Она оставила Филлипа в маленьком восточном кафетерии у входа, а сама стала медленно обходить роскошный отдел дамских туалетов, представляя себе, какой увидел бы ее Блейк во всех этих дорогих нарядах. Она ему покажет, что значит красивая женщина! Самая красивая из всех, кого он видел на свете! Он будет стоять как вкопанный и не сводить с нее глаз!
Но, примерив одно из выбранных ею платьев, она увидела в зеркале всего лишь маленькую девочку, которая играет в маскарад. Ей нельзя было дать больше пятнадцати. Она совсем сникла. Чем дольше она всматривалась в свое отражение, тем более сутулой казалась ее фигура.
— Это вам не подходит, да? — спросила ее приятная белокурая продавщица. Кэтрин грустно покачала головой:
— На манекене оно казалось таким красивым…
— Потому что оно скроено на более высокую и худую фигуру, чем ваша, — пояснила статная пожилая женщина. — Позвольте предложить вам кое-какие остромодные вещи.
— Да-да, прошу вас! — радостно воскликнула Кэтрин.
— Подождите.
Три принесенных женщиной платья выглядели вовсе не такими потрясающими, как те, которые выбрала Кэтрин. Они были простого покроя, без складок и оборок, да и цвета сплошь пастельные — фисташковый, серебристо-черный и нежно-бежевый. Но на Кэтрин платья ожили. В сочетании с черным цветом ее волос и зеленью глаз фисташковое производило ошеломляющее впечатление. Черно-серое подчеркивало округлые линии фигуры и притемняло глаза. Бежевое дивно шло к лицу, а простая линия кроя придавала ей элегантность и делала старше на несколько лет.
— А вот это — на вечер, — сказала женщина под конец, вынося бархатное платье вишневого цвета с глубоким острым декольте и разрезами у бедер.
Не платье, а мечта, решила Кэтрин, изучая свое отражение в зеркале. Она даже зарумянилась, представляя, как отреагирует Блейк на этот соблазнительный туалет, но вдруг померкла, вспомнив, как он предостерегал ее от провокаций. Но ведь имеет же она право носить то, что ей нравится…
— Кэтрин, нам пора… — позвал ее Филлип.
Она вздернула бровь, и глаза ее лукаво заискрились. Интересно, как подействует на Филлипа это роскошное платье?
Она раздвинула занавеску и вышла из примерочной. Он воззрился на нее, раскрыв рот.
— Кэтрин? — только и промолвил он, словно не веря своим глазам.
— Да, это я, — заверила она его. — Ну, Фил, разве не мечта?
Он с сомнением покачал головой:
— В общем-то мечта…
— А в чем же дело? — спросила она, подойдя к нему поближе, чтобы не слышала продавщица, прятавшая улыбку на почтительном расстоянии.
— Ты уверена, что н таком туалете можно появляться в обществе? — спросил он.
Она улыбнулась:
— Почему бы и нет? Оно очень модное. Тебе правда нравится?
Он собрался с духом:
— Кэт, дорогая, мне-то нравится. Но Блейк…
Она бросила на него строгий взгляд:
— Я же запретила упоминать о Блейке…
— О нем придется упоминать, если ты собираешься носить это платье, — сказал он, заглядывая за глубокий вырез лифа, не скрывавший мягких линий ее груди. — Уж он сумеет настоять на своем.
Она дерзко встряхнула длинными кудрявыми волосами:
— Держу пари, что эта актриса носит более смелые туалеты, чем этот.
— Носит, — согласился он. — Но она ведет другой образ жизни, не такой, как ты, киска.
— Ты хочешь сказать, Фил, что она спит с мужчинами? — упорствовала она.
— Тише ты, ради Бога! — сказал он, оглядываясь, не слышит ли их кто-нибудь. — Вспомни, где мы находимся.
— Но ведь спит, правда? — ее несло.
— Я знаю, что ты повздорила с Блейком из-за приезда твоего друга-писателя, — мягко втолковывал ей Филлип. — Но не воображай, что ты переубедишь его, если будешь оскорблять его очередную пассию. Он оставит от тебя мокрое место, Кэт.
Она почувствовала, как в ней поднимается волна ярости.
— Я устала от его рекомендаций, как мне вести себя. Я хочу уехать и снять квартиру.
— Не говори ему пока об этом, — взмолился Филлип.
— Я уже сказала, — отрезала она.
— А он что?
— Конечно же, запретил. Он всегда все запрещает. Но с меня хватит. Я собираюсь найти себе дело и снять квартиру, а ты мне поможешь, — прибавила она, лукаво глядя на него снизу вверх.
— Черта с два стану я тебе помогать! — парировал он. — Я не собираюсь ради тебя предавать Блейка.
Она топнула ножкой:
— Все вы такие, современные мужчины!
— Что ты хочешь этим сказать? — любезно поинтересовался он.
— Только то, что ни у кого не хватает духу вступиться за меня перед Блейком! Вся надежда на Ларри! — упрямо добавила она.
— Если он и рискнет, ему не поздоровится, — сказал Филлип. — А если ты купишь это платье, Кэтрин, я уеду куда-нибудь подальше на уик-энд. — Он пожал плечами. — Терпеть не могу вида крови.
— Блейк ничего мне не сделает, — промолвила она хмуро. — Тем более при гостях.
— Блейк способен на все и всегда, при ком угодно. И если ты не поняла этого, значит, ты еще более сумасшедшая, чем я думал. — Он покачал головой. — Сдай позиции, Кэт. Блейк желает тебе только добра.
— Это не относится к делу, Филлип, — ответила она, разглаживая бархат своими тонкими пальцами. — Я не желаю подчиняться ему до конца моих дней, Блейк мне не сторож.
— Если ты появишься вечером в этом наряде, тебе наверняка потребуется сторож, — пробурчал он, не сводя с нее глаз.
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Ты ужасно милый.
— Кэтрин, ты в этом уверена?
— Не будь таким занудой, — сказала она и кивнула продавщице:
— Я забираю все. И еще вон то зеленое бархатное.
Филлип нахмурился:
— Какое еще зеленое бархатное?
— Оно еще более смелое, чем вишневое, — соврала она, припомнив высокий корсаж и изящные линии одного из примеренных ею туалетов. — У него вообще открыта вся спина, — прибавила она трагическим шепотом.
— О! — Филлип поднял глаза к небу.
— Не упоминай имя Господа всуе, — сказала Кэт, — у Него и так полно забот с войнами и пропитанием человечества.
— А у меня с тобой, — простонал он.
— Ты прелесть, — сказала она, погладив его по щеке, прежде чем направиться к кассе. — Пойдем, ты подпишешь чек.
— И чье имя прикажешь поставить? — спросил он.
— Ох, до чего ты глупый! — рассмеялась она.
На обратном пути они успели перекусить, так что прокрались незамеченными по черной лестнице, чтобы переодеться к обеду. Кэтрин приняла ванну, скользнула в вишневое бархатное платье и уложила свои длинные волосы в пикантный узел на макушке, а несколько прядей выпустила из прически, чтобы они вились вдоль щек, подчеркивая пылающий на них румянец. Она немного подкрасилась — ровно настолько, чтобы придать загадочность взгляду, намек на искушенность. Женщина, глянувшая на нее из зеркала, ничем не напоминала молодую девушку, вышедшую утром из той же комнаты, чтобы ехать за покупками.