– Вы не имеете права! Это самоуправство! – обиженно выкрикнул Свирский.
Не обращая внимания на праведный гнев молодого человека, Неммерт окликнул дежурившего в коридоре боцмана и, указывая на студента, приказал:
– Заприте опасного преступника в его каюте. Никуда не выпускайте. Кормить задержанного из ресторана, но отворять дверь позволительно в присутствии второго человека. Ясно?
– Так точно, господин капитан. Только…
– Что?
– Его слуга во втором классе живет. А с ним что делать?
– Глаз не спускать.
– Разрешите выполнять?
Капитал утвердительно кивнул.
Свирский поднялся и поплелся к двери.
– Ну, не томите, рассказывайте, Клим Пантелеевич, – потирая руки в предвкушении разъяснений, Неммерт скользил любопытным взглядом по лицу Ардашева.
– Как видите, Александр Викентьевич, дельце это тонкое, субтильное. Без разговора с Еленой Николаевной мне никак не обойтись. Не могли бы вы прежде дать мне возможность переговорить с ней тет-а-тет?
– Но ведь злодей схвачен?
– И все-таки я должен до конца разобраться в деталях, – ушел от прямого ответа присяжный поверенный.
– Ну, хорошо, я приглашу ее… А потом, надеюсь, мы все-таки обсудим с вами случившееся?
– Разумеется. Правда, до этого мне еще придется допросить и стюарда, оказавшегося свидетелем адюльтера.
– Хорошо. Я предупрежу его, чтобы он подошел к вам. И все-таки ума не приложу, кто посмел хозяйничать в моем столе? – недовольно пробормотал капитан и отправился за вдовой. Не прошло и минуты, как появилась Прокудина.
За последние полтора часа Елена Николаевна заметно постарела и осунулась. На ее лице отпечаталась вся тяжесть потрясений. Волосы растрепались и под заплаканными глазами полумесяцами повисли мешки. От уголков рта к носу пролегли две глубокие морщины. Слезы уже не бежали, но вдова по привычке все еще прикладывала платок к зеницам, и от этого они еще больше краснели. Посадив даму, Ардашев расположился напротив.
– Простите, Елена Николаевна, что я вынужден задавать вам вопросы в столь трагический момент, но без этого никак не обойтись.
– Спрашивайте, Клим Пантелеевич. Вы же адвокат, а значит, я могу говорить с вами так же откровенно, как с батюшкой или доктором.
– Вы правы. Скажите, известно ли вам, откуда у Харитона Львовича появился ключ от каюты Завесова?
– А что ответил Харитон?
– Ничего. Он боится подвести какого-то человека и потому сам арестован в качестве главного подозреваемого.
– Глупый мальчишка, – она уставилась в стену. Не сводя глаз с одной только ей видимой точки, она проговорила: – Ключ ему дал тот самый стюард, которого пригласил муж свидетелем. Этот бессовестный человек сначала получил деньги от Харитона, а потом от моего супруга – за то, что рассказал о наших тайных встречах. Я понимаю, что во всем виновата только я одна, но и этот Иуда подлил масла в огонь… А Харитон не убивал моего мужа. Не такой уж он человек. Да и у Константина был пистолет, и Харитон его видел.
– Пистолет?
– Да, он всегда носил его с собой. По-моему, он называется «бульдог».
– Странно. Никакого пистолета мы не нашли. А вы можете припомнить последние слова Константина Иннокентьевича?
Дама покраснела.
– Послушайте, Елена Николаевна, меня не интересуют подробности выяснения ваших личных отношений. Я имею в виду лишь глаголы действия: «собрался», «пошел», «сказал»…
Она понимающе кивнула.
– Муж убрал оружие во внутренний карман и сказал, что он зайдет сюда, а потом поднимется на палубу. За это время я должна была собрать свои вещи и уйти.
– И куда же это вы… – вырвалось у присяжного поверенного, но он тут же спохватился, – извините за бестактность. Этот вопрос не имеет отношения к делу.
– Я и в самом деле не знала, как быть… и даже хотела покончить с собой, – тихо проговорила женщина, – но старший помощник капитана спас меня.
– Простите великодушно, что причинил вам боль. Мое корабельное жилище как раз напротив. Останьтесь на некоторое время в компании моей супруги. Позвольте я вас провожу?
– Мне все равно, – безразлично ответила женщина и пошла за адвокатом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вернувшись, Клим Пантелеевич увидел стюарда, ожидающего аудиенции.
– Вызывали? – спросил он с легким, почти незаметным кавказским акцентом.
– Входите, любезный.
Ардашев придвинул к себе стул, оставив корабельному официанту тот, на котором еще недавно восседал труп.
– Как вас величать?
– Ираклий Гогоберидзе.
– Вы присаживайтесь.
– Благодарю покорнейше, – ответил кавказец, оставшись стоять.
– Итак, любезный, вы единственный из всех опрошенных мною лиц, кто не подтвердил своего alibi.
– Прошу покорнейше извинить, но природа этого слова мне неведома, – глаза стюарда настороженно шарили по лицу своего визави.
– Хорошо, я объясню. Алиби – это нахождение подозреваемого лица в каком-либо ином месте, отличном от того, где совершилось преступление. Вот я и спрашиваю вас, где вы находились в момент, когда произошло убийство господина Прокудина? Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
– У себя.
Присяжный поверенный достал часы и открыл крышку – из корпуса потекла металлическая мелодия оперетты Кальмана.
– А который был час?
– Десять или около того.
– Позвольте полюбопытствовать, а откуда вам известно время убийства? – адвокат убрал золотой хронометр Мозера в карман жилета.
– Так вы сами только что сказали…
– Не лгите, я этого не говорил. Да вы не бойтесь, садитесь на стул, он уже успел остыть… после покойника.
Стюард рванул из-за пояса револьвер и взвел курок, но Ардашев его опередил – массивная хрустальная пепельница угодила кавказцу в лицо. Раздавленной яичной скорлупой хрустнула переносица. Он закачался и рухнул на пол. Раздался глухой звук, будто уронили мешок картошки.
На шум вбежал капитан. Он окинул лежащего непонимающим взглядом и вопросительно уставился на Клима Пантелеевича.
– Вот это и есть истинный злодей. Обратите внимание, у него в руках главная улика – пропавший пистолет господина Прокудина. – Адвокат достал платок и вытянул за ствол оружие. На верхней перемычке рамки читалась надпись – «BRITISH BULLDOG». – Вне всякого сомнения, преступник был уверен, что в каюте никого не было, поскольку обманутый муж был занят разговором с женой. А такие задушевные беседы длятся довольно долго. Сдается мне, что план похищения ценностей из сейфа господина Прокудина возник у него в тот момент, когда к нему обратился Свирский, пытаясь получить ключ от освободившейся после смерти Завесова каюты. Этот двурушник не только получил деньги от господина студента, но и продал покойному мужу информацию о месте тайных свиданий Елены Николаевны и ее молодого любовника. Дубликат ключа от сейфа действительного статского советника он выкрал из вашего стола и теперь мог легко им воспользоваться. Но он был не в состоянии предположить, что Константин Иннокентьевич не станет монтифолию на уксусе разводить и почти сразу же вернется обратно. Услышав приближающиеся по коридору шаги, злоумышленник спрятался за дверью. Дождавшись удобного случая, он нанес жертве смертельный удар в спину, завладел пистолетом, посадил покойника на стул, похитил ценности и скрылся.
– Простите, Клим Пантелеевич, а зачем надо было труп на стул усаживать?
– Очевидно, он рассчитывал, что любой вошедший не смог бы сразу определить, что хозяин каюты мертв, а, скорее всего, подошел бы к нему поближе, чтобы проверить, не дремлет ли он. Преступник в таком случае имел некоторые преференции для внезапного нападения либо стремительного бегства. Тут уж смотря по обстоятельствам. Но удивительное дело – зайдя сюда вторично, он оказался единственным, кто не согласился сесть на тот самый стул. Ни один из тех, кого я допрашивал (естественно, кроме Елены Николаевны), не мог знать, где находился труп в момент обнаружения. Если, разумеется, он не был убийцей. Как видите, преступники – народ суеверный. Кстати, Александр Викентьевич, а как ему удалось устроиться на ваш пароход?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})