Франческо понуро вышел. Бароны придерживали его за локти, чтобы он, упаси Бог, не сбежал вместе со своими колдовскими чарами. Спускаясь по лестнице, конвой встретил Агнес фон Майендорф. Как мы помним, она так и не поняла, с кем именно проводила прошедшую ночь, а потому довольно равнодушно встретила жаркий взгляд, который подарил ей Франческо.
— Что натворил этот молодец? — полюбопытствовала она у баронов.
— Да так! — уклончиво отвечал один из баронов. — Пока еще не разобрались… Там кое-кто сомневается кое в чем…
— В чем? — не отставала Агнес.
— Сомневаются в том, что ваш жених — мужчина! — хихикнул Франческо с какой-то веселой злостью, хотя ему было вовсе не до смеха.
— Как это? Он же храбрец! — Агнес подумала, что речь идет о моральной стороне.
— Не в этом дело, сударыня, — разъяснил барон. — Там один человек утверждает, что он, простите, девушка!
И бароны повели Франческо дальше, а Агнес, с минуту постояв на ступенях, подобрала подол и бросилась вверх по лестнице. Она влетела в комнату, где заседал совет и, энергично распихав локтями рыцарей, прорвалась к Альберту.
— Что это?! — возмутился Ульрих. — Кто вас сюда пустил?! Здесь военный совет, а не пряльня! Немедленно покиньте помещение!
— Как бы не так! — вскричала возмущенная баронесса. — И не подумаю! Кто здесь позволил себе сомневаться, что ваш племянник и мой жених не мужчина?!
— Господи! — воскликнул Ульрих. — Да кто вам это сказал?
— Ваш оруженосец и те люди, которые вели его! Ну, так кто в этом сомневается?
— Среди нас, собственно, никто не сомневается… — протянул Вальдбург. — Но сейчас сюда притащат епископа, который заявил это со всей категоричностью!
— Видите ли, — осторожно начал Ульрих, — еще во время боя епископ, этот бесчестный и гадкий человек, ругал вашего жениха, оскорблял его, утверждая, да простите мне это мессир Альберт, что ваш жених — женщина, да к тому же еще любовница фон Вальдбурга!
— Ну не смешно ли, баронесса?! — ухмыльнулся Вальдбург. — Епископ еще соврет, что Альберт приревновал не меня к вам, а вас ко мне?
— От него можно и этого ждать! — усмехнулся Альберт. — Ступайте, сударыня, и ни о чем не беспокойтесь!
— Да, да! — подтвердил Ульрих. — Идите и предоставьте мужчинам возможность решать наши дела без женщин.
Их беседу прервали бароны, тащившие под бряцание кандалов старуху-епископа.
— Ах, это он?! — завопила Агнес. — Постойте же, я выцарапаю ему глаза!
— Осторожнее! — завопила епископша. — Я заразная!
— Тьфу! — сплюнули бароны, отпуская старуху.
— Так он еще и женщина? — спросила Агнес. — А клеветал на моего Альберта?
— Это колдовство! Колдовство! — Епископша затопала по полу деревянными башмаками. — Я был мужчиной, был! Меня заколдовали!
— Заколдовали его! — Агнес заливисто засмеялась. — Господи, да она же врет, старая карга! Она наверняка всю жизнь была бабой, спала с монахами и заполучила свою дурную болезнь… А теперь выкрутиться захотела! Что, боишься карга, сгореть на костре за святотатство?! Бесстыжая! Да еще валит с больной головы на здоровую! Ладно, пусть я буду плохая, но я скажу! Я все скажу!
— Не надо! — воскликнул Альберт, предостерегающе подняв палец.
— Да чего там! — отмахнулась она. — Чего нам стесняться, ведь мы обручены и через несколько дней поженимся… Мессиры, позвольте надеяться на вашу рыцарскую и мужскую честь…
— А что надо делать? — спросили из толпы.
— Да ничего, — сказала Агнес, — только, пожалуйста, не распространяйтесь до нашей свадьбы, что мы с мессиром Альбертом…
Она смущенно покраснела и стала трогательно-хорошенькой, очень миленькой и такой же красивой, как всегда.
— …Мы уже провели ночь вместе… — сказала она, скромно улыбаясь.
— Эка страсть! — хмыкнул Хлодвиг фон Альтенбрюкке. — Подумаешь, неделю не дотерпели! Так бы сразу и сказала…
— Значит, меня обманули! — Голос старухи заскрежетал, как несмазанная телега. — Он мужчина! Какой же подлец этот Вилли Юродивый!
— Что, взял денежки, да не отработал? — съехидничал Альтенбрюкке. — Все вы такие, монастырское отродье, шпионы и жулики!
— И все же надо проверить — не колдунья ли она? — заметил Ульрих. — Ведь Франческо утверждает, что она превратила в девушку Андреаса!
— Да что там проверять! — сказала епископша. — Просто эта девка была его любовницей…
— Что-о? — воскликнула Агнес. — Андреас был девкой?
— Нет! — сказал Альберт. — Андреас не был моей любовницей ни в мужском, ни в женском роде! Клянусь Святым крестом!
— Да вы же вместе в мыльню ходили! — завопила епископша. — Вместе!
— Вот я и говорю, что ты его, старая карга, заколдовала! А кто ты сама — женщина или мужчина, — неизвестно, может, ты и вовсе оборотень!
— Да что может статься с человеком, если на него водой плеснуть?! — орала баба. — Да ничего!
И схватив со стола злополучный ковш, она плеснула водой в Альберта, пробубнив:
— Чтоб тебе век девкой быть!
— А-а-а-а! — очень натурально вскричал Альберт, тряся головой и стряхивая с нее воду.
— Да ничего с ним не случилось, — сказала карга, скаля гнилые зубы и победно ухмыляясь. Но Альберт, замерев с каким-то каменным лицом, вдруг схватился за грудь и пробормотал, опуская глаза:
— Растет!
— Ведьма-а-а! — заорали вокруг, и если бы Ульрих не загородил собой старуху, ее изрубили бы на куски.
— Тихо! — гаркнул Шато-д’Ор-старший, и в зале воцарилась тишина. — Что с тобой, Альберт?
— Я… — Альберт, растерянно улыбаясь, хлопал глазами…
— Да что с тобой, черт побери! Ты стал женщиной?!
— Да…
— И-и-и-а! — взвизгнула Агнес и упала на руки Ульриха без чувств.
— Воды! — крикнул кто-то. — Воды немедленно!
Но к воде никто не решался подойти. Ульрих подтащил обмякшую баронессу к бочке и плеснул ей в лицо несколько горстей. Кто-то сбегал за служанками, и те увели шатающуюся и рыдающую от горя Агнес наверх.
— Так что? — просил Ульрих. — Что ты чувствуешь?
— Здесь выросло, а тут — исчезло… — сказал Альберт, указывая на соответствующие места.
— Показывай!
Альберт подобрал кольчугу и без какого-либо стыда или особенного волнения спустил штаны. Рыцарство сгрудилось вокруг рыцаря, с интересом разглядывая превращенного.
— Да, брат! — сокрушенно покачал головой фон Альтенбрюкке. — Не повезло тебе! Как ножом все стесало!
— Может, еще вырастет? — понадеялся Бальдур фон Визенштайн цу Дункельзее. Альберт оделся и сел за стол, подперев голову руками. Воцарилось тягостное молчание, за которым последовал взрыв: