туннелях.
После боя партизаны, перекусив, поднялись на курганы и расположились на траве. Пошли в ход колкие, круто посыпанные солью и перцем матросские анекдоты… Отбитые атаки белых подняли дух партизан.
Вдруг на одном склоне обрыва, густо усеянном людьми, поднялся шум: «Га-га-га! О-о-о!..» Захлопали сотни рук. Свист, гам, хохот заглушили все вокруг.
— Эй, братишки, полундра! Дикобраз подземный прет!
— Куда лезешь? Людей спугаешь, хо-хо-хо!
— Митя, Митя, сюда!
Эту веселую овацию устроили партизаны своему любимцу и шутнику Пастернаеву.
Огромный, семипудовый, старый моряк Митя Пастернаев вынул им написанную газету и читал про попа, про пасху, про англичан, про плаксивых эсеров и про то, как драпали с Аджимушкая кадюки. До боли в животе хохотали партизаны и шумно аплодировали.
— Эй, Мышкин! На сон грядущий затяни-ка!
Мышкин, с перевязанной раненой щекой, сильным, высоким тенором запел любимую песню партизан, сочиненную им в долгие ночные дежурства.
Он пел на мотив «Синего моря»:
Мы, коммунисты, — свободы орлы.
В битву идем мы с презреньем во взоре.
Мы — звездоносцы, мы вышли из мглы
Обнять восходящие зори.
Долго царило проклятья ярмо,
Было «свобода» — запретное слово.
Царь, да Сибирь, да сырая земля —
Вот наша доля былого.
Грянула буря победной волной,
Шли мы бесстрашно в кровавые битвы.
Ранней весною мы приняли бой,
Отбросив святые молитвы.
Всех оглушает великая весть:
Нового мира мы здание строим.
Слава идущим, упавшему — честь,
Вечная память героям.
Реет над миром жар-птица труда,
Молот Коммуны зовет утомленных,
Эй, пролетарий, иди же сюда,
Где звезды горят на знаменах…
Весенний день угасал. Солнце садилось в кроваво-красную тучу; по земле от гор, скал, деревьев, людей быстро поползли длинные тени. Из города донеслись тревожно-жалобные гудки заводов, паровозов, судов и сразу смолкли…
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Последние бои белых все рассматривали как разведывательные. Белые пытались определить партизанские силы.
Партизаны поспешно готовились к предстоящим схваткам: чистили и ремонтировали оружие, рыли окопы, ходы сообщения, строили засады, бойницы. Крестьяне из деревни свозили в каменоломни бочки, корыта, ведра, баки, бутылки и наполняли их водой.
Ранним утром к Колдобе явился высокий, с белой бородой старик и сообщил, что он из деревни Катерлез и привез для бойцов собранное мужиками молоко.
— В еде-то, видать, нуждается народ, — улыбнулся он.
— Спасибо, — сказал Колдоба, крепко пожимая руку старику.
Старик засуетился.
— Дозвольте, значит, товарищ командир, подкреплять молочком бойцов? — спросил старик. — У нас молока, можно сказать, будет теперь слава богу… травка нынче хорошая. Будем привозить вам потихоньку.
— Ну, если можно… то ребята с удовольствием. Только вот как с деньгами?
— Ну, какие тут деньги! Пускай пьют на здоровье. За нас же борются. Эй, Дуняша, подавай сюда! — закричал старик, махнув рукой к зеленому садику.
Оттуда показалась пара крупных буланых коней и длинная телега.
На телеге стояли обложенные сеном серебристые кубышки. Одна девушка ловко управляла лошадьми, другая придерживала бидоны.
— Дуня, по полкружки на душу, — распорядился старик, а сам вновь о чем-то заговорил с командиром.
Полная, румяная девушка подъехала к колонне дидовских бойцов, стоявших возле составленных в козлы винтовок, окинула их взглядом и улыбаясь сказала:
— Ну, товарищи, давайте посуду, подкреплю вас парным молочком.
— Денег-то нет, — мялись партизаны.
— Зачем деньги, давайте посуду, — уже требовала девушка, поблескивая жемчужными зубами.
Партизаны, подтрунивая друг над другом, подходили к ней и протягивали котелки, кружки, фляги.
— Вот так молоко! Как вас зовут?
— Как хлеб жуют, — отвечала девушка, наполняя кружки молоком. — А вам на что знать?
— Хорошая девушка, после победы сватать приедем.
— Кто же из вас жених-то? Вон тот, с усами?
— Жених — вот он, гляди! — и бойцы подтолкнули полнолицего парня с рыжими усами. — Красив? Где живешь-то?
— Ну и красив! — фыркнула девушка.
А та, что сдерживала лошадей, бросила:
— В поле живет она, там пусть ищет ее.
Парень покраснел и спрятался за товарищей.
— Васька, а Вась… вот фея керченская! — засмеялись вокруг.
— Барышня, сливочка сбитая, не польщайся на него, он женатый, двух детей имеет. Налей-ка мне, я холостой… Я тебя и под землей найду…
Девушка покраснела, резко повернулась и плеснула молоком зубоскалу в лицо.
— Попридержи язык!
— Поделом. Славно!
— Вот так девка! Огонь!
Колонна дружно поддержала девушку, и неожиданно все смолкло. Из-за садика показалась толпа людей.
— Смотрите, поймали кого-то!
— Ведут!
Это партизаны привели полуроту белогвардейских солдат, перебежчиков. Не успели принять этих перебежчиков, как Колдобе, командовавшему теперь всеми отрядами партизан, разведчики донесли, что из города движутся большие группы белых пехотных войск и что со стороны города Еникале показалась большая кавалерийская лава. Колдоба тотчас же отдал команду занять заранее намеченные позиции.
Генерал Губатов теперь сам повел свои войска на Аджимушкайские каменоломни. Он собрал полные сведения о партизанских силах — многое он узнал от бежавших из Аджимушкая жителей, которых белые задерживали, — а затем «попробовал» силы партизан в прошедших маневренных боях. У Губатова против партизан теперь было собрано войско до трех тысяч штыков. Он разделил их на три группы. Пехота направлялась со стороны города, кавалерия заходила с востока, и одна группа смешанных войск должна была ударить с севера, со стороны деревень Бунганак и Катерлез. Генерал намеревался подойти к каменоломням одновременно с трех сторон. Это должно было распылить силы партизан, оттянуть их далеко от центра главных каменоломен. По плану Губатова, бои должны были быть на самых окраинах каменоломен, так как позиции здесь менее удобны для партизан. Английская и французская судовая артиллерия должна была держать центр, то есть середину каменоломен, под ураганным огнем, что, по расчету Губатова, не даст возможности партизанам пятиться к своим главным убежищам. Потом неожиданным скачком северной группы войск генерал должен был прорваться к центру каменоломен, разрезать территорию партизан пополам. Партизаны, оттесненные к окраинам, окажутся окруженными и разбитыми.
Действительно, план Губатова для партизан был опасным и губительным. В то время, когда Красная Армия заняла Джанкой и прорывается в Крым, парализовать партизан — это значит укрепить тыл и бросить все силы на отражение противника на главном участке фронта.
Колдоба, смелый, быстро соображающий человек, как бы рожденный для партизанской войны, разгадал намерения генерала и составил свой очень простой план, который должен был, по его соображениям, сорвать замысел Губатова.
Колдоба сначала посоветовался с Дидовым. Тот, имеющий уже немалый опыт войны в