Он, однако, был в Ятаканге. Пройдя насквозь здание экспресс-порта, прикорнувшее под защитной бетонной подушкой с обязательным толстым слоем земли поверх и высаженными деревьями, он оказался на выходящей на площадь лестнице, где его осадили десятки, сотни ятакангцев, причем кое-кто обращался к нему на пиджине с примесью голландских и английских слов. Носильщик вывез на самоходной тележке его багаж и застыл в ожидании платы за услуги.
«Я забыл поменять деньги. Интересно, мне с документами хоть сколько-нибудь дали?»
Он точно помнил, что видел конверт с кредитными карточками, а вот были ли наличные? Порывшись по карманам, он достал конверт, где оказалось с десяток хрустящих десятиталовых бумажек стоимостью… гм… центов шестьдесят каждая. Отдав их носильщику, он некоторое время постоял рядом со своими сумками, время от времени хмуро поглядывая на подростков, которые, столпившись вокруг, наперебой предлагали найти такси, поднести сумки, купить сувениры и тошнотворно липкие сладости или просто пялились на круглоглазого. Все мальчишки были в серо-белых, зачастую грязных штанах и тужурках, девчонки – в саронгах двадцати различных цветов от черного до золотого.
На стоянке, протянувшейся вдоль здания экспресс-порта, выстроились такси на электрическом и человеческом (последних было больше) ходу – риксы, – а также два-три современных автобуса китайского производства. Еще тут был целый ряд крикливо раскрашенных киосков из тонкой непромокаемой ткани, натянутой на каркас из бамбука или его пластмассовой имитации. Перед ними расхаживал полицейский и хмурился на продавцов, а в ответ получал пустые улыбки. Покопавшись в памяти, Дональд определил, что перед ним. Режим Солукарты суеверий не поощрял, но, если верить вывескам над крохотными лавочками, именно тут пассажир, отправляясь в дальний путь, мог принести любому божеству на свой вкус искупительную жертву или благодарственную за благополучное возвращение из дальних стран. И дела у торговцев шли бойко: за то короткое время, что он стоял на ступенях, к ним подошли пять-шесть человек. Каждый взял крохотный конус благовоний и – многократно прикладывая руки ко лбу и сердцу – поставил его куриться или поджег узкую бумажную ленточку с напечатанной на ней молитвой, а потом стал смотреть, как, дымя и искрясь, она обращается в ничто.
Искоса глянув на нависшую над городом громаду Дедушки Лоа, выступившего из-за пелены едва сеющегося дождя, он подумал, что ятакангцев едва ли можно винить за желание придерживаться старых обычаев.
– А, мой американский друг, – сказал у его плеча мягкий голос. – Спасибо вам еще раз, мистер?..
Автоматически назвав свою фамилию, он повернулся и увидел перед собой индианку. В ниспадающем до земли свободном сари она выглядела еще более грациозной и элегантной, чем раньше, хотя то и дело поправляла складки, и было очевидно, что она не привыкла к одежде, которая так стесняет движения.
– Вы риксу ждете?.. Нет, вижу, тут их полно. Тогда чего же?
– Просто осваиваюсь. Я никогда тут раньше не был. – Он произнес эти слова с пустой и холодной вежливостью, хотя при этом умом сознавал, что она одновременно и красива, и эмансипирована. То, чему несколько минут назад подверг его ятакангский врач, словно на время заморозило нормальную мужскую реакцию.
– Тем не менее вы говорите по-ятакангски, и, по-видимому, хорошо, – сказала девушка.
– Мне хотелось выучить какой-нибудь неиндоевропейский язык, а этот показался самым подходящим, поскольку за него мало кто брался… Вы направляетесь в Гонгилунг?
– Да, у меня заказан номер в отеле. Кажется, он называется «Патриотическая гостиница».
– И у меня тоже.
– Тогда поедем вместе, ладно?
– Чего удивительного в совпадении? Да и какое тут совпадение? «Патриотическая гостиница» была единственной в Гонгилунге, которая обслуживала озападнившихся постояльцев, и если там имелись свободные номера, ее выбирали автоматически.
– Или вы предпочли бы взять риксу? У вас ведь их в Америке нет, правда?
Ну конечно, индийское слова «рикша»! От того же корня было, вероятно, произведено и современное ятакангское «рикса».
– А у нас не слишком много багажа? – спросил Дональд.
– Разумеется, нет, нет. Эти водители с виду такие же крепкие, как и у меня дома. Едем? Эй, вы там!
Она энергично замахала первому риксе в очереди, и, вертя педали, он подкатил им свою диковинную пятиколесную повозку. Как и пообещала индианка, на количество багажа он не пожаловался, только нагрузил его на заднюю платформу, пока не просела рессора, а затем отрыл перед ними низкие дверцы.
Скамейка была узкой, и им пришлось сидеть, почти прижавшись друг к другу, но если его спутница была не против, то и Дональд тоже. К нему понемногу возвращалось обычное самообладание.
– Кстати, меня зовут Бранвен Гхос, – сказала девушка, когда водитель весь вес перенес на одну педаль, чтобы сдвинуть с места свой тяжелый груз.
– Бранвен? Это индийское имя?
– Нет, валлийское. Это старая семейная легенда о том, как мой дедушка ушел в море ласкаром[66], как их раньше называли, и в Кардифе ему разбила сердце прекрасная валлийка. – Она рассмеялась. – Мое имя всех сбивает с толку, пока я не объясню. А что вы собираетесь делать в Гонгилунге, Дональд? Или я лезу не в свое дело?
– Вовсе нет.
Дональд мельком оглядел поток транспорта, в который они только что влились: по обе стороны от них катили миниатюрные грузовики на педальном ходу, среди которых мелькали малолитражки на батарейках, везшие или пассажиров (в невероятном количестве, по пять-шесть человек на машинку не больше его риксы), или мешки, тюки и коробки неопределенного вида товаров. Над трассой висели некогда яркие, но теперь поблекшие от дождя плакаты-перетяжки: одни восхваляли маршала Солукарту, другие призывали ятакангцев освободиться от европейских предрассудков.
– Я… э… буду освещать программу генетической оптимизации для «АнглоСлуСпуТры», – добавил он.
– Правда? Как интересно! Вы специалист в этой области?
– До некоторой степени. То есть у меня степень по биологии.
– Понимаю, что вы хотели сказать этим «до некоторой степени». Тому, что сделал тут Сугайгунтунг в колледже, по всей видимости, не учат, так?
– Вы сами что-нибудь в генетике понимаете? Бранвен нехорошо улыбнулась.
– Поверьте мне, Дональд, в такой стране, как моя, нельзя быть женщиной детородного возраста и не знать о ней хотя бы чего-нибудь – разве что ты глупа или неграмотна.
– Пожалуй, так. – Дональд помедлил. – Кстати, а что привело вас сюда? Дела или развлечение?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});