— Здравствуй, Сара, — им овладели эмоции, увидев ее, и зная, что она, должно быть, пережила после смерти родителей.
Ее лицо почти не выражало эмоций. Только, настороженность. Она протянула ему руку.
— Здравствуйте, мистер Харстон. Оскар думал, что вы прибудете сегодня.
Генри потянулся к ее руке, и осторожно пожал ее, снова обдумывая каждое свое движение и манеру. Он посмотрел ей в глаза, и увидел прежнюю добрую невинность, которая была присуща ей еще в детстве, преобразовавшуюся лишь зрелостью, но все же это была Сара.
— Здравствуй, Сара. Я так рад тебя видеть, — он осторожно сжимал ее руку, и боролся с желанием обнять ее.
Она улыбалась с опаской, и переступала с ноги на ногу. Ее волнение в его присутствии только усугубляло печальное положение.
— Не желаете войти внутрь? — он мог сказать, что ее смелось, была шаткой, словно она искала поддержки.
— Конечно, — подготовив себя к душераздирающим испытаниям от отсутствия Эдварда и Энн, он снял шляпу, и прошел через порог, озираясь по сторонам. Темно коричневый плащ
Эдварда висел на вешалке, а фартук Энн трагично висел одиноко на кухне. Он справится, ради них. Забота об их дочери, и когда Мэтью вернется назад, об их сыне, теперь его обязанность.
— Могу я вам что-нибудь предложить? Чай? Кофе? — Сара указала на кухню.
Генри улыбнулся.
— Конечно, на твое усмотрение.
— Я только что заварила кофе, будете?
Он кивнул, и она быстро свернула на кухню, доставая две тускло зеленые кофейные чашки из шкафа. Он заметил, что у нее дрожат руки, и ему хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы унять ее волнение.
— Вам положить сахар, или..?
— О, нет. Просто черный.
Она разлила кофе по чашкам и принесла их к маленькому столу у стены. Генри сел, и стал наблюдать, как она осторожно положила два кубика сахара в свою дымящую чашку и слегка размешала. Будет нелегко выполнить задуманное. Ему нужно начать разговор, если он хочет убедить ее хоть в чем-нибудь.
— Сара, — начал он, но тут же понял, что в его мыслях разговор казался ему гораздо легче, чем на самом деле. — Часть меня умерла, когда я узнал об аварии. Я знаю, что ты не помнишь, но я скажу тебе, что любил твоих родителей, как родных. Ничто не заполнит пустоту оставшуюся после них.
Сара кивнула и вглядывалась в свою чашку, словно читая послание сквозь темную жидкость.
— Я понимаю, о чем вы говорите, мистер Харстон. Я тоже ощущаю пустоту. Иногда я задаюсь вопросом почему. Почему это произошло? Почему я выжила, а они нет?
Генри сделал глубокий вдох. Этим же вопросом он задавался с самой смерти Катрин, но никто не знал на него ответ.
— Хотел бы я знать ответ. Хотя, — он остановился, потерев бровь, — возможно и не хочу, если подумать. Видишь ли, я думаю, нам не следует знать ответы на это. Почему так, а не иначе? Не думаю, что мы смогли бы справиться с подобной информацией. Это подвластно одному лишь богу, и никому больше, понимать такие вещи. Возможно, таким образом, он избавляет нас от непосильной ноши. — Он медленно пожимает плечами и хмурится. — Я не знаю.
Сара помолчала и посмотрела на него. После глубокого вздоха она кивнула.
— Я думаю, вы правы. Просто мне кажется, что если бы я знала, почему это произошло, то мне бы стало легче жить. Но я понимаю, что неважно знаю я это или нет, ничего не изменится. Это пустота будет со мной до конца моих дней. Я просто пытаюсь свыкнуться с этим.
Генри кивнул и взглянул на ее прекрасное лицо искаженное скорбью. Он сам задавался тысячу раз всеми этими вопросами, которые сейчас в ее голове. Ему было жаль, что ей пришлось пережить эту трагедию в столь юном возрасте. Ведь даже в зрелом возрасте это нелегко. Все что они теперь могут сделать, это не прекращать дышать, и чтить память людей, которых они любили и сделать все, чтобы они гордились ими.
С этой новой миссией, закравшейся в его мысли, он достал старую фотографию из нагрудного кармана плаща, и передвинул ее по столу к кофейной чашке возле Сары.
— Это мы вчетвером, — он приподнял брови и склонил голову на бок, возвращаясь в те воспоминания. — Кажется, это было лет сто тому назад, мы были намного моложе тогда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сара с почтением подняла фотографию, словно любое резкое движение могло уничтожить изображение.
Генри наблюдал, как ее взгляд двигается по фото от одного лица к другому. Она посмотрела на Генри и снова на фотографию. Она задержала взгляд на Катрин, и Генри видел ее стремление распознать лицо.
Он глянул поверх фотографии и указал пальцем на фото.
— Катрин. Моя жена, Катрин. Она и твоя мама были… близки. Как сестры. Лучшие подруги, на самом деле.
Сара разглядывала двух женщин державшихся под локти, улыбающиеся и счастливые. Она подняла взгляд на Генри, словно хотела что-то сказать, но потерев лоб, опустила глаза обратно к фотографии.
— Должно быть, вам обоим было тяжело узнать об аварии.
Генри провел рукой по рту.
— Катрин погибла несколько месяцев назад.
Сара посмотрела на него, и Генри заметил сочувствие в ее глазах. Даже не смотря на то, что Сара не помнила ничего из прошлого, он все-таки надеялся, что где-то глубоко в душе она все же помнит его. Но даже если нет, ни время, ни травма, ни горе, не смогли стереть всегда присущее ей сострадание.
— В нашем амбаре начался пожар. Она была внутри, и не смогла выбраться вовремя. Каждую минуту с того момента я пытался отыскать ответы, что произошло, и почему. Пока не получил письмо от Оскара. Потом я начал думать о тебе и о том, что я должен помочь тебе. Катрин хотела бы этого от меня.
Сара кивнула и положила фотографию обратно на стол.
— Я многого не помню, мистер Харстон, и…
Генри остановил ее.
— Прошу, Сара. Ты никогда не называла меня «мистер Харстон», ни разу в жизни, а я знаю тебя с самых пеленок. Поэтому прошу, зови меня Генри.
Сара нервно поерзала на своем стуле, но повторила.
— Хорошо, Генри, — она сделала глубокий вдох и начала заново. — Многое в моей голове покрыто, словно густым туманом. Словно, я даже могу видеть сквозь него, но не важно, сколько бы я ни старалась, у меня не получается. А некоторых вещей я совершенно не помню. — Она качает головой. — Ничего, ничего нет, но я знаю, что-то должно быть. Воспоминания о детстве. У меня нет никаких воспоминаний, кроме тех, что произошли не так давно в моей жизни. Это очень страшное и одинокое ощущение. И, — она остановилась, — я надеялась, вы поможете мне в этом.
— Я знаю, Сара. Воспоминания, это все что у нас остается, когда что-то проходит или заканчивается. Они делают нас теми, кто мы есть, с чего мы начинали. Я сделаю все возможное, чтобы пролить свет на туман в твоей голове.
Сара легонько пробежалась кончиками пальцев по рукам мамы на фотографии, и закрыла глаза, прежде чем посмотреть на него с решительностью.
— Вы пойдете со мной, Генри? Я хочу вам кое-что показать.
— Конечно.
Они вдвоем отодвинули стулья, и скрежет стульев о деревянный пол нарушил тишину дома.
Сара указала на лестницу.
— Это наверху.
Генри следовал за ней, удерживаясь за перила с каждым медленным шагом. Он с самого начала знал, что это станет для него испытанием. Но Сара нуждалась в нем. Он должен был отодвинуть свое беспокойство в сторону, сосредоточиться на Саре и забрать ее домой в Колорадо.
На вершине лестнице Генри заметил аккуратную комнату, в ней едва хватало места для кровати и ночного столика. Даже без объяснений Сары он знал, что эта комната ее родителей.
Возле окна Сара остановилась и уставилась на чемодан, лежащий на полу. Он мгновенно узнал его, и подумал о том дне, когда помогал Эдварду загружать вещи в их грузовик. Сара опустилась на колени возле него, и раскрыла металлические застежки. Подняв со скрипом крышку, она посмотрела на Генри.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Здесь внутри вещи, и мне кажется, что я должна знать что это, но не помню. Возможно, вы сможете мне помочь?
Генри опустился рядом с ней и, не сводя глаз с содержимого, ответил: