Читать интересную книгу Критикон - Бальтасар Грасиан

– А как же иначе? – отвечал Мозговитый. – Надобно тебе знать, что и в походных шатрах мастерят великих людей, не менее разумных, чем отважных. О, многому можно там научиться! Пусть об этом скажет маркиз де Грана дель Каррето [619]. Ибо там обретают знания не столько по свободному выбору, как благодаря суровому опыту. Вон шатер Великого Капитана, кому король Франции [620] отвел место среди королей, сказав: «Кто над королями одерживал победы, достоин с ними делить обеды». Сей полководец был столь же просвещен, сколь отважен, сильный ум, сильная рука, достохвальны и речи его и дела. А вот шатер герцога де Альба, школа благоразумия и опытности, как дом его в мирное время был обителью славных, почему и направлял туда своего сына Хуан де Вега, посылая его в столицу.

– А это что за здания фасона ученого, с фасадом не пышным, но почтенным?

– Сие, – отвечал Мозговитый, – обители не Марса, но Минервы Это Главные Коллегии [621] знаменитейших университетов Европы. Вот эти четыре – Саламанкского [622], вон та – университета Алькала [623]; чуть подальше – Святого Бернардино в Толедо, Сантьяго в Уэске, Святой Варвары в Париже, Альборноса в Болонье [624] и Святого Креста в Вальядолиде; все мастерские, где создаются величайшие мужи каждого века, столпы, что потом поддерживают королевства, заседают в королевских советах и парламентах.

– А вон те унылые руины, разбитые камни коих словно оплакивают свой упадок?

– Да, ныне они плачут, а в иной век, в золотой, источали благовонный бальзам, даже более того – ручьи пота и чернил. То бывшие дворцы радушных герцогов Урбино и Феррары, приюты Минервы, ристалища изящных искусств, средоточие блистательных талантов.

– А в чем причина, – спросил Критило, – что в этих королевских чертогах уже не видно орлов, что прежде в них гнездились?

– Причина не втом, что орлов нет, а в том, что не для каждого Вергилия находится Август; не для каждого Горация – Меценат; не для каждого Марциала – Нерва [625] и не для каждого Плиния – Траян. Поверьте, великие мужи по душе только великим.

– Мой упрек будет острее, – сказал Андренио. – Скажи, почему государям угодней – и чаще выгоду при них находят – искусный художник, даровитый ваятель, которых почитают и награждают куда больше, нежели выдающегося историка, вдохновенного поэта, замечательного писателя? Ведь всякому ясно, что кисть отображает лишь наружное, перья же – внутреннее, а первое столько же уступает второму, сколько тело душе. Художники, самое большее, передают статность, изящество, нежность, порой жестокость, зато перья опишут ум, доблесть, добродетель, познания и бессмертные дела. Художники могут продлить жизнь своим покровителям, пока невредимы доски, холст или, скажем, бронза; перья же – на все грядущие века, сиречь, обессмертят. Художники помогают со своими моделями познакомиться, точнее, увидеть их, лишь тем немногим, кто может посмотреть портреты; писатели же – всем, кто читает их писания, которые переходят из одной страны в другую, из одного языка в другой и даже из одного века в другой.

– О, Андренио, Андренио! – отвечал Благоразумный. – Неужто ты не понимаешь, что холсты и изваяния можно увидеть глазами, потрогать руками, – что это творения материальные? Не знаю, вполне ли ты меня понял.

Тут они увидели, как в мастерских века и подлинного человека создавали великого мужа, удачней подражая всем семи героям, нежели портрет Апеллеса – семи красавицам [626].

– Кто это? – спросил Андренио.

А Мозговитый:

– Это современный герой, имя ему…

– Тс! – перебил Критило. – Не называй имени.

– Почему? – удивился Андренио.

– Имя не нужно.

– Как так? Ведь мы давеча назвали столько славных мужей и достохвальных личностей.

– И напрасно.

– Но почему же?

– Потому что они начинают думать, будто мы обязаны их восхвалять, и не ценят наши дары. Мнят, будто это дается им по праву, когда на самом деле – лишь из любезности. Посему и разумно и остроумно поступил автор, который во втором издании своих сочинений поместил первоначальное посвящение в список опечаток.

В другой мастерской они увидели, как, напротив, делают сто мужей из одного, сто королей из одного дона Фердинанда Католика, причем материалу оставалось еще на сотню. Тут копили великие запасы ума, лепили мудрые головы, мужей основательных, людей положительных. И, как заметил Андренио, трудней всего было правильно вылепить нос.

– Да, верно, не раз я уже замечал, – говорил Критило, – что природа с прочими частями лица справляется превосходно, делает, как это ни сложно, зоркие глаза, широкое и ясное чело, хорошо пригнанный рот, а как доходит до носа – теряется и обычно портит.

– Эта часть лица воплощает благоразумие, – пояснил Мозговитый, – это вывеска на гостинице души, показатель проницательности и предусмотрительности.

Тут раздались грубые звуки рожков и барабанов.

– Что это? – спрашивали люди, сбегаясь со всех сторон.

– Глашатай идет, – отвечали им.

– Что случилось?

– Венценосное Знание повелело огласить новый указ во всей подвластной ему империи.

– Кого же изгоняют? Не Раскаянье ли, которому нет места там, где царит Разум, или же Самодовольство, главного врага Знания?

– Ни то, ни другое, – отвечали им, – в указе будет критическая реформа народных пословиц.

– Возможно ли? – возразил Андренио. – Ведь пословицы нынче в такой моде, что их называют малыми Евангелиями!

– В моде они или нет, подходите ближе и послушайте, о чем возвещает глашатай.

Странники наши, любопытствуя, подошли, и услышали, как глашатай, объявив о запрете некоторых пословиц, продолжает:

– Item, повелеваем, чтобы отныне и впредь ни один разумный человек не говорил: «У кого враги, тот спать не моги». Напротив, пусть домой возвращается пораньше, спит подольше, да встает попозже и, пока солнце не взойдет, из дому не выходит.

Item, запрещается говорить: «Кто рода своего не знает, добра не узнает». Напротив, горя не узнает, ибо не узнает, что дедушка его был мастеровым, шапочником, мясником, стригальщиком, а то и похуже. Пусть не смеет никто говорить: «В браке да в драке – не медли», ибо нет дел, в коих надлежит больше медлить, чем когда на смерть идешь или в брак вступаешь; да ведомо будет каждому, что, кабы женатым дозволено было жениться вдругорядь, они бы изрядно задумались, как тот что сказал: «Дайте мне на размышление сто лет». Запрещается также пословица: «Дурак в своем доме больше знает, чем умный – в чужом». ибо умный повсюду умен, а дурак повсюду глуп. А главное, пусть отныне никто не говорит: «К чему мне советы, дайте монеты», ибо добрый совет – это деньги, это клад, и тому, кто без доброго совета живет, целой Индии не хватит, и даже двух. Оповещаем также всех, что пословица, гласящая: «Делать быстро – значит, делать хорошо», столь любимая испанцами, удобна скорее для нерадивых слуг, чем для требовательных хозяев: а посему, по ходатайству французов и даже итальянцев, повелеваем перевернуть ее и на радость строгим хозяевам говорить: «Делать хорошо – значит, делать быстро». И ни в коем случае не дозволяем твердить: «Глас народа – глас божий», нет, это глас невежества, и, как правило, устами черни вещают черти.

Item, запрещаем в наше время употреблять поговорку «Честь и барыш в одном мешке не вместишь», – ныне, сами видите, деньги есть, есть и честь. Запрещается как величайшее кощунство говорить: «Дай бог тебе счастья-удачи, а малого твоего знания тебе хватит», – ибо знаний всегда не хватает, и нет большего счастья, нежели много знать и личностью стать. Далее. Ежели одни пословицы целиком запрещаются, то другие лишь исправляются. Так, надобно говорить не «Доброе молчание – Санчо», но «Доброе молчание – свято», а у женщин оно – просто чудо; но только не тогда, когда требуется добрый совет. И кто это сказал: «Будешь для всех ослом, съедят тебя волки»? Напротив, ты сам их съешь, как волк сожрешь, слопаешь их хлеб, приговаривая: «Лучше под седлом ходить, зато сытно есть и пить»; настоящим человеком быть ныне как-то не с руки, зато придуриваться стало наукой всех наук. Весьма неудачно сказано: «Слугу и петуха держи год», – коли плох слуга, и дня не держи, а хорош – хоть всю жизнь.

Item, присуждаются к позору некоторые другие пословицы, например: «Что за тыщу сидеть, что за полторы», «Лучшему другу удар похлеще». А пословица: «Пусть другим смешно, лишь бы мне тепло», – глупость, притом бесстыдная; но женщинам, что носят декольте, дозволяется говорить: «Пусть и другим смешно, и мне холодно». Иные пословицы повелеваем ограничить, например; «Добро тому, кто удался в родню»; ее не должно распространять на детей и внуков альгвасилов, судейских, ростовщиков, шутов, трактирщиков и прочей сволочи. Другие пословицы следует перевернуть, к примеру: «Куда ни приди, своих ищи»; нет, своих беги, ежели жить хочешь в покое, мире и довольстве, а земляков беги, ежели ищешь почета и уважения.