- Я готов всегда.
- Впрочем, для военного человека это дело такое же простое, как ограбление фруктового сада для школьника... Четверти часа и двух железных пальцев для этого вполне достаточно.
Капитан Якобус подбоченился и, крутя ус, сказал:
- Если это такое простое дело, почему бы графу Паппенхейму не попробовать это сделать самому? - спросил он. Стоило ли беспокоить капитана ради того, что под силу школьнику?
- Ты хочешь знать, почему я сам не берусь за это дело? Знай же: наследному маршалу Германской империи не совсем к лицу поднимать шпагу против нескольких батраков во главе с ребенком. Если случайно возникнет какое-то опасное осложнение, что ж, я вмешаюсь!
- Ладно! - сказал капитан. - Все операцию выполняют мои люди, а вы берете девушку... я правильно все понимаю?
- Значит ли это, что ты отказываешься?
- Ах, господин граф, я воевал в Германии с графом Масфельдом, в Польше - с королем Сигизмундом, в Италии - с Пикколомини, повидал и многих других. Поэтому с некоторых пор, когда кричат - я глух, когда плачут - я слеп, когда сопротивляются - я наношу удары...
- Что ж, хорошо.
- Между прочим, я действую по поручению одного уважаемого сеньора. Он из Италии, я - из Богемии. Кто заказывает - тот платит, кто платит - тот вынужден подчиниться каким-то условиям.
Граф улыбнулся и, садясь, сказал:
- Думаю, мы договоримся.
- Все решит цифра, которую вы назовете, ваша светлость.
- Даю сто золотых экю.
Капитан поклонился:
- Рука и шпага - ваши, - сказал он.
- Сколько у тебя людей?
- Около тридцати человек. Если понадобится, будет и сотня; мне потребуется всего лишь двадцать четыре часа, что бы собрать их.
- Это ни к чему. Попридержи свою банду ещё дня три в лесах. Мой оруженосец известит тебя, когда придется действовать. Тогда и выступай.
- Договорились.
Г-н де Паппенхейм задумался ещё на минуту, глядя на капитана.
- Надо бы все предусмотреть, - сказал он. - Кстати, не исключено, что тебя уже два или три раза видели с моим верным оруженосцем. Несмотря на то, что вы приняли все меры предосторожности, возможно, чье-то недремлющее око заметило вас, когда вы пересекали старые рвы замка... Старайтесь действовать, не вызывая подозрений. С мэтром Гансом вы больше не увидитесь.
- Каким образом мне будет сообщено о времени выступления?
- Сигналом. Нет ли места, откуда бы замок и это окно были видны как на ладони?
- Пожалуй, лучше всего замок просматривается с Вороньего холма.
- Прекрасно. Необходимо, чтобы каждый день в девять часов ты появлялся там верхом на лошади.
- Ясно. В девять часов, верхом на лошади, - повторился капитан.
- Если ты увидишь в этом окне одну свечу, это означает, что по какой-то причине я вынужден отложить осуществление нашего плана на день или на два.
- Понятно. А если их будет две?
- Значит, все отменяется.
- Какого черта! А как же сто золотых экю?.. У моих людей отличный аппетит и жуткая жажда...
- Обещанная сумма все равно будет ваша. Вы получите свои сто экю.
- Вы говорите как царь Соломон, мудрейший из мудрых...
- Но если ты увидишь в окне три свечи, добавь по кружке вина своим людям и дай двойную порцию фуража лошадям: это означает, что выступление намечено назавтра. Идет?
- Как скажете, ваша милость.
- А! Вот что еще! Я не люблю, когда зря бренчат шпагами. Если похищение удастся - не затевайте никакой драки, и если не будет сопротивления - никакой стрельбы!
Недовольная гримаса появилась на лице капитана:
- Вы портите все удовольствие, господин граф... Мы что: мы в Моравии сжигаем монастыри, в Пфальце - деревни, в Венгрии - замки, и это греет и забавляет солдата...
- Таково мое условие - избегать лишних неприятностей... Один раз и ты мог бы отступить от своих правил? Не так ли?
- Ради вас, ваша светлость, я готов взять грех на душу. Ладно, мы не станем ничего жечь...
- А вообще-то, кто знает как будут разворачиваться события... Есть здесь один дворянин, задиристый, как молодой петушок... У него, разумеется, есть слуги, друзья... Если он возьмется за шпагу, возможно, что опасной стычки не миновать.
- Тем лучше! Будем драться!
- Тебе придется захватить замок и обезоружить дворню. Мои люди будут конвоировать девушку.
- После того, как мы похитим ее?
- Разумеется. Кстати, позаботьтесь о том, чтобы сохранить её невинность.
- А потом?
- Потом, капитан Якобус, тебе будет позволено пропивать и проедать твои сто золотых экю. Пусть твои люди от души повеселятся.
- Конечно. Приятно, граф, что вы это понимаете. А теперь давайте позаботимся о будущих покойниках.
- Что ты имеешь в виду?
- Я прошу по десять экю за каждого из них. Будут вдовы и сироты, господин граф. Особенно вдовы - они всегда рыдают - и не только от горя, но и от страха остаться в нищете... Надо им помочь!.. И кроме того, покойник для меня означает ещё и то, что в моей команде стало одним солдатом меньше.
- Ты получишь по десять экю за каждого погибшего бойца.
- За такую цену, господин граф, вся команда целиком ваша. Исключая меня, конечно.
Г-н де Паппенхейм пожал руку собеседнику, и капитан Якобус удалился в сопровождении оруженосца, несущего факел.
И уже вдогонку капитану граф сказал:
- Вы оба вошли через куртинную лестницу. Выходите через караульную дверь - излишняя осторожность не повредит.
В следующее мгновение капитан Якобус и оруженосец исчезли в черном проеме винтовой лестницы.
Арман-Луи тем временем продолжал наблюдение за замком. Однако едва заметная дверь у подножия разрушенной стены больше не открывалась, и не было ни малейшего признака какого-либо движения рядом с ней. Но в светящемся все ещё окне графа, казалось беспрестанно метались две черные тени. Внезапно свет погас. Арман-Луи замер, мысленно подсчитывая количество ступеней, которые должны были пройти неизвестные визитеры графа де Паппенхейма от его комнаты до того места у полузасыпанного защитного рва, где с минуты на минуту он рассчитывал их увидеть. По времени он уже дважды мысленно сам прошел по лестнице. Но у выхода так никто и не появился.
С той стороны башни замка, где недавно светилось окно г-на де Паппенхейма, был мрак.
- Как странно! - прошептал Арман-Луи.
Он собирался было выйти из своего укрытия, как вдруг ему показалось, будто за купами высоких деревьев он различил звук треснувшей сухой ветки, на которую кто-то наступил; этот звук был знаком Арману-Луи, привыкшему бродить по лесам не только днем, но и под светом звезд, когда чувства улавливают все звуки. Он прислушался: такой же звук, только дальше, раздался снова.
"Ах, негодяи! - подумал он. - Они вышли через караульную дверь!"
Арман-Луи стремглав помчался туда, к концу тропинки, по которой должны были идти неизвестные. Он дошел уже до опушки с высокими деревьями, когда в ночи вдруг раздался конный топот, и почти тотчас рядом с ним пронесся всадник, темный и легкий, как дух тьмы. Юный дворянин всматривался во мрак ещё какое-то время, тщетно пытаясь найти глазами загадочного наездника в котором, сколь ни стремителен тот был, он все же успел узнать оруженосца графа де Паппенхейма.
Арман-Луи протянул руку в направлении, куда проследовал темный всадник.
- Иди, беги, мчись! - сказал он. - Но я все равно узнаю твою тайну!
И твердым шагом он отправился обратно в Гранд-Фортель. Утром Арман-Луи бросился спешно разыскивать г-на де Шофонтена.
- Ты прав, - сказал он ему. - Граф что-то затеял.
И он коротко рассказал ему то, чему был свидетелем накануне.
- Надо посоветоваться, - сразу отозвался Рено. - Видишь, как приключение, на которое я возлагал столько надежд, обнаруживает свои тайны. Этим нельзя пренебречь! Каркефу, приятель, выскажи и ты свое мнение по этому поводу.
Каркефу глубоко вздохнул.
- Я уже чувствую запах зеленого леса и слышу треск ломаемых веток, сказал он. - Я прошу, чтобы меня упрятали куда подальше, где бы никакая сломленная ветка не смогла меня достать.
- Каркефу, дорогой мой, - снова обратился к нему Рено. - Ты мог бы оказать нам неоценимую услугу: ты ведь знаком с оруженосцем Паппенхейма! Если ты будешь упорствовать и откажешь нам, я вынужден буду просить тебя об этом, но толь ко уже при помощи ветки, специально для тебя отломленной от ствола этой молодой березы.
- Понял, - сказал Каркефу. - Мы должны бежать навстречу опасности? Бежим! Быстро!
- Каркефу, друг, ты ангел!
- Да, господин маркиз, только тощий ангел. Оруженосца, о котором вы говорите, я знаю. Он носит огромную рапиру, от которой у меня начинается нервная дрожь, когда я вижу её. Однажды я расположил его к себе тем, что показал кабачок, где подают слабое анжуйское вино, которое он очень уважает.
- Какой приятный оруженосец! А заглядывает ли он хоть иногда в этот кабачок после того случая, когда ты столь любезно указал ему туда дорогу?
- Хоть иногда? Зачем вы его обижаете?! Да он ходит теперь туда каждый день, к тому же дважды: утром, чтобы освежить мозги, а вечером - чтобы снять усталость.