Идти было непросто. На улице почему-то вдруг стало ужасно грязно, ноги чавкали, с каждым шагом, глубоко погружаясь в темную жижу. Чем ближе казался дом, тем сложнее было вытаскивать ноги из этого болота.
И где только ходит Мартин? Вокруг так темно, наверное, уже полночь. Все библиотеки давно закрыты, закрыты книжные магазины и букинистические лавки. Конечно, он влюблен в книги, но ведь он не должен забывать и об Аделине. Она вспомнила, как Мартин обычно покусывал внутреннюю сторону щеки, если книга была особенно интересной, и не смогла больше на него злиться. А когда книга дурная, он закусывает губу. Как будто боится случайно рассмеяться неудачной книге в лицо. Он, конечно, чудной. Чудной и нелепый. Когда она впервые увидела Мартина в большом лекционном зале, то сразу же почувствовала потребность защищать его. И не только от грубых парней, но и от снисходительных и насмешливых взглядов, от непонимания, от глупых высказываний, за которые Аделине было особенно стыдно, когда их произносили в присутствии Мартина.
Потом, когда они вспоминали свою первую встречу, Мартин убеждал ее, что он тут же понял, что Аделина – та самая. Смешно отводя глаза, он мямлил что-то про ангела-хранителя и перст судьбы. А она смеялась над ним, над его смущением. Но смеялась не обидно, а тепло. Она знала это точно. Ведь разве может человек, который так любит, смеяться обидно?
Мартин бы твердо ответил: «Нет!» – и был бы прав. Потому что Аделина действительно любит его, такого высокого и худого, с вечно растрепанными волосами. Она не может смеяться обидно. Ее смех радует, излечивает от мигрени и простуды! Ведь так Мартин и говорил ей: «Когда мне плохо, например, взяла тоска или какая-нибудь другая зараза, я просто должен услышать твой смех, и все как рукой снимет!»
Становилось все темнее, и Аделина совсем запуталась, что это за время суток – ночь, вечер, а, может быть, раннее утро? Но так не бывает ни ночью, ни вечером, ни утром. Всегда найдется какая-нибудь звезда, или блеклый месяц, или красная кайма закатного солнца – что-то, что дает свет, тепло и надежду на красоту. Здесь же просто темно, как будто кто-то замазал небо черной гуашью.
Аделине стало страшно: темнота сгущалась, а путь к дому превратился в настоящую муку. Слезы начали наворачиваться на глаза.
– Марти-и-и-ин! Мартин! Ты слышишь?! – она закричала так громко, как только могла. Он всегда говорит, что не оставит ее одну. Так вот сейчас он очень нужен. И она одна. Одна в этом вязком болоте, в этой вязкой темноте.
– Мартин! Мартин, помоги! Мне страшно! – она постаралась крикнуть погромче, чтобы он уж точно услышал. Иногда бывает и такое, что, зачитавшись, он уходит в себя, отключается от внешнего мира, и тут-то его не дозовешься. Аделина завидовала этому умению и немного ревновала Мартина к его внутреннему миру. «Куда ты все время уходишь?» – то ли шутя, то ли всерьез спрашивала Аделина. «Это внутренний мир, и если тебе интересно, ты тоже там есть, так что можешь не ревновать», – отвечал Мартин и снова погружался в чтение.
– Мартин! Мартин, я здесь! Я одна! Мне страшно! Мартин, ты же обещал! – она закричала, размахивая руками. В глазах уже стояли слезы, а в горле – обида: как он мог оставить ее одну, здесь, в этом грязном пустом городе?
– Ну, ты чего, Аделина? Я же здесь, я всегда с тобой! – голос Мартина раздавался где-то совсем рядом. – Не плачь, крошка, лучше посмейся. Смех – лучше любого лекарства, я всегда это говорю.
Она присмотрелась, и увидела Мартина. Он был таким же, как прежде, только казался еще более худым. Его фигура излучала легкое серебристое сияние, и ноги едва касались поверхности земли.
– Что это ты придумал, Марти? Что за шутки? И как у тебя получается не запачкать ботинки?
– Просто с недавних пор я стал ужасно лёгким.
– Так ты поможешь мне? Я так хочу домой. Снова усесться с тобой в обнимку и слушать джаз. Это же наше любимое занятие, да, Марти?
– Конечно, крошка. Смотри, ты хотела увидеть океан?
Мартин не успел договорить, его прервал громкий отрывистый выкрик пролетающей чайки. В следующую секунду, ноги Аделины окатила холодная волна. Отхлынула, забирая с собой принесенную пену, и тут же снова наскочила на ноги Аделины, взяв небольшой разгон.
– Да Март! – Аделина радостно засмеялась, шлепая ногами по воде. – Ой! А наше окно, посмотри, это ведь настоящий маяк!
Темнота расступилась, и из-за горизонта выползло красное, величественное солнце. Оно остановилось, зависнув в самом начале пути, будто готовясь снова опуститься в воду. Небо и волны окрасились в красные тона.
– Ну, а когда же мы, наконец, окажемся дома, Марти? Пойдем домой, я устала, – попросила Аделина.
– Пока не могу, – грустно ответил Мартин. – Только когда солнце взойдет или сядет за горизонт. Когда время начнет двигаться, я смогу вернуться к тебе. А сейчас я потерялся, понимаешь? Сейчас я нигде и никогда.
– Мартин, что ты придумал? Бросай свое сияние, эти философские штучки и ходьбу по суше и по воде. Ты нужен мне, я без тебя не смогу! А я здесь. Я здесь и сейчас. И без тебя я не могу, – Аделина испуганно смотрела на Мартина, а он грустно пожимал плечами в ответ.
– Я ничего не могу сделать, крошка. Ну, хватит плакать, я же всегда с тобой. Меня зовут. Не бойся, и не плачь. А я должен идти.
– Мартин, пожалуйста! Не оставляй меня одну! – Аделина кричала, срывая голос. Ей стало до боли ясно, что Мартин действительно уходит куда-то далеко, куда-то, куда она не может попасть.
– Не бойся, все будет хорошо…
– Мартин! Не надо! Прошу тебя, не надо! Мартин, не уходи! Я не смогу без тебя! Мартин! – она плакала, и вода поднималась все выше и выше. Это уже не были волны, омывающие стопы. Вода доходила Аделине до пояса, затем поднялась еще, и заплескалась у нее под подбородком…
– Мартин, пожалуйста! Я тону! – она кричала сквозь плачь, и с каждой новой слезой, вода поднималась все выше. Она почувствовала, что захлебывается, что вода затекает в нос, щиплет глаза. Аделина попыталась еще раз позвать Мартина, но не могла кричать под водой…
– Мартин! – выкрикнула Аделина и проснулась, ловя ртом воздух. Щеки были мокрыми от слез, все тело ломило.
Она встала, и, закутавшись в плед, пошла налить себе воды.
– Это сон, глупый сон. Всего лишь сон, – твердила она, стараясь удержать кружку трясущейся рукой. – Скоро Мартин вернется, я расскажу ему все, что запомнила из этого сумбура, а он посмеется надо мной и обнимет, как ребенка.
Она сделала глубокий вдох и выдох. Получше закуталась в плед, и устроилась на диване. На журнальном столике лежала книга, которую написал Мартин. Аделина протянула руку и раскрыла ее на случайной странице. Свет ночника был достаточно ярким, чтобы немного почитать, к тому же он словно окутывал уютом, теплом. Аделина переворачивала страницу за страницей, все глубже уходя в размышления Мартина. Ей казалось, что она слышит его спокойный, рассудительный голос с редкой шутливой нотой, с которой он сам себе задает все эти неразрешимые вопросы, а затем сам же и пускается на поиски ответов. Аделина не заметила, как книжка выпала из ее рук, и она снова заснула. На этот раз глубоко, как будто провалилась в темную яму, – без снов, без звуков, без тонкого луча света.