Читать интересную книгу Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

На том совет царя с молдавским господарем и закончился. На другой день Петр, после краткого осмотра Ясс, вместе с Кантемиром и Кантакузином отбыл в русский лагерь на Пруте.

                                                                                             Первые схватки

На Пруте Романа поджидал неприятный для него приказ главного штаба: его снова забирали из полка и определяли вторым адъютантом к новому командующему всей кавалерией генералу Янусу фон Эбергарду. Ох как клял Роман «денщикову» должность. Ни в одном походе он так не стремился в сражение, и вдруг злодейка-фортуна снова занесла его в штаб. Будь светлейший при армии, можно было бы пасть ему в ножки, рассказать о Марийке и Ивасике, и Александр Данилович его бы понял и оставил в строю. Но Меншиков был далеко, а начальник штаба гвардии подполковник Долгорукий был сухой служака, он с офицериком ни в какие разговоры и вступать не пожелал, приказал жестко: «Быть тебе при генерале Янусе толмачом! И помни: немец твой по-русски только материться умеет, а меж тем командует всей нашей кавалерией!»

Началась новая служба, и Роман убедился, что генерал Янус был полной противоположностью его первому немцу, принцу Дармштадтскому. Если принц был боевой генерал и лез в самое пекло, то Янус фон Эбергард предпочитал находиться в середине плотного каре и оттоль не высовываться. «Только дураки ходят в атаку и работают палашами...— поучал генерал своих адъютантов, растирая ноги мазью против подагры.— Главное оружие против турок — пешее каре и дружный огонь. Посему учите драгун пешему строю, господа, только так можно победить турок!»

Хотя эта цесарская наука полностью расходилась с той конной атакой в палаши, коей обучал драгун под Полтавой Меншиков (и многие кавалерийские генералы, например Ренне и Волконский, были новой методой недовольны), она, усердием Януса и других немцев нового выхода, была принята в Прутском походе на веру и, по существу, лишила русскую армию кавалерии в самую нужную минуту.

Как же случилось, что Петр не только взял этого подагрика в русскую службу, но и доверил ему командовать в походе всей кавалерией? Бумажка, та самая бумажка, за которой не видать человека, уже и тогда делала в России свое черное дело! Ведь у генерала Януса фон Эбер-гарда были превосходные рекомендации к царю от самого принца Евгения Савойского, знаменитого австрийского полководца, нещадно побившего турок в прошлую войну.

И Петр взял на веру эти бумажные рекомендации. Он не мог знать, что принц Евгений готов был не только дать генералу Янусу наилучшие рекомендации, но и отдать ему все свои победы, только бы удалить этого старого интригана и ябедника из своей армии.

И, поверив бумажке, царь встретил это сокровище с распростертыми объятиями. Впоследствии Петру понадобилось очень много уроков, из которых самым тяжелым был прутский, дабы перестать на слово верить всем тем роскошным аттестациям, с которыми немцы являлись в Россию. Только в конце своего правления Петр ввел правило, что и немца нужно проверить сперва в деле, прежде чем сразу давать ему чины и звания.

Пока же генерал Янус утверждал в русской кавалерии не только свою методу, но и привычки. Из-за своей подагры «чертов немец» (так величали его драгуны) вставал ни свет ни заря, и все драгунские полки должны были уже стоять во фрунт: лошади выкупаны, солдаты прибраны, офицеры подтянуты. Объехав полки, генерал садился в мягкое кресло, которое всегда возили за ним, погружал ноги в ножную ванну с горячей водой и принимался плотно завтракать, приглашая обычно за стол тонкого ценителя вин бригадира Моро де Бразе.

— Наш генерал поистине оправдывает свое чудное имя. Как двуликий бог Янус, он даже за завтраком делает две взаимоисключающие вещи: в ванне лечит ноги от подагры, а за столиком, где с утра стоит бутылка французского шампанского, усугубляет болезнь, словно ему и неведомо, что шампанское — главная причина подагры! — громко смеялся первый адъютант Карл Гохмут.

Встреча старого знакомца по Ренцелеву полку Гохмута, который был уже подполковником русской армии, была, пожалуй, для Романа единственным утешением на его новой службе.

Оставшись вдвоем, когда генерал Янус после обеда надолго переходил в объятия Морфея и наверстывал упущенное за ночь, адъютанты вспоминали и Фрау-штадт, и тысячеверстный переход славного Ренцелева полка, и тех товарищей, с которыми свела война. Говорили о сокровенном. И только об одном Роман не поведал товарищу: о Марийке и Ивасике. Эту печаль он носил в себе.

Меж тем корпус Шереметева получил приказ переправиться через Прут и соединиться с главными силами.

Драгуны должны были прикрывать переправу. Но к удивлению Романа, его командующий, бросив войска, поспешно повел к мосту свой тяжелый обоз, состоящий из трех экипажей и двух десятков огромных немецких фур, влекомых тяжеловозами. У моста генерал решительно поднял руку в кожаной перчатке, задержал пехотные полки и принялся переправлять свои личные экипажи. Удивленный задержкой, Шереметев подскакал к мосту и увидел Януса.

— Спроси, какого черта твой генерал оказался в авангарде, когда ему потребно быть в арьергарде? — приказал разгневанный Шереметев Роману. Тот выполнил приказ не без удовольствия. Немец, однако, не обращал никакого внимания на своего фельдмаршала и хладнокровно продолжал пересчитывать свои телеги и экипажи:

— Айн, цвай, драй...— И только когда последняя телега из его обоза переправилась через Прут, генерал Янус обернулся к красному, задыхающемуся от гнева командующему и снисходительно разъяснил: — Скажи фельдмаршалу, что великий имперский стратег Монтекукули полагал заботу об обозе наиглавнейшей! Нет обоза — нет армии! Генерал может спокойно вести в атаку солдат, только если уверен, что обоз его надежно прикрыт. Такова первая аксиома войны!

— Есть и другое правило... — в бешенстве ответил Шереметев.— Генерала, который бросил порученные ему войска, непременно ждет воинский суд! — И крикнул полковнику астраханцев: — Яковлев, гони все генеральские обозы к чертовой матери!

К удивлению Романа, оказывается, генерал Янус прекрасно знал, что такое воинский суд. При одном упоминании о воинском суде он завернул лошадь и помчался на всем аллюре в лагерь к драгунам, так что Роман и Гохмут едва поспевали за генералом.

В лагере они застали тот кавардак и беспорядок, который обычно и бывает в любом армейском лагере, оставленном своими начальниками. Дело в том, что вслед за генералом Янусом и его бригадиры, Моро де Бразе и Вейсбах, бросились к своим обозам, и не только солдаты, но и офицеры не знали толком, что делать. Посему в то время, как одни полки сворачивали палатки, другие спокойно садились завтракать; денщики торопливо грузили на повозки офицерские вещи, а артиллеристы, как ни в чем не бывало, чистили свои пушки, причем крики и суматоха царили всеобщие.

— Вы куда, ротмистр? — грозно спросил генерал Янус офицера-венгра, ведшего эскадрон гусар к передовым дозорам.

Но венгр то ли не знал по-немецки, то ли не хотел отвечать генералу, но только показал плетью на степь и коротко бросил одно понятное всем слово: «Татары!» Суматоха тут же стала перерастать в панику. Никто сразу-то и не заметил, как ордынцы подскакали к лагерю.

Узрел наконец крымцев и генерал Янус. «Тревога, трубить тревогу!» — приказал он адъютантам и для верности поднес ко рту ладони, сложив трубочкой. Роман бросился в стоящий по соседству со штабом лейб-регимент и разыскал трубачей. Чистые и прозрачные звуки горнов раздались над лагерем, и уже через минуту-другую драгуны лейб-регимента были в седле и стали выходить из лагеря и строиться. За ними потянулись и другие полки. Позади драгун и на флангах установили тридцать орудий.

Пока происходило это долгое построение, маленький отряд венгров, не дожидаясь сигнала, отважно бросился рубиться с татарами. Венгры, судя по тому, как легко они опрокинули передовые татарские разъезды, были опытные вояки. Видно, долго они служили под знаменами славного Ракоци, поднявшего восстание против австрийского владычества. Известно, что после подавления восстания многие венгры перешли Карпаты и добровольно поступили на русскую службу. Ведь царь Петр собирался в поход против османов, бывших наряду с австрийцами другими поработителями Венгрии. Из этих мадьяр в русской кавалерии были составлены первые эскадроны гусар. И вот теперь на глазах у всех полков генерала Януса эскадрон отважных гусар не только отогнал татарские разъезды, но и врубился в многотысячную орду, шедшую на лагерь. Но гусар была горстка, а ордынцев тысячи, и скоро эскадрон был окружен.

— Ваше превосходительство, прикажите ударить и выручить храбрецов! — в один голос взывали к своему генералу и Роман, и Карл Гохмут. Но Янус словно не слышал голоса адъютантов, и не видел, как гибнет горстка гусар. Обернувшись к бригадиру Моро де Бразе, он с жаром повествовал ему о своей стычке с фельдмаршалом из-за обоза. Француз горячо поддерживал Януса, поскольку Шереметев только что завернул его экипажи. Подъехавший к ним генерал барон Денсберг ругался по-русски матерно, так как и его обоз не пустили на мост, а ведь в экипажах сидели прехорошенькие племянницы.