Читать интересную книгу Собор без крестов - Владимир Шитов

Поддавшись на уговоры Марии Ильиничны, Лапа согласился выделить первый этаж своего дома под сдачу квартирантам, но ее поползновения в этом плане на второй этаж категорически пресек, так как берег эти апартаменты для своих гостей, которые приезжали к нему со всей России, стран СНГ без предупреждения, ставя его перед свершившимся фактом.

Медвежатник почти полностью отошел от преступной деятельности не потому, что стал неуверен в своем мастерстве, а потому, что не было достойного его внимания объекта. На мелочи, на два-три миллиона «деревянных» рублей, он не желал рисковать, предпочитая беспечно коротать свое свободное время то за просмотром видеофильмов по своему «Сонику», то посещая концерты знаменитых эстрадных певцов, то загорая на море с удочкой в руках.

Лапа был еще здоровым и подвижным стариком. Жизнь, происходящая вокруг, никак не устраивала медвежатника, и он был ею больше чем недоволен. Его не устраивала действительность, когда сопливый юнец из хулиганов, проходя мимо, не считал нужным остановить свой почтительный взгляд на нем, не видя в нем достойный для себя объект внимания. Лапе больше нравилось окунаться в воспоминания сорокапятидесятилетней давности, когда он был бесшабашным, пробивным, удачливым вором, прошедшим не только войну с немцами, но и с ворами, о торжестве своей воли в преступной среде, росте авторитета, избрании в лагере для особо опасных рецидивистов паханом, вором в законе.

Особенно приятно ему было вспомнить о своем ученике, теперь уже матером медвежатнике и тоже воре в законе Гончарове-Шмакове Викторе Степановиче по кличке Лесник, который сам оказался в «работе» более удачливым, чем он сам. Сейчас Лесник уже имел в Западной Европе вклад на три миллиона долларов, кроме этого, примерно на такую же сумму у него был капитал и в России. Несмотря на толпу лет, прошедшую со дня их знакомства, близкие, дружественные отношения между ними не прерывались, и мнение Лапы для Лесника оставалось на настоящее время важным, и он к нему прислушивался, а если не находил выхода в возникшей проблеме, то обращался к Лапе за помощью, зная, что тот всегда ему поможет, так как любил его, как сына.

Лапа не сожалел, что все свои богатства завещал детям Лесника, так как в лице его детей видел свое продолжение.

Из-за удачного географического расположения Геленджика у Лапы недостатка в гостях не было. Он к ним привык, как месяц к дням недели, а поэтому принимал как неизбежное, спокойно, но только появление ближайшего окружения семьи Гончарова-Шмакова оживляло, будоражило и радовало его. Таким радостным событием был для Лапы приезд в гости Иллариона Константиновича Перепелкина, тестя Лесника, фронтового товарища, с которым воевал в штрафбате, вместе рискуя и проливая кровь, имевшего, как и все зеки того времени, кличку Борода. Последний приехал к нему в гости вместе со своей сожительницей Полиной Геннадиевной Жильцовой.

Гости к Лапе приехали в августе, когда летний сезон на берегу Черного моря был в самом разгаре. Борода и Полина Геннадиевна в течение нескольких дней утомили на море своих гостеприимных хозяев, которые его воспринимали, как верблюд песчаный ландшафт, поэтому Лапа и Мария Ильинична быстро сдались и позволили гостям самим без них принимать морские, солнечные и песочные ванны, и только вечером, встречаясь в доме, хозяева и гости могли общаться между собой.

У женщин был свой разговор, тема которого мужчин не интересовала, точно так же женщинам неинтересно было слушать, о чем говорят их сожители. Поэтому постоянно после общего ужина мужчины уединялись на веранде, где, вдыхая влажный морской воздух, не спеша вели непринужденную беседу за бутылкой легкого сухого вина.

В один такой августовский вечер между ними состоялся следующий разговор:

— Тебя, меня и многие тысячи нам подобных воры назвали суками за то, что мы не пожелали сидеть с ними у «хозяина», а согласились идти воевать с немцами, взяли оружие и пошли на фронт. Вспомни, в какие только мы не попадали переплеты, что нам пришлось на себе испытать, какое к нам было отношение и обращение со стороны начальства и скольких нас унесла «косая»? Помню, в отряде было перед боем восемь тысяч человек, а после боя едва «наскреблась» вместе с легкоранеными одна тысяча. А сколько было таких боев, пока война кончилась? Не мне тебе говорить, а потому на нашей участи тех лет я не буду останавливаться. Я хочу тебя спросить о другом. Нарушили мы тогда воровской закон или нет? — наступательно, как у своего противника, спросил у Лапы Борода.

— В том, что мы тогда нарушили воровской закон, спора нет, — не спеша начал говорить Лапа. — Если мы воры, то мы должны быть вне политики, и оружие не имели права брать в руки и применять его против немцев.

Как видишь, мы нарушили воровские принципы. Воровской закон вырабатывался веками, но, как и у «хозяина», наш закон тоже не может угнаться за временем и шагать с ним в ногу. Если его не совершенствовать, то он станет балластом и будет мешать нашей жизни.

— Выходит, мы обновили воровской закон? — удовлетворенно заметил Борода.

— А ты как думал! — убежденно заверил его Лапа. — Из-за дурных принципов воров: не работать, не воевать и других — красношапочники столько их выявили и пустили в распыл, что дух замирает, а воры, не видя в нас своих спасителей, еще и воевали с нами.

— Действительно! — задумчиво пробурчал Борода. — Сколько законников пришлось нам уложить в «деревянные бушлаты», — с сожалением заметил он.

— Воры тоже нашего брата немало отправили к праотцам, — задумчиво напомнил ему Лапа. — Взяли бы тогда воры и суки полюбовно договорились по всем позициям без поножовщины и погромов, — посоветовал он запоздало своим злейшим и непримиримым врагам.

— Куда там, чтобы вор снизошел сесть за стол переговоров со своим злейшим врагом, опуститься до такого унижения, лучше быть зарезанным, как баран, — язвительно возразил Борода.

— Да, некоторые ночные схватки доходили до сотни трупов, не считая раненых, на проволоку лезли, но нам так и не покорились, — напомнил Бороде Лапа.

— Вот и поплатились жмурики, — беззлобно, как о своих друзьях, произнес Борода.

— Раньше в колонии до тридцати и более тысяч содержалось зеков. Как прибывает этап, так и начинается выяснение отношений: кого с этапом прибыло больше — сук или воров. Если воров, то они гоняют и режут сук, если наоборот, то мы устраиваем им бойню, — вспомнив беспокойное время, вздохнул Лапа.

— А красношапочники под шумок с помощью сексотов вырезали злостных нарушителей режима, — напомнил ему Борода.

— И такое было, — согласился с ним Лапа.

Нахлынувшие воспоминания не оставили их равнодушными к прошлому. Они выпили по фужеру вина. Не спеша закусили ягодами, фруктами.

— Вообще воры тогда в отношении нас здорово просчитались. Как-никак мы прошли через жерло войны, насобачились и резать, и убивать, да и сочувствующих нам среди зеков было более чем достаточно. Мало у кого из них фашисты не сократили семью, а уж о покалеченных, пропавших без вести в их семьях и говорить не приходится, — продолжил воспоминания Лапа.

— Бывшие фронтовики, не являющиеся ворами, нам тоже хорошую поддержку сделали, — напомнил ему Борода.

— Конечно! — согласился с ним Лапа. — А вообще-то, Илларион Константинович, давай закончим воспоминания и поговорим о Леснике. Как у него сейчас обстоят дела? Я его уже месяца два не видел.

— У него все о’кей! — беспечно бросил Борода, оживляясь, довольный, что наконец они переключились в разговоре на более интересную тему.

— В мохнатые зембеля давно руку не запускал? — поинтересовался Лапа.

Борода, оглядевшись по сторонам и убедившись, что их никто не подслушивает, все равно, понизив голос до шепота, заговорщицки сообщил Лапе:

— Лесник с Альбиной сейчас значится находящимся на своей вилле в Америке. Ты же знаешь, что он имеет двойное гражданство: российское и штатовское.

— Чтобы беспрепятственно мотаться туда и обратно, — догадливо заметил Лапа.

— Само собой разумеется! — согласился с ним Борода.

— Как же американцы пошли так легко на предоставление ему двойного гражданства? — поинтересовался у него Лапа.

— Когда будешь иметь на счете три миллиона долларов, то и у тебя с американским гражданством проблемы не будет, — заверил Лапу с улыбкой Борода.

— Так что он там делает? Мне не верится, что он туда поехал подышать свежим воздухом и отдохнуть. У нас отдых не хуже ихнего.

— Правильно ты мыслишь, — согласился с ним Борода. — Его поездка в Америку — ширма, за которой провернутое нами махровое дело.

— Ты не тяни резину, а быстрее выкладывай, — не вытерпев затяжки, потребовал у Бороды Лапа.

— Короче, он по подложному американскому паспорту возвратился назад. В столице он грабанул один коммерческий банк и втихаря смылся опять к себе в Америку. Теперь ожидаю всем семейством его возвращения с «отдыха», но только официально.