Париже и Пизе, или превосходили бы их. Часы проникли и в монастыри с церквями, начав диктовать монахам, священникам и прихожанам время работы, трапез и богослужений. Доступные для всего сообщества часы стали символом упорядоченности городской жизни и глубокой набожности. К 1450 г. в 20 % городов с населением свыше 5000 человек имелись хотя бы одни общедоступные часы, а к 1600 г. такие часы были установлены в большинстве церквей[559].
Распространение общедоступных часов — наглядная историческая примета возникновения характерной для людей Запада психологии времени. Если вы бывали в Амазонии, Африке, Океании или других местах, то, несомненно, заметили самую очевидную черту западного отношения ко времени: одержимость его экономией. В отличие от моих фиджийских друзей, я всегда чувствую, что времени не хватает. Я вечно пытаюсь «сэкономить время», «выделить время» или «найти время». Весь день я слежу за временем, потому что мне нужно успеть на следующую встречу, на прием к врачу или за ребенком в детский сад. Напротив, мои фиджийские друзья и ассистенты просто не могут приспособиться к такому циферблатному отношению ко времени, даже если я предоставляю им соответствующие технические средства и прямые финансовые стимулы. В самом начале, когда я только стал руководителем исследовательского проекта в Тихоокеанском регионе, я приобрел для всех своих ассистентов электронные часы, надеясь, что это поможет им вовремя приходить на встречи, начинать интервью и принимать пищу. Но это не сработало. Казалось, им нравилось носить часы (возможно, в силу моды), но вот посмотреть на них им почти никогда не приходило в голову. Однажды, работая за ноутбуком с одним особенно энергичным научным сотрудником, я взглянул на такие часы на его запястье, чтобы узнать, сколько времени. Расхождение с моим внутренним представлением о том, который час, было настолько сильным, что я сразу понял: его часы отстают. Оказалось, они отставали на 25 минут и, подозреваю, уже несколько недель.
Чтобы оценить экономность в отношении времени, психологи Ара Норензаян и Роберт Левин разработали несколько методик, которые и применили в 31 городе. Сперва их группа незаметно замеряла скорость движения пешеходов по центральным проспектам. Идея состояла в том, что люди, озабоченные экономией времени, ходят быстрее. Как и следовало ожидать, жители Нью-Йорка и Лондона мчались по тротуарам, преодолевая километр менее чем за 11 минут, в то время как по Джакарте и Сингапуру люди прогуливались в умеренном темпе и на преодоление километра у них в среднем уходило почти 14 минут. Это означает, что жители Нью-Йорка и Лондона ходят по крайней мере на 30 % быстрее, чем жители городов с более медленным ритмом жизни. Рисунок 11.1 показывает, что городские жители в более индивидуалистических обществах, как правило, ходят быстрее, чем жители стран, где уровень индивидуализма ниже. Эта корреляция сохраняется даже при удержании размера городов на неизменном уровне.
Чтобы оценить экономность в отношении времени вторым способом, ученые отправлялись в почтовые отделения в центре каждого из городов и случайным образом покупали марки не менее чем у восьми служащих. Используя протокол, разработанный, чтобы минимизировать влияние всех факторов, кроме скорости работы почтового служащего, они тайно замеряли время, необходимое для совершения покупки. И опять — чем более индивидуалистичной была страна, тем быстрее там продавали марки. Эти данные свидетельствуют, что, даже если сравнивать только людей, работающих в центрах городов, жители более индивидуалистических обществ больше заботятся о времени — о его нехватке, сбережении или «плодотворном» использовании (что бы это ни значило). Таким образом, похоже, что экономность в отношении времени встроена в комплекс индивидуализма и проявляется в самых различных контекстах[560].
Рис. 11.1. Корреляция между скоростью движения пешеходов и значением сложносоставного показателя индивидуализма по Хофстеде (см. рис. 1.2) для крупных городов в 28 странах мира. Городские жители в более индивидуалистических обществах ходят быстрее[561]
Откуда берется всемирное разнообразие экономности в отношении времени?
Многие исторические свидетельства, включая данные о распространении механических часов, позволяют предположить, что эта новая психология времени начала зарождаться к позднему Средневековью, вероятно, под влиянием месива из индивидуализма, сосредоточенности на себе и аналитического мышления, которое бурлило на рыночных площадях, в монастырях и вольных городах Европы. В этой социальной среде достижение личного успеха и построение отношений требовали от людей инвестировать в собственные качества и навыки и одновременно заниматься делом — накапливать индивидуальные достижения. Столкнувшись с усилением обезличенной конкуренции, ремесленники, купцы, монахи и судьи стремились завоевать репутацию щепетильных, дисциплинированных и аккуратных людей. Новые механические часы не положили начало переходу к циферблатному восприятию времени в Европе; скорее, они просто подчеркнули и ускорили уже начавшиеся процессы. До появления таких часов, а затем и наряду с ними монахи использовали для определения времени служб свечи фиксированной длины, а учителя, проповедники и строители мерили продолжительность уроков, проповедей и обеденных перерывов по песочным часам.
Эти перемены в отношении людей ко времени было гораздо глубже простой одержимости экономией времени. До Высокого Средневековья «день» — период от восхода до заката — делился на 12 часов. Однако, поскольку время между восходом и закатом меняется в зависимости от сезона и географического местоположения, продолжительность этих часов была разной. Жизнь во многом определялась природными (суточными, сезонными и годовыми) ритмами, а «день» — рутинными делами. Более того, часто практически не было различия между «рабочим» и «свободным» временем, поскольку люди социализировались весь день, одновременно выполняя разные дела.
Характерное для людей Запада отношение ко времени все в большей мере пронизывало городскую жизнь начиная с позднего Средневековья. В сфере торговли купцы начали платить работникам еженедельно. В рамках этой системы «день» состоял из фиксированного числа часов, что позволяло хозяевам добавлять почасовую оплату за сверхурочную работу или вычитать часы за время, потерянное из-за погоды или по болезни. Кроме того, существовала и поштучная оплата труда, при которой работникам платили за количество произведенных ими подков, горшков или одеял (за каждую «штуку»). Такая схема заставляла ремесленников думать об эффективности — сколько подков я могу выковать за час? Рынки все чаще открывались и закрывались в определенные часы, что усиливало конкуренцию — все покупатели и продавцы могли взаимодействовать в одно и то же время. В контрактах стали указывать конкретные даты, а также пени за нарушение сроков, зачастую растущие с каждым днем. В сфере управления городские советы начали использовать для организации своей деятельности фиксированное время. Например, в 1389 г. городской совет Нюрнберга принял закон, согласно которому его члены должны были заседать для обсуждения текущих дел на протяжении двух часов до и двух