Слева простиралась гладь озера. Немного впереди справа виднелся контур дачного массива. Там в темноте светилось одинокое окошко.
«Ханне», — подумала она, внезапно вспомнив о сигнале, поступившем на горячую линию. О том, что женщину, похожую на Ханне, видели поблизости.
Когда Малин припарковала машину на небольшой разворотной площадке возле дач, дождь уже кончился, но туман никуда не делся. Он стелился над масляно-блестящей гладью озера, клубился вокруг ив, которые росли у кромки воды, и расползался всё дальше по берегу.
Малин посмотрела на дачи.
Около тридцати маленьких домишек, не намного больше детских игровых домиков, теснились на берегу между пляжем и трёхэтажными жилыми домами, которые отмечали границы Эстертуны. Домишки были окружены маленькими палисадниками, во многих из которых виднелись аккуратные насаждения и грядки. Большинство дач были законопачены на зиму — ставни закрыты, двери заперты засовами, а садовая мебель выстроена вдоль стен.
Не видно было ни души.
Малин пошла на свет, исходивший из окна домика посреди массива. Свернула с дорожки в чей-то сад, перелезла через пару заборов, и оказалась на нужной лужайке.
Несмотря на темноту, Малин обратила внимание, в каком запущенном состоянии находился дом. Краска местами облезла, а на крыше не хватало черепицы. Водосточная труба отвалилась со своего места под крышей и валялась на земле. Огромные нестриженые кусты, казалось, занимали собой всё пространство садика.
Малин не спеша стала пробираться к домику по высокой мокрой траве. Она петляла между разросшихся кустов и аккуратно перешагивала разбитую черепицу. В нескольких метрах от домика стояла старая ржавая бочка, наполненная кусками обугленной древесины, а чуть поодаль в земле виднелась глубокая яма. В земляной холмик возле ямы кто-то воткнул лопату.
Малин преодолела две ступеньки крыльца и постучала в дверь. Никто не открыл, и Малин ударом сшибла покосившуюся дверь с петель, а потом вошла внутрь.
В домике было на удивление тепло. Тепло исходило от маленькой дровяной печурки в углу. Её явно кто-то недавно растопил. На кухонном столе одиноко стояла настольная лампа с зелёным абажуром. Посреди комнаты валялся перевёрнутый деревянный стул с перекладинами, а рядом были разложены инструменты, словно кто-то собрался его чинить. На полу возле стула лежал открытый пакет с шоколадными маффинами.
— Ханне! — громко позвала Малин, прежде чем идти дальше.
Слева от печурки показалась дверь.
Малин аккуратно её приоткрыла. За дверью оказалась крошечная спальня. Стены там были оклеены обоями с цветочными гирляндами в зелёно-золотых тонах. Полотнища обоев повсюду отстали от стен и висели длинными лентами, которые слегка трепыхались на сквозняке. Прямо на полу лежал покрытый пятнами матрас.
Внезапно почувствовав, что за ней кто-то наблюдает, Малин резко обернулась. Однако позади неё никого не оказалось.
Там не было ни Эрика, ни незнакомца с ножом, ни безликого монстра, преисполненного безграничной ненависти.
Она вернулась к входной двери, открыла её и вышла на крыльцо. Пока её глаза привыкали к окружающей темноте, а предметы вновь обретали контуры, влажный промозглый воздух тут же проник сквозь свитер Малин, и она поёжилась от холода.
К домику примыкала какая-то пристройка. Малин включила свой карманный фонарик и отправилась к этой кособокой хижине, тщательно выбирая, куда ставить ногу. Тем не менее, она ухитрилась наступить прямо на упавшую черепицу, и жуткий треск прорезал тишину осеннего вечера.
Малин немедленно выключила фонарь, замерла и прислушалась.
Ничего.
Только ветки кустов легонько царапали стёкла, да упрямо стучали попадавшие в прорехи на крыше капли дождя.
Прежде чем пойти дальше, Малин засунула руку в карман и достала мобильник, чтобы отключить звук. Затем так тихо, как только могла, она прокралась к пристройке. Там было две двери — на одной из них висела треснувшая табличка с сердцем, а вторая была заперта на тяжёлый навесной замок.
Малин пошла к запертой двери. Она принялась озираться вокруг, одновременно обшаривая руками пространство за наличником. Ей за шиворот немедленно посыпались листья и хвоя. Нагнув голову, чтобы отряхнуть мусор, Малин заметила у стены разбитый горшок с давно погибшей пеларгонией. Она наклонилась и пощупала влажную землю в горшке. Потом присела на корточки и осторожно провела рукой вокруг донышка.
И там — под большим черепком — лежал ключ.
57
Фагерберг одиноко сидел в своей гостиной, держа в руке стакан виски, и размышлял над своей долгой жизнью.
— Две вещи хотелось бы мне увидеть перед смертью, — произнёс он, серьёзно кивая портрету жены. — Как возьмут Болотного Убийцу и как найдут того, кто застрелил Улофа Пальме. Именно в таком порядке, если будет позволено.
Фагерберг думал об Эрике Удине, который побывал у него на днях. С лихорадочным взглядом тот задавал Фагербергу весьма конкретные вопросы и усердно записывал ответы.
Фагерберг теперь знал, что поимка преступника — дело времени.
Потом он поставил стакан на стол и взял в руки книгу Отто Венделя «Мёртвые должны заговорить». Он хотел ещё раз прочитать о граммофонном убийстве. Из всех историй потрёпанной старой книжки это была самая любимая история Фагерберга.
Но едва он взял книгу в руки, как его пронзила резкая боль за грудиной. Фагербергу показалось, будто неимоверная тяжесть упала ему на грудь, или будто его обмотали невидимой липкой лентой, так что невозможно стало дышать.
«Не время, — сказал себе Фагерберг. — Не сейчас».
И потянулся за телефоном, чтобы вызвать помощь.
* * *
Эрик Удин находился всего в нескольких сотнях метров.
Перед ним расстилалась блестящая черная гладь озера.
Эрик глядел на воду, на стоявшие вдоль берега деревья. Каждое лёгкое дуновение ветра вызывало шорох среди зарослей тростника.
Внезапно Эрику показалось, что всё вокруг затрепетало, и он ощутил порыв ветра. Через несколько мгновений это повторилось снова.
«Дыхание Эстертуны, — подумал он. — Почему я не замечал его раньше?»