не было.
Хотелось бы знать, что происходит во дворце. Агата задумчиво посмотрела на дверь гардеробной комнаты. Можно, конечно, воспользоваться тайным ходом и отправиться на небольшую разведку.
Только вот ход уже не очень-то и тайный. Учитывая, что в прошлый раз Осборн поймал её именно там, он мог предположить, что она сунется туда повторно. В этот раз он её точно придушит.
Агата вздохнула и исключила этот вариант. Хорошо бы для верности эту панель заколотить или шкафом задвинуть. Где найти молоток, гвозди и шкаф?
– О чем я думаю? – нахмурилась девушка.
Занятая поисками возможностей для разведки, она едва не пропустила, как с той стороны двери раздались быстрые шаги.
Пришлось подхватить полы платья, пробежаться до кровати и запрыгнуть на матрас, накинув сверху одеяло. Последний раз такие пробежки были лет десять назад, если не больше.
«Точно. Я стащила банку вишневого варенья, и чудом сбежала от Ханны», – припомнила Агата.
В дверь постучали и, не дождавшись ответа, вошли. По шагам Агата определила горничную.
Девушка скрылась в дверях ванной, потом зашла в гардеробную, а затем осторожно приблизилась к кровати Агаты.
– Миледи? Миледи?
Агата сделала вид, что только что проснулась.
– Что-то случилось? – сонным голосом спросила она.
– Герцогиня ожидает вас в приемной.
Агата второй раз за утро резко села на кровати, откинув одеяло в сторону.
– Она здесь?
– Да, миледи.
– Герцогиня Валлу пришла в мои комнаты и ждет меня?
– Да, миледи.
На лице горничной не дрогнул ни один мускул, но Агата готова была поклясться, что девчонка удивлена не меньше её самой.
– Передай герцогине, что я скоро буду, а потом помоги мне собраться.
Горничная скрылась за дверьми, и вернулась через минуту.
Отражение в зеркале не могло ни чем порадовать хозяйку. Синяк на виске, ссадина на губе, отчетливые следы пальцев на шее, ободранные ладони. Хорошо еще, что правая нога скрылась под длинным подолом.
– Подыскать платье с высоким воротником, миледи? – спросила горничная, старательно отводя глаза от синяков на шее.
Агата зло усмехнулась и отрицательно качнула головой.
– Не нужно. Принеси халат и убери волосы.
Через десять минут Агата оказалась на пороге комнаты.
Герцогиня Валлу обнаружилась у окна.
Она обернулась на звук, слабо улыбнувшись, но не сдвинулась с места.
Её лицо сильно осунулось за прошедший день, под глазами залегли тени.
«Неужели смерть брата так её подкосила?» – с удивлением подумала Агата.
Девушка отпустила горничную и села в изящное кресло с ножками в виде тигриных лап. Подобной мебели во дворце было много. Императорский род обожал больших хищных кошек.
Картины, изображающие льва в момент прыжка, статуэтки, подставки для свечей, элементы мебели, вышивки на подушках – все с дикими кошками.
Агата больше любила собак.
Пришлось снова заставить себя думать в нужном направлении.
Герцогиня, не отрываясь, смотрела на синяки на шее внучки. Какая дилемма.
Её собственный сын покушался на её же внучку. Вернее, это была бы дилемма, если бы герцогиня любила хоть кого-то из них двоих.
Пауза затянулась, и Агата решила первой начать разговор.
– Ваш сын невзлюбил меня.
– Я вижу, – сказала герцогиня и отвернулась к окну. – Я знаю, что он напал на тебя, и скажу еще раз, ты можешь наказать его так, как считаешь нужным.
– Я могу убить вашего сына? – тихо спросила Агата. Она постаралась сделать так, чтобы её голос ничего не выражал.
– Да, – кратко сказала герцогиня.
Ответ прозвучал настолько равнодушно, что Агате захотелось переспросить.
Неужели так просто?
Она способна так легко согласиться на убийство собственного сына?
– Он для вас ничего не значит?
Герцогиня пожала плечами, обернувшись к внучке с тонкой улыбкой. Серьги-змейки в её ушах сверкнули при движении.
– Мужчины, дорогая, не способны на то, на что способны мы с тобой. Сколько пришлось вытерпеть мне, сколько тебе – известно только Небесам. Любой мужчина на нашем месте давно сломался бы. Твой брат просидел в клетке три месяца, так и не сумев сбежать, а ты вытащила его меньше, чем за сутки.
В тоне герцогини было столько ледяной гордости, что Агата совершенно запуталась. Как к этому относиться? Что она чувствует к ней? Или это вовсе не имеет значения?
Как хотелось просто отринуть лишние эмоции. Ох, если бы они подчинялись контролю!
– Что терпели вы? – спросила Агата. Как бы она не сопротивлялась, она хотела знать, что сделало герцогиню такой, какая она есть.
Мы не рождаемся со штампом «хороший» или «плохой» на лбу. Мы рождаемся людьми. Кто взял кисточку, чтобы нарисовать первую линию на листе этой жизни. Какими были те цвета?
Герцогиня медленно приблизилась, наклонилась так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, а потом потянулась и провела кончиками пальцев по синяку на виске внучки. Она почти не касалась кожи, но Агата ощутила, насколько холодной была её рука.
– Мы похожи внешне, мы похожи судьбами, Агата. Наши отцы ненавидели нас.
Герцогиня положила руку на плечо внучки, провела вниз, не касаясь оголенных участков кожи.
– Я не была нужна отцу. Его любимой дочерью была Империя. Ей он отдал всего себя.
Женщина выпрямилась и сделала шаг назад. Её взгляд изменился, руки сжались в кулаки. Обида на отца до сих пор не прошла. С каждым годом, с каждым прошедшим днем она становилась только сильнее.
– Разница между мной и братом всего одиннадцать месяцев. Жалкие одиннадцать месяцев сделали одного ребенка наследником отца, а другого невидимкой. Пустышкой! Я была для него никем. Всё, чего я хотела, всё, о чем просила – немного ласки. Да, я была настойчива. Я врывалась к нему в кабинет, а он отсылал меня с няньками. Отворачивался, когда видел в детской, – голос герцогини стал злым. Она невидяще смотрела в стену.
Агата, терзаемая любопытством, готова была выдать давно заготовленные вопросы.
«Почему вы отказались от титула Наследной Принцессы?»
«Почему сбежали из дворца?»
«Почему свергли отца с трона?»
«Зачем вам я?»
И еще несколько десятков подобных.
Но она так и не сказала и слова.
Перед ней неожиданно оказалась не герцогиня Валлу, а та маленькая девочка, которую описывал как-то Император Карл. Ребенок, желающий только любви, а встретивший равнодушие.
Агата попыталась вспомнить, как вела себя, когда поняла, что собственный отец её избегает. Что она чувствовала, видя в глазах отца отвращение и страх?
Боль.
Несправедливость.
«В чем моя вина? Что я сделала? Я виновата в том, что родилась?»
Вот о чем она думала тогда.
Эти чувства потерялись в глубинах души, но так и не исчезли. Время от времени они появляются на свет и жалят так же больно, как и