Но девочка чувствовала, — что в этих разговорах есть что-то запретное. Ведь иначе бы мужчины не уединялись, чтобы вести такие разговоры.
И поэтому она покорно выслушивала уже немного надоевшие ей сказки Мамушки перед тем, как заснуть. И, слушая неторопливый разговор своей служанки, воображала себя где-нибудь на балу в обществе молодых людей.
Если бы Мамушка смогла проникнуть в ее мысли, то, конечно, очень обрадовалась бы. Ведь она от всей души желала Скарлетт счастья, желала, чтобы она, немного повзрослев, счастливо вышла замуж.
Скарлетт в последнее время только об этом и мечтала, хотя совершенно не представляла себе, в чем же заключается семейная жизнь. У нее существовало какое-то странное раздвоенное представление о ней.
С одной стороны, она представляла себе мать, пекущуюся о хозяйстве, о детях. А с другой стороны, в ее воображении вставали немногие прочитанные ей к этому времени книжки, где повествовалось о приключениях, о любви.
Однажды, когда Скарлетт, притаившись на галерее, подслушивала беседы приятелей своего отца, она так увлеклась, что подкралась к самой балюстраде и выглянула в гостиную, чтобы получше разглядеть выражение лица рассказчика.
Ее отец сидел в глубоком кожаном кресле, сжимая в зубах сигару. Он бросал редкие ответы, колкие замечания, громко хохотал. А рассказчик, мистер Фонтейн, настолько увлекся, что вскочил со своего кресла и, стоя у камина, размахивал руками, изображая, как ходит и смеется одна его знакомая, приехавшая к нему в гости из Нового Орлеана.
— У нее такие бедра, — хохотал мистер Фонтейн, — что куда до нее твоей кобыле.
— Не может такого быть! — воскликнул Джеральд, громко засмеявшись. — Я сейчас попрошу Порка, и мою кобылу подведут к крыльцу. А ты выглянешь из окна и поймешь, что ошибаешься.
— Может быть, у нее и не такие бедра, может, чуточку поуже, но все равно, Джеральд, это что-то сверхъестественное. А талия у нее, Джеральд, прямо-таки как ножка у рюмки, — и он поднял со столика рюмку на тонкой граненой ножке.
Джеральд, улыбнувшись, посмотрел на своего соседа.
— А я уже представил из твоего рассказа, что она как наша Мамушка, — и Джеральд громко расхохотался.
Но тут мистер Фонтейн, отпивая виски из рюмки, так высоко запрокинул голову, что увидел любопытное лицо Скарлетт между колоннами балюстрады.
Мистер Фонтейн сразу же обратил внимание Джеральда.
— Посмотри, твоя дочь нас подслушивает, а мы тут ведем такие свободные разговоры. Ты не боишься?
Джеральд О’Хара сперва не понял, в чем дело, и посмотрел на галерею: Скарлетт там уже не было, она исчезла в темноте.
— Тебе показалось, — сказал он мистеру Фонтейну.
— Да нет, точно тебе говорю, твоя старшая дочь была на галерее. Я еще не столько выпил, чтобы мне начало мерещиться.
— Выпил ты уже достаточно, скажем так, — сказал Джеральд, сам прикладываясь к рюмке. — Тебе могут уже и черти мерещиться.
Гости, сидевшие у камина, расхохотались.
Но мистер Колверт подтвердил слова своего соседа.
— Да, мистер О’Хара, точно, ваша старшая дочь Скарлетт была на галерее, я видел ее собственными глазами.
— Но мы ничего такого страшного не говорили, господа? — Джеральд отставил рюмку. — И к тому же она еще совсем ребенок, так что вряд ли что-нибудь поняла из услышанного.
После этого случая Скарлетт была уже более осторожной и ее никто никогда не заставал за подслушиванием. Она умело пряталась.
Конечно, девочка понимала, что поступает не слишком хорошо, вызнавая чужие секреты, но ничего не могла с собой поделать, любопытство было выше ее и она продолжала свои тайные занятия.
Но как ни остерегалась Скарлетт, однажды ее застала за подобным занятием Мамушка.
Ибо Мамушка, хоть и была ужасно грузной, умела красться по дому как кошка, абсолютно беззвучно, и неожиданно появлялась там, где ее никто не ожидал.
Все слуги знали за Мамушкой эту особенность и остерегались ее.
Но Скарлетт чувствовала себя в доме в полной безопасности. Она, если и остерегалась кого, так это отца, мать или младших сестер, которые могли все рассказать родителям. Мамушки же она не боялась.
И поэтому, когда старая негритянка тронула ее за плечо, когда Скарлетт сидела на корточках возле стены, Скарлетт даже приветливо улыбнулась ей и приложила палец к губам:
— Тише, Мамушка, они рассказывают такие интересные вещи!
Служанка недовольно нахмурилась.
— Тебе нельзя слушать, о чем говорят джентльмены.
Скарлетт поняла, что сейчас лучше не спорить, ведь тогда ее присутствие может быть замечено отцом. Она все так же, прижимая палец к губам, поднялась и стараясь ступать как можно тише, вышла с Мамушкой на балкон.
— Скарлетт, — наставительно сказала Мамушка.
— Что?
— Надеюсь, ты понимаешь, что поступаешь плохо?
— Нет, не понимаю, ведь я ничего плохого не делала.
— Ну как же, ты подслушивала, о чем говорят джентльмены, а они не знают, что ты их слышишь и поэтому говорят всякие такие вещи… — Мамушка не нашла слов, чтобы поточнее определить тему разговора мужчин, собравшихся в гостиной за выпивкой.
— Мамушка, но ведь они говорят ужасно интересные вещи!
— А о чем они говорили?
— Мне стыдно это повторять.
— Ну вот видишь, значит, разговор был не для твоих ушей, милая.
— Но ведь я тоже, Мамушка, когда-нибудь должна об этом узнать.
Такое откровение застало Мамушку врасплох. Но она быстро нашлась:
— Тебе, милая, рано об этом знать. Конечно, со временем ты узнаешь многое, но мужчины, когда остаются одни, временами говорят такое, о чем лучше не слышать женщинам, к тому же леди. Ведь ты же хочешь стать настоящей леди?
— Конечно хочу, — согласилась Скарлетт, — вот поэтому я и хочу все знать.
— Скарлетт, если ты будешь подслушивать и тебя поймают на этом, то все будут говорить, что ты плохая девочка, сплетница и проказница. И тогда с тобой никто не захочет дружить.
— Даже мальчики? — спросила Скарлетт.
— Да, даже мальчики.
— А я сама ни с кем не хочу дружить.
— Ну как же, милая, можно всю жизнь прожить одной? Ты же хочешь когда-нибудь выйти замуж.
— Но ведь ты же живешь одна, Мамушка?
— Я — это совсем другое дело. Я служанка, а ты леди.
Наконец, Мамушке удалось уговорить Скарлетт, хотя бы на словах, что подслушивать чужие разговоры нехорошо. Девочка хоть и согласилась, но понимала, что при первом же удобном случае примется за старое, только теперь будет уже куда осторожнее.
— Но, милая, признайся сама себе, ведь то, что ты услышала, когда стояла на галерее, тебе совершенно не интересно, — и Мамушка попыталась заглянуть в глаза Скарлетт.