И я поставила себе за цель выкорчевать её из своего сердца навсегда. С диким скрипом, но вернулась на работу. Заставила себя есть. И спать.
А ещё я пресекала любые попытки престарелых сестричек заговорить за мной про Шахова. Его имя было теперь под грифом «секретно». Неназываемый! И только в мыслях я разрешала себе изредка воскрешать образ прекрасного, но жестокого красавца. Чуть заглушить вой скучающего сердца. Прореветься. И жить дальше.
Монотонно. Бесцветно. Но жить. И плевать на то, что эта жизнь походила теперь на безрадостное существование. Я верила, что справлюсь. Однажды…
Три недели прошло. Двадцать один день. Пятьсот четыре часа без Него. Устойчивая ремиссия к яду любви уже маячила на горизонте. Я почти ухватила её за хвост. Почти научилась дышать полными лёгкими, а не жалобно хрипеть, задыхаясь от безнадёги.
А потом голос Данилы Шахова снова ворвался в мой разрушенный до основания мир. Ворвался и ещё раз меня убил. Честно? Я до сих пор не понимаю, зачем он приезжал. Сказать, что не может развестись? Ну так я не дура, поняла уже. Или он действительно рассчитывал на то, что я настолько помешалась от тоски, что кинусь ему в ноги и стану целовать его начищенные до блеска ботинки, в слепой надежде, что мы снова будем вместе?
Наверное, да. А зачем ещё он тогда говорил мне, что скучает, что не может забыть, что хочет будущего со мной. Видимо, женщины в его мире клюют на эту псевдоромантическую ахинею, а затем слепо идут за ним в рабство, пока он не наиграется и не пресытится ими. Верят, глупые, что однажды, он выберет её, и избранная хапнет толику пресловутого женского счастья, где есть настоящая семья, ребёнок, рождённый в браке, совместный отдых — всё как у всех.
А дальше? Очередной пинок под зад.
И только тогда, пережив ещё одну маленькую смерть, винтики в голове становятся на свои места и приходит осознание, что лучше быть одной, чем вместе вот с таким вот «мужчиной», для которого деньги важнее людей.
Ну так вот — я не такая. И менять свою гордость на жалкие подачки не собираюсь.
Точка!
— Уходите, а то милицию вызову! — кричит Мария Марковна надоедливому курьеру через дверь и только тогда наступает блаженная тишина.
Но это ненадолго. И мы обе прекрасно это понимаем. Наступит завтра — и очередной букет будут пытаться всучить мне под благовидным предлогом извиниться.
В задницу его извинения! Мне они не нужны. Ни тогда, когда он осознанно жёг мой дом, не оставляя мне выбора. Ни тогда, когда врал мне, что вот-вот разведётся. Ни тогда, когда он месяц назад навалил мне в душу тонну отборного дерьма.
На хрен Шахова!
— Опять ты ничего не кушаешь? — проходит на кухню Мария Марковна и с жалостью смотрит на меня.
— Я не голодна, — и дальше безбожно вру, — после работы зашли в кафе с коллегами и перекусили.
— Ой, и не стыдно тебе мне зубы заговаривать?
Не стыдно. Я и еда — в последнее время вещи трудно совместимые.
— Мария Марковна, вы сядьте, пожалуйста. Мне вам нужно сказать кое-что важное.
— Да уж видела я твои собранные сумки, — обиженно поджимает губы старушка.
— Спасибо вам за всё! — накрываю я её морщинистые руки и с благодарностью заглядываю в голубые, полные грусти, глаза.
— Из-за него съезжаешь? — кивает на дверь, имея в виду атаки Шахова своими цветочными подношениями.
— И да, и нет. Но мне, правда, пора пробовать жить самостоятельно. Я сняла квартиру. Это маленькая студия всего в пяти станциях отсюда. Светлая, чистая, на двадцать пятом этаже, с видом на огромный парк.
— В гости хоть позовёшь? — почти хнычет старушка.
— Обязательно, — киваю я и на этом снова закрываю тему, только внутри себя позволяя бесконечно вариться в адовом котле. Визжать. Покрываться изнутри волдырями от ожогов крутого кипятка. Но верить, что однажды всё отболит, заживёт и отвалится, напоминая о себе лишь шрамами на сердце.
И вот мой новый дом — уютная студия в двадцать восемь квадратных метров. С балконом! Свежая мебель, крохотная кухонька, отличный вид из окна. А за Мяуса розовощёкая хозяйка квартиры попросила лишь небольшую доплату, так как сама была отчаянной кошатницей. И самый главный плюс — это жильё мне никто не спалит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я пустила котейку через порог, а затем закрыла за собой дверь, рухнула на пол в прихожей и разрыдалась, обещая сама себе, что это в последний раз.
Теперь только новая жизнь. Новая Лера. И никаких больше слёз. Данил Шахов их просто не заслуживает.
Так бы всё у меня и шло по плану, если бы однажды, спустя две с половиной недели, наполненных одиночеством, тленом и бесконечной печалью, на мой телефон не пришло сообщение с неизвестного номера.
Всего три слова.
Три выстрела, произведённых в упор и прямо мне в сердце.
Но они безжалостно разорвали в клочья всю мою, заново склеенную по кусочкам вселенную.
«Я люблю тебя…».
— Я тоже…
Я прошептала это тихо-тихо, одними губами, тут же внося и этот номер Данила в чёрный список, а затем жалобно расплакалась, прижимая к себе спящего рядом Мяуса, и клятвенно себе пообещала:
— Но я обязательно это исправлю!
Потому что я не поверила ни единому его слову. Ибо тот, кто любит, не предаёт.
А Данила Шахов — лишь подлый лжец, который в очередной раз попытался своим фееричным враньём выкрутить мне руки. Прогнуть под себя. Заставить надеяться и верить в долбанное чудо.
Но я больше не дура.
И не верю в чудеса…
Лера
В понедельник я пришла на работу вся разбитая. Изнутри и снаружи переломанная. Но самое страшное было даже не то, что мужчина, которого я до сих пор любила, наконец-то ответил мне взаимностью. А то, что я начала допускать то, что это могло бы быть правдой.
Вот тут-то меня и прорвало.
Я, скрепя разодранное в клочья и перештопанное на тысячи рядов сердце, мысленно взломала гроб, в котором были похоронены воспоминания, где мы с Данилом были вместе, а потом тщательно и въедливо принялась перебирать их, выискивая доказательства, что мне не соврали.
И находила же, чёрт возьми!
Какие-то незначительные, подмеченные мной мелочи, но сейчас, в свете его признания, казавшиеся мне весомее и значимее, чем то было раньше. И я, наивная и влюблённая дура, всё больше и больше тонула в призрачной надежде, что всё это был не сон. Что Данил чувствовал то же, что и я…
Вот только какая от того разница, когда у него есть жена?
Правильно — никакой. Я всё так же остаюсь ему никем — бесправной любовницей.
И это я не беру в расчёт то, что он бессовестно врал мне каждый божий день! Приходил домой и, без капли стеснения смотря в мои глаза, вещал откровенную чушь про то, что он скоро, вот-вот уже, буквально завтра, наконец-то разведётся. И мы будем вместе строить собственное будущее.
Только я и он.
И плевать ему было на то, что я испытаю, когда узнаю правду. Фиолетово на то, что после я останусь у разбитого корыта и со сгоревшим домом, на пепелище из попранных надежд на уважение, верность и любовь. Одна…
А потому я бессчётное количество за последующие несколько дней пыталась удалить злополучное сообщение от Шахова. Открывала мессенджер, полировала взглядом три слова, о которых раньше могла только мечтать. Ментально умирала. Затем воскресала вновь и заносила палец, чтобы войти в меню и стереть уже к чертям собачьим три слова, что вновь расшатали мой, собранный по кусочкам, мир. Но у меня ничего не выходило. Я позорно капитулировала сама же перед собой. А потом бесславно брела в никуда по осколкам собственных и уже в который раз разбитых чувств.
— Доброе утро, Валерия, — услышала я над собой хриплый, как у заядлого курильщика, голос и встрепенулась, поспешно блокируя свой телефон и откладывая его в сторону, — это вам, если позволите.
И рядом со мной поставили стаканчик из знаменитой на всю столицу сети кофеен.
— Доброе, э-э-э…- кивнула я и слепо уставилась на шатена лет тридцати пяти, упакованного в строгий тёмно-синий костюм.