спросил, – когда я получу свой драгоценный камень, Ленор?
Она вздрогнула и отвернулась от него.
Он посмотрел на нее сверху вниз и положил руку ей на плечо, белую, теплую и отзывчивую на его прикосновение.
– Ленор, пусть это будет поскорее. Мы не будем ждать. Почему мы должны это делать? Давайте сделаем себя и всех остальных счастливыми.
– Это сделает тебя счастливым? – спросила она.
Это был опасный вопрос, но импульс был слишком силен.
– Да, – сказал он, и действительно так думал. – Ты можешь сказать то же самое, Ленор?
Она не ответила, но взяла его руку и приложила к своей щеке. Это было действие рабыни, красивой и изысканно-грациозной женщины, но рабыни.
Он убрал руку и поморщился от раскаяния.
– Пойдем, – сказал он, наклоняясь над ней, – позволь мне сказать им, что это будет в следующем месяце.
– Так скоро? – пробормотала она.
– Да, – сказал он почти нетерпеливо. – Почему мы должны ждать? Они все нетерпеливы. Я, естественно, нетерпелив, но они все этого хотят. Пусть это будет в следующем месяце, Ленор.
Она посмотрела на него снизу вверх.
– Очень хорошо, – сказала она тихим голосом.
Он склонился над ней и обнял ее, и было что-то почти отчаянное в его лице, когда он посмотрел на нее.
– Ленор, – сказал он тихим голосом, – я хотел бы, клянусь Небом, я хотел бы быть достойным тебя!
– Тише! – прошептала она. – Ты слишком добр ко мне. Я вполне довольна, Лейчестер, вполне довольна.
Затем, положив голову ему на плечо, она прошептала:
– Есть только одна вещь, Лейчестер, я бы хотела…
Она сделала паузу.
– В чем дело, Ленор?
– Все дело в этом месте, – сказала она. – Ты не будешь возражать, где это произойдет, не так ли? Я не хочу выходить замуж в Уиндварде.
Это было так точно в соответствии с его собственными желаниями, что он опешил.
– Только не в Уиндварде! – сказал он, поколебавшись. – Почему?
Она на мгновение замолчала.
– Забавно, – сказала она с легким прерывистым смехом. – Фантазии разрешены в такие времена, ты же знаешь.
– Да, да, – сказал он. – Я знаю, что мои мать и отец хотели бы, чтобы это было там или в Лондоне.
– И в Лондоне тоже… – сказала она почти быстро. – Лейчестер, почему бы свадьбе не быть здесь?
Он молчал. Это опять же соответствовало бы его собственному желанию.
– Я бы хотела тихую свадьбу, – сказала она. – Ой! Очень тихую.
– Ты! – воскликнул он недоверчиво. – Ты, чей брак в любое время мог бы иметь такой большой интерес для мира, в котором ты жила, вернее, царствовала!
Она снова рассмеялась.
– Это всегда было одним из моих желаний – улизнуть в церковь с мужчиной, которого я люблю, и обвенчаться без обычной суеты и формальностей.
Он посмотрел на нее с блеском удовольствия и облегчения в глазах, почти не подозревая, что она сделала это предложение ради него.
– Как странно! – пробормотал он. – Это … Ну, это не похоже на то, что о тебе думают, Ленор.
– Возможно, – сказала она с улыбкой, – но тем не менее это правда. Если позволишь, я бы хотела пойти в здешнюю маленькую церковь и обвенчаться, как дочь фермера, или, если не совсем так, то как можно тише.
Он встал и задумчиво посмотрел в окно.
– Я никогда не пойму тебя, Ленор, – сказал он, – но это меня очень радует. Это всегда было моей мечтой наяву, как ты это называешь, – он подавил вздох. – Конечно, все будет так, как ты пожелаешь! Почему бы и нет?
– Очень хорошо, – сказала она, – тогда мы договорились. Никаких объявлений, никакой суеты, никакого собора Святого Георгия, Ганновер-сквер и никакого епископа! – и она встала и тихо засмеялась.
Он посмотрел на нее и улыбнулся.
– Ты каждый день предстаешь в новом свете, Ленор, – сказал он. – Если бы ты выразила мои собственные мысли и желания, ты не смогла бы выразить их более точно. Что скажет мать?
Графине было что сказать по этому поводу. Она заявила, что это абсурд, что это хуже, чем абсурд, это нелепо.
– Все это очень хорошо говорить дочери фермера, моя дорогая, но ты не дочь фермера; ты леди Ленор Бошамп, а он следующий граф. Мир скажет, что вы оба сошли с ума.
Ленор посмотрела на нее с внезапным блеском в фиалковых глазах.
– Вы думаете, мне не все равно? – спросила она тихим голосом, Лейчестера не было рядом. – Мне было бы все равно, поженились бы мы в Вестминстерском аббатстве, под руководством самого архиепископа, при всем дворе или в деревенской часовне? Это не я, хотя я так говорю. Это для него. Не говорите больше об этом, дорогая леди Уиндвард. Его самое маленькое желание для меня закон.
И графиня повиновалась. Страстная преданность надменной красавицы поразила даже ее, которая кое-что знала о том, на что может быть способна женская любовь.
– Моя дорогая, – прошептала она, – не поддавайся слишком сильно.
Красавица улыбнулась странной улыбкой.
– Речь не идет о том, чтобы уступить, – возразила она, сдерживая эмоции. – Просто его желание – мой закон. Мне остается только повиноваться. Так будет всегда, всегда. Затем она опустилась рядом с графиней и подняла глаза, внезапно побледнев.
– Неужели вы еще не понимаете, как я его люблю? – сказала она с улыбкой. – Нет, я не думаю, что кто-нибудь может понять, кроме меня самой, кроме меня самой!
Граф не стал возражать.
– Какое это имеет значение! – сказал он. – Место не имеет никакого значения. Брак – это то, что нужно. В тот день, когда Лейчестер женится, тяжелый груз забот и опасений спадет с плеч. Во имя всего святого, пусть они поженятся там, где им заблагорассудится.
Итак, “Харбор и Харбор” приступили к работе, и директор этой старинной аристократической фирмы проделал весь путь до Девоншира, и провел пару часов наедине с графом, и документы об урегулировании были готовы.
Состояние леди Ленор, которое было большим, должно было быть рассчитано на нее саму, дополненное еще одним большим состоянием из рук графа. Таким большим, что адвокат осмелился возразить, но граф отмахнулся от него взмахом руки.
– Это та же сумма, что была выплачена графине, – сказал он. – Почему жена моего сына должна иметь меньше?
Как бы ни была тиха помолвка и как бы ни была тиха свадьба, слухи распространились, и подарки прибывали ежедневно. Если бы Ленор могла найти какое-то особое удовольствие в драгоценных камнях, и украшенных золотом туалетных сумочках, и молитвенниках из слоновой кости, то они были в бесконечном разнообразии для ее удовольствия, но они не доставляли ей ничего, кроме того факта, что они были доказательством ее