в школу.
— Домна как?
— Горит.
Климка и сам знал, что домна в порядке, из своего шалаша он видел черный дым от нее. Каждую ночь, когда спускали чугун, на небе полыхало зарево. Знал, а все-таки спрашивал.
Олька уходила с пустым бидоном, Климка провожал ее из леса на дорогу и всегда наказывал:
— Корову берегите. Подзаработаем и Борца сменим, купим молодую лошадь.
У Климки играла фантазия. Ночами, когда он дежурил и засыпал землей шальные огоньки на яме, думал он, что со временем перетряхнет домишко, Ольку пошлет учиться в город, а сам — в ликвидацию неграмотности. Настоящую школу ему не кончить, поздно, а ликвидацию он одолеет.
Фантазия тащила Климку в комсомольский оркестр. Там он будет играть на сцене и дуть в большие медные трубы.
* * *
Был день, когда чуть не рухнули все Климкины фантазии. Повалили они с дедом Стратоном большую сосну, и упала она неладно. Задела за дерево, пошла не в ту сторону и грохнулась так, что дед насилу успел отбежать. Не успей он, погиб бы под сосной. Но дед с перепугу бросил пилу, и сосна прижала ее. Нечем пилить, надо доставать пилу. Вырубили длинный шест, приладили его концом под сосну и давай гнуть через пень. Хотели приподнять сосну и выдернуть пилу.
Оба гнули шест, а сосна не поднималась, тогда дед Стратон повис на шесте, чтобы увеличить тяжесть, но шест выдал, он переломился, и Стратон упал спиной на твердую землю.
Застонал старик, а Климка испугался и не знал, что делать.
— Климка, помоги мне встать, — позвал глухо дед.
Помог ему Климка подняться и дойти до шалаша. Там уложил Стратона на сено, сам пошел доставать пилу.
Климка придумал хитрость: он топором подкопал землю под пилой и вытянул ее.
Стратон стонал, вечером он позвал Климку и сказал ему:
— Я здорово ушибся, не смогу работать. Доводи яму один. Потихоньку пойду домой и пошлю на подмогу Ольку. — И Стратон ушел, хромая и охая.
До полуночи, дольше дежурил Климка; огни вспыхивали редко. Климку морил сон, усталость, и он решил соснуть. Яму сильно закидал землей и тут же рядом заснул.
Спал Климка крепко, ничего не чувствовал — ни рева заводского гудка в полуночь, не видел зарева на небе от домны. Не заметил, как рыжий огонек выпрыгнул на яме, попрыгал-попрыгал и исчез… Опять выпрыгнул и не потух, а продолжал плясать, как разыгравшийся не в меру котенок.
Поодаль выпрыгнул другой, качнулся к первому, они лизнули друг друга и слились в один общий огонь. В других местах ямы появились огни, закивали, зашипели. Осмелели они и тянулись ближе к Климке. Один подскочил совсем рядом. Было похоже, что в яму собирались белки со всего леса и устроили пляс. И было жарко от этого пляса. Климке чудилось, что вокруг него белки с большими пушистыми хвостами. Много-много белок, прыгают они вокруг него, опахивают его хвостами, и жарко ему от этих хвостов, пышут они. Интересно Климке смотреть на белок, чудно, притаился он, только все ближе беличьи хвосты и жарчей от них.
Совсем близко подступили белки, и Климке стало невтерпеж от них, заметался он, взмахнул руками, хотел разогнать белок и проснулся.
Вся яма была в жарких прыгающих огнях, посредине большой, как пылающий сноп. Схватил Климка лопату и давай кидать землю.
Кидает, а огни не потухают, будто не землю он кидает, а горючую смолу, сухие опилки.
Кидает, в руках уже боль, на спине пот, на лбу капли, в висках шум… В голове одно — борись, борись, а то сгорит, нечем будет платить за Борца заводу, корову придется продать. Сгорит уголь, и завод порвет договор, тогда пропало все. Ольку придется взять из школы, сам не думай о ликвидации малограмотности. Вся жизнь уйдет в огонь, в дым.
У Климки руки работали без отдыха, без перерыва, точно не руки, а рычаги машины. Летит влажная земля, жрет ее огонь, шипит. Над ямой пар и дым. У Климки боль в груди, сухо во рту, он бросает лопату и припадает к котлу с водой. Пьет ее, мочит лицо и голову. Климке легче. Тогда он раскачивает котел и плещет водой на огонь.
Огня меньше, густой белый пар над ямой. Пар поднимается вверх, а огни вновь начинают показывать синие языки. Земля летит на них, языки прячутся, уголья начинают темнеть. Климка видит, что он поборет огонь, только бы еще простоять с полчаса, и парень стоит не полчаса, а больше, до тех пор, пока не гаснут все огни, когда земля покрывает всю яму.
Тогда Климка бежит к Каменке и, не снимая одежды, бросается в холодную воду. От воды гаснет в Климке жар, и он опять к яме. А там враждебные злые огни вновь начинают пробиваться красными тонкими листьями, как всходы.
Климка нещадно забрасывает землей эти ядовитые всходы, он накидывает земли толстый слой и падает на траву: у него нет сил.
На небе утренняя заря, горы розовые, сосны медные, и над Каменкой зыбкий туман.
В Петрокаменском гудит завод, скликает утреннюю смену. Климка слышит гудок, встает и опять кидает землю.
«Теперь им ни за что не пробиться», — это ясно для Климки, и он ложится, но третий заводской гудок опять поднимает парня.
Выкатилось солнце, у Климки нет сил, ему не поднять пустой лопаты, и он лежит на росистой траве. Он засыпает. Теперь ему не мешают жаркие белки, он чувствует прохладу, ветер, он едет, нет, он не едет, а падает камнем в бездну, в черную и пустую бездну, где не за что ухватиться. Кругом хлопья пустой темноты, и страшно лететь. Ищет Климка что-нибудь твердое и чувствует, что ему подают руку, полет прекращается.
Климка слышит знакомый голос.
— Вставай, в яме огонь показался, — это говорит Олька. Она давно уже пришла, а