумываясь, предлагаете гостю свои услуги и услуги своего отряда, чтобы осуществить его затею, к тому же за это преступление он обещал вам сто золотых экю - и это поступок дворянина?
В ответ капитан выхватил из-за пояса кинжал и в бешенстве выкрикнул:
- Ты забыл, что у меня есть ещё и это оружие? Умри же! - и, словно пантера, он набросился на Армана-Луи.
Но молодой человек увернулся от его выпада и, скользнув под руку капитана, схватил его за горло с такой силой и так резко, что с синим лицом и налитыми кровью глазами его враг тяжело рухнул на землю.
Не теряя ни минуты, Каркефу связал ему ноги и руки.
- Ничтожества! - крикнул капитан, приходя в себя, барахтаясь в дорожной пыли.
- Сударь, - сказал Рено. - Не надо сердиться на моего друга: он гугенот - и научен всякого рода премудростям в общении с простыми людьми. В сущности, его воззрения полны благодушия и таковы, что и истинный католик также был бы счастлив их принять. Просто он хочет уберечь вас от соблазна и предоставить вам такое убежище, где бы вы предавались размышлениям о суетности жизни. Не беспокойтесь о тех свечах, которые должны будут появиться в окне графа де Паппенхейма. Господин де ла Герш берет на себя труд задуть их; я ему в этом помогу.
Капитан напряг мускулы, чуть ли не разрывая их, но веревки, которыми он был связан, не поддавались.
- Я понимаю ваш гнев, - продолжал Рено. - Но, принимая во внимание то, что, с одной стороны, вы теряете сто золотых экю, то есть кругленькую сумму, а с другой, что вы рискуете лишиться жизни, я предлагаю вам за это компенсацию.
Капитан Якобус вдруг успокоился.
- Как вас зовут, сударь? - спросил он.
- Маркиз Рено де Шофонтен.
- Теперь я припоминаю вас.
- Я надеюсь.
Каркефу срезал, между тем, несколько крепких веток и сладил из них носилки. На эту импровизированную кровать и положили капитана.
- Куда мы теперь? - спросил Каркефу.
- Ко мне, - ответил Рено. - Я хочу, чтобы капитан Якобус запомнил мое лицо при свете дня и не забывал никогда.
Через два дня после того, как был схвачен капитан Якобус, г-н де Шарней известил своего гостя, графа Годфруа, о том, что завтра уезжает не целый день для решения важных дел за пределы Гранд-Фортель.
- Я покину замок рано утром, если не возражаете. Вместо меня остается господин де ла Герш, - сказал он.
Г-н де Паппенхейм и мэтр Ганс обменялись многозначительными взглядами.
- Не беспокойтесь, господин граф! Скоро и я распрощаюсь с вами, ответил г-н де Паппенхейм.
Уже через несколько часов три свечи полыхнули в окне немецкого дворянина.
"Ну-ну! Значит, похищение намечено на завтра", - подумал Арман-Луи, стоя на посту на Вороньем холме.
После того, как капитан Якобус был схвачен на дороге у красного дома, Каркефу расположился на постой в Гранд-Фортель, чтобы в нужное время успеть предупредить Рено о том, что происходит с гугенотом. В случае необходимости у него на конюшне была приготовлена оседланная и взнузданная лошадь.
- Мчись во весь опор! И чтобы на рассвете был здесь! - сказал ему Арман-Луи.
Каркефу поставил ногу в стремя, стегнул лошадь хлыстом и дал шпоры.
- Все эти волнения сокращают мне жизнь! - сказал он.
7.
Большому кораблю - большое плавание
С тех пор как г-н де Паппенхейм обговорил свой план с капитаном Якобусом, он окружил Адриен повышенным внимание и заботой. Челядь он осыпал золотом. Его щедрость сразу же покорила лакеев.