теперь полдень. Она следила за ямой.
Климка улыбается и берется за лопату:
— Огонь — это ерунда, мы его сейчас прихлопнем, ночью у меня горела вся яма, насилу справился, — и храбрый огонек умирает под комьями влажной земли.
Климка ставит лопату.
— К вечеру уголь дойдет, будем доставать, кулей двести будет. Поесть принесла? Я жрать хочу.
— Вон молоко и ватрушки, ночью пекли.
И Климка припадает губами к звонкому бидончику из белой жести.
* * *
Дед Стратон после падения совсем обессилел.
Он сказал раз Климке:
— Не надейся на меня, я больше тебе не помощник.
Климка и сам видел, что придется ему одному жечь уголь, бороться со злыми огнями, которые ждут, когда он обессилеет, захочет спать, и норовят сожрать уголь и вместе с ним все Климкино счастье, всю его жизнь.
Первого сентября кончился договор с заводом, надо было заключать новый.
— Будем? — спросил Климка в конторе.
— Будем.
— Глянется мой уголь?
— Ничего. Мастер Буланов говорит, что лучше, пожалуй, всех доводишь ты его. Многие не доводят, привозят с древесиной.
И Климка подписал новый договор, ему накинули пятачок на каждый куль.
Пришел он домой, разложил договор на столе.
— Кто теперь будет помогать мне?
— Я не помощник, — прохрипел Стратон. — Я, видно, за твоим отцом отправлюсь. Парень, поставь отцу на могиле крест, это моя тебе последняя воля.
— Ладно, — пробурчал Климка. — Ольку отрывать от школы жалко, да и не справиться ей, пилу не сможет дергать: сосны толстые. Мамка, ты как?
— Пойду. В контору другую возьмут, безработных женщин много.
Климка с матерью поселились в шалаше возле угольных ям.
— К первому снегу поеду на отцову могилу, — говорил он.
— Поезжай, поезжай, крест здесь сделай, — хрипел дед.
— Крест там сделаю, зачем его везти за пятьдесят верст.
— Здесь, здесь и освяти его, окропи святой водой.
А Климка давно уже условился с Олькой, что поставит на отцовской могиле не крест, а просто камень и напишет на нем… Не придумали еще ребята слов, которые напишут, ну да придумают. Олька в школе зачислилась в пионерки, и она согласна с Климкой, что надо отцу поставить просто камень.
Ночью ребята шептались:
— Оль, Олька, как же быть, дед ведь без креста не пустит нас, заставит взять.
— И возьмем, и освятим, только не поставим… Скажем, что поставили, а выбросим или отдадим кому-нибудь.
На том и уговорились.
Сделал столяр отцу большой березовый крест и выжег на нем слова:
Здесь покоится тело раба божия
МАТВЕЯ СТРАТОНОВИЧА КУСТОВА,
убитого на поле брани
в 1920 году от Рождества
Господа Нашего Иисуса Христа.
Да почиет прах его в мире.
Носили этот крест мать и Стратон в церковь на освящение. Климка не пошел, он сказал, что много дел с ямой. Олька убежала в школу и вернулась поздно, когда крест уже был освящен и унесен домой.
По первому санному пути поехали Климка и Олька к отцу на могилу. Мать осталась дома, дедушка Стратон вовсе захирел, за ним нужен был уход. Крест лежал в санях под соломой.
— Выбросим его? — спрашивала Олька.
— Найдут, пойдет слух, узнает дед… дальше отъедем, тогда…
— Я вот что думаю: поставим крест на могиле, пусть будет он от дедушки, а от нас и от мамани камень, — придумала Олька.
На братской могиле лежал большой камень-валун, и на нем высечено:
БОРЦАМ,
ПОГИБШИМ ЗА ПРОЛЕТАРСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ
И СВОБОДУ ТРУДЯЩИХСЯ,
от рабочих масс Урала.
Ребята нашли подходящий камень, за три рубля каменотес из соседней деревни высек на нем слова:
МАТВЕЮ КУСТОВУ,
убитому колчацкими бандитами,
ОТ ЕГО ДЕТЕЙ И ЖЕНЫ.
И камень этот поставили рядом с валуном, а крест в стороне, и на нем еще приписали:
Крест от дедушки Стратона.
Приехали ребята домой. Встретила их мать шепотом:
— Дедушка при смерти, тише входите.
Вошли тихо, но дед почуял и позвал обоих к себе:
— Поставили?
— Поставили.
— Слава те… Могу теперь умереть, — и ночью умер.
Всю зиму Климка прожил у своих угольных ям в маленькой землянке. Мать на ночь ездила в завод, где жила Олька и стояла корова. Климка за ночь просыпался раза по два, по три и обходил ямы. Злые, враждебные огни редко пробивались наверх, был у Климки теперь хороший помощник, который помогал тушить их, — это снег.
* * *
С гордо поднятой головой расхаживает Климка по заводу, как доменщик. Эти рослые, сильные, опаленные пламенем люди, одетые в брезент, точно в броню, считаются в заводе главными и держатся смело, уверенно, спокойно. Как равный Климка угощает доменщиков папиросами, а иногда сам просит закурить. Закурив, начинает серьезный, взрослый разговор, начинает всегда одинаково:
— Как поживает, порабатывает наша Домна Терентьевна?
Так рабочие окрестили свою доменную печь. Он держит себя везде, во всем на равной ноге с доменщиками. И в походке и на лице у него как бы написано: «Я тоже доменщик».
Иногда случается, скажут ему кто из ехидства, кто по зависти: