Электричества ещё не было, но оно ей и не было нужно. Любую вещь в своем доме она могла найти с закрытыми глазами. Раздеваясь, заметила лежавший на столе листок размером с конверт. Ей никто никогда не писал, поэтому в груди что – то сжалось от непонятного предчувствия. Она взяла бумажку, вышла на крыльцо и, щурясь, прочитала:
– «Мамочка родная, прости и прощай. Я ухожу с ним. Не ругай меня, он самый лучший. Твоя Катя.»
– Это ещё что такое? – не поняла Лизавета, и перечитав записку ещё раз, заголосила, – и куда это она собралась, с каким – таким «ним», и откуда он взялся на нашу головуууу? Дурааа, ай дура…
Она выскочила за двор и сразу же увидела следы на поле, и две фигуры на горизонте, в одной из которых узнала свою дочь.
– Катеринаааа! – закричала она, и, наскоро одевшись, бросилась вслед, – Ах ты, гулёна! Ну погоди, догоню тебя, подлую, и оттягаю за косу так, чтобы в другой раз было неповадно бежать за кем ни попадя… Ах ты, горе моё горькое, неразумное…
Спеша за дочерью, она вспоминала своего отца, его побелевшие от ярости глаза, широкий солдатский ремень в его руках, и себя, принимавшую свистящие удары, молча, лежа на кровати вниз лицом, чтобы уберечь выпуклый живот, в котором уже шевелился плод её короткой любви.
Отец не выгнал её из дома, как обещал сгоряча, но с того дня почти с нею не разговаривал. Рожать ей пришлось самой, спрятавшись в дальнем углу сеновала, где она заранее приготовила немного тряпья и воды. Её стоны волновали коз, они ходили по кругу и тревожно блеяли, а отец что – то пилил и строгал в соседнем сарайчике, наверное, ремонтировал свои ульи, но к ней так не поднялся. После родов она прожила там ещё три дня, спускаясь вниз только для того, чтобы сдоить и выпить немного молока. Благо, на улице стояла теплая погода. Когда она вернулась в дом, отца не было. Она положила дитя на свою кровать и стала наливать в таз воду, чтобы замочить заскорузлые от крови тряпки. Услышав тяжелые отцовские шаги, бросилась к ребёнку и закрыла собой, боясь, что он схватит его и выбросит вон из своего дома.
Отец распахнул дверь на всю ширину, занес новенькую, вкусно пахнущую свежим деревом колыбель, поставил рядом с её кроватью, бросил косой взгляд на свёрток, из которого выглядывало крошечное красное личико, и ушел. В тот же день он переселился на сеновал и жил там до поздней осени.
Такой горькой судьбы она своей дочери не желала и берегла её как могла. И вот откуда ни возьмись появился этот «он», который может поступить с нею так же, как поступили с нею.
Стеша никак не могла понять, куда ушел Родька, почему его нет так долго и вообще, куда можно пойти в деревне, в которой никогда раньше не был. Уверения Асеньки в том, что волноваться не стоит, потому что он ушел с какой – то замечательной девушкой Катей, её не успокаивали, а совсем наоборот пугали всевозможными «а вдруг, а если…», рисуя картины одна страшнее другой.
Софья Николаевна и Надежда Семёновна волновались не меньше неё, поэтому, увидев в распахнувшейся двери Родьку, державшего за руку незнакомую девушку, облегчённо выдохнули и разом закашлялись. Стеша, сидевшая спиной ко входу, оглянулась. Худенькая, похожая на подростка девушка стояла чуть позади Родьки, потупив взгляд. Заметив её напряжённую руку, сжимавшую небольшой пакет, сквозь который проглядывались какие – то вещи, Стеша увидела в ней себя.
– Это Катя, – представил Родька, – моя Катя.
– Твоя? – переспросила Надежда Семёновна.
– Да, моя. – Родькин голос выражал твёрдость и непререкаемость, которых от него раньше никто не слышал.
Стеша поняла, что переубедить его не получится, да и нужно ли это делать, и, поднимаясь к ним навстречу, сказала:
– Вот и хорошо… Здравствуйте, Катя, рада познакомиться. Я Стеша, Родина сестра.
– Спасибо, я тоже рада. – ответила Катя.
Она хотела пожать протянутую руку, но в одной находился пакет, а другую продолжал держать Родька, словно боялся, что стоит её отпустить, как Катя тут же исчезнет. Стеша улыбнулась и обняла обоих.
– Раздевайтесь и проходите к столу, сейчас будем обедать. – приветливый голос Асеньки разрядил напряжение и все разом засуетились.
Катя сняла куртку и валенки, и Стеша обратила внимание на мокрые следы на полу и сырые от растаявшего снега брюки.
– Катюша, ты вся промокла. Пойдём со мной, поищем во что тебя переодеть.
– У меня есть вот тут ещё одни штаны и … – Катя замолчала, постеснявшись перечислять то, что лежало в её наспех собранном пакете.
– Пойдём – пойдём, – сказала Стеша, увлекая её за собой.
Родька направился за ними, но в свою комнату Стеша его не пустила, и он остался стоять перед закрывшейся дверью, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Дамы некоторое время наблюдали за ним, переглядываясь и пожимая плечами. То, что между молодыми людьми вспыхнула искра, пробудившая яркие чувства, было видно невооруженным глазом, и ничего удивительного в этом не было бы, если бы всё не произошло так быстро. Пары часов знакомства для рождения высоких чувств было всё – таки маловато, а Родькина решительность говорила о том, что у него уже созрели насчёт Кати какие – то свои планы. Надо бы помочь молодой паре во всём этом разобраться, и постараться сделать это очень деликатно, не оскорбляя их достоинства, и, по возможности, помешать им наломать дров. Они испытывали к Кате симпатию и не хотели, чтобы это случайное увлечение испортило её жизнь. Кроме того, она должна была знать, что Родя имеет свои небольшие странности.
Подруги подталкивали друг друга локтями до тех пор, пока Софья Николаевна не решилась взять эту непростую миссию на себя. Она подошла к Родьке, усадила его на диван, и присела рядом. Некоторое время помолчала, собираясь с мыслями и теребя в руках платочек, потом спросила:
– Родечка, объясни пожалуйста, что означают твои слова «моя Катя».
– Да, это моя Катя, – ответил Родька, – она будет со мной.
Разговаривая, он повернулся, чтобы встретиться с нею взглядом. Смотреть в эти искренние, полные счастья, глаза и говорить о какой – то морали не поворачивался язык.
– Сегодня? – вздохнула Софья Николаевна.
Наверное, он почувствовал в её голосе сомнение, и, не желая его принимать, ответил коротко и твёрдо, словно поставив жирную точку.
– Нет, всегда.
– То есть, ты хочешь на ней жениться?
– Жениться? – удивился Родька.
– Ну ты же хочешь, чтобы она всегда была рядом с тобой?
– Хочу.
– А для того, чтобы всегда быть вместе, люди обычно женятся. А Катя согласна быть твоей женой?
– Согласна, – ответил Родька. Выражение его лица и спокойный, уверенный голос говорили о том, что он ничуть в этом