захочется, имеет перевес над остальными. Притязать на что–то – её право. Оно заложено историей и укладом. Равные Серэнити по рангу лишь наместник провинции и магистры, а выше неё только понтифик Братства Света да королева Констанция Демей. Все. Здесь, этой сгущающейся ночью с намеком на дождь, она – Власть Соединённого Королевства.
– Индванцио Гнобиль пользуется поддержкой боевых монахов, в частности клевретами Шарлиз Орик?
– В наших рядах есть твои братья и сестры, да. Они не умеют, как ты, сращивать кости магией, но их пиявки, притирки и бальзамы спасли немало наших ребят.
Серэнити сокрушённо, как бы не веря сказанному, принялась теребить четки. То, что Братство Света Плавеня прияло на себя телесную заботу (а значит и привилегию Гильберта Энтибора на трон) о крамольной рати Индванцио Гнобиль, говорило одно – Шарлиз Орик, она же лжепонтифик, согнула в рог всех высокопоставленных персон Ураха, тех, что пребывали на территории бывшей центральной провинции.
Дуглас Хайл осклабился.
– Хочешь, поведаю, какое у тебя прозвище в Плавене? Как тебя величают во всех захудалых дворах и придорожных трактирах, а?
– И как? – натянуто, спросила Серэнити.
– Блевотина Ураха! Его Отрыжка и Понос!
Я отвернулся, потому что догадался, что последует за этим высказыванием. Ладно, то, что Серэнити назвали за глаза «блевотиной», но «блевотиной Ураха», Всеотца, которому моя подруга преклонила всю себя – это прозвучало… не просто оскорбительно для Великого инквизитора, это было кощунственно по отношению ко всей её личности и системе ценностей. Фалго Дю Бод предложил лишить Дугласа Хайла головы, но тому на долю выпало нечто более болезненное и позорное. Серэнити заколотила его латными перчатками. Да, бум, бум, бум. До смерти. Когда уже лендлорд Лисьего Дола перестал подавать признаки жизни и превратился в кровоточащий мешок с потрохами, я еле отволок Серэнити от её «занятия». Мне сгоряча, при этом досталось в солнечное сплетение и по ребрам. Буйство и психоз Серэнити покинули её не сразу. Она как с цепи сорвалась. Даже мне, её другу, стало страшно в эти минуты.
Великий инквизитор тяжело дышала.
– Его можно было бы обменять на одного из «наших» в Плавене, – осторожно укорил я Серэнити.
– Он нужнее Назбраэлю. Там о нём позаботятся.
– Вы совершенно правы, миледи, – подал голос Фалго Дю Бод. Он помолчал, затем хрипло, все еще находясь под впечатлением садистического представления, добавил: – Утес Элми в двадцати лигах отсюда. Если вы пожелаете, то станете моими гостями на эту и другие ночи.
– У нас нет на это времени, – отрезала Серэнити. – Заночуем здесь.
– Среди трупов и слетающегося воронья? – опешил Фалго Дю Бод.
– Нам не привыкать.
– Тогда постараюсь предоставить вам хоть какие–то удобства.
Лендлорд Утеса Элми кликнул капитана, солдаты которого расчистили нам поляну у кромки леса. Натасканная трава и нарванные лопухи плохо заменяли кровати, но это было лучше, чем спать на голой земле. По обыкновению я подсунул под ухо сумку и задремал. Так спать, после сечи, в пятидесяти футах от тысячи распластанных мертвецов, что ещё недавно вспахивали поля и поднимали кружки эля, рыбачили и охотились, мне доводиться нечасто. Больше не дождутся их дома. Да разве все они хотели попасть на войну? Поставленные в строй, они должны были сражаться. И пали…Сон погрузил меня в Воды Забвения, и Луковое Спокойствие сохранило меня от скребущегося на задворках перцепции Укулукулуна. Я чуял его желчное, издевательское присутствие. Приторно гнилое на «вкус», оно отягощалось невообразимым и острым желанием добраться до меня. Пока, впрочем, Луковое Спокойствие действовало как надо. Мне мерещились только пауки и их мелкие лапки, что беспрестанно ползали по моей одежде и забирались под неё. В конце моих грез я как бы весь опутался паутиной. Некто взирал на меня с вышины небес, не архонт, кто–то могущественнее его. Рифф? Наверное. Праматерь ждала моего отклика, моего служения и моей души…
Меня разбудила Серэнити. Первые застенчивые лучики солнца ласкали изрубленные доспехи и красную от крови почву. Птицы, что кружили над побоищем, беспрестанно перестраивались. Они то планировали вниз, то взлетали вверх. Гвардейцы Иль Градо занимались тем, что копали глубокую рытвину – туда скинут всех павших витязей и навалят над ними холм. Серэнити заочно прочла молитву об упокоении их душ и мы, оседлав Юнивайна, махнули в Шальх. Я даже не завтракал (не беда, конечно, но все же). Серэнити попросила призрачного коня нестись во всю прыть, и он послушался ее. Картина, нарисованная мастихином, – так выглядел передо мной мир, покоряющийся скорости Юнивайна. Где–то мелькали речки, а где–то виднелись коричневые линии троп. Чащи обращались зелеными кляксами, валуны же вторили им дымчатым прочерком. Я немножко сожалел, что красотища Иль Градо, его дубняки, рощи и лощины, были недоступны мне для восприятия. Глаза просто не успевали различить обстановку вокруг. Единственно, что четко маячило передо мной– так это синева поднебесья и окатанные огромные облака, что парили, словно раздутые пузырями мешки. Ветер холодной струей овевал мне бока, мотал плащ туда–сюда и теребил волосы.
Скача на Юнивайне, я думал о прошедшей битве. Затем мои мысли заняла катастрофа под названием Дроторогор – вот, кто наша проблема номер один. Пока он далеко, пока… Маморгамон, Ворг, Вилисивиликс, Ливан, Нургахтабеш, Захваш, Мрахарафат, Дуни, Шигхломар, Вайри, Кварцарапцин, Кхароторон и Кчорохорох – все они Боги–Идолы Хрипохора. Замыкающий эту деспотичную касту – Дроторогор самый лютый и зверский из них. Корни появления Богов-Идолов теряются в легендах, ветхих книгах летописцев и в истертых сказаниях полуслепых старух, шепчущих их у очагов в канун Солнцеворота. Если кратко, то, сублимируя их все, получается выделить следующее. Задолго до того, как первые наши предки вышли из Великого Людского Окна Перехода, две квинтэссенции Черный Огонь и Сумрачный Лед породили отпрыска – Дроторогора, даровав ему в наследство от отца Иглу Пламени, а от матери – Иглу Стужи. Потом Черный Огонь и Сумрачный Лед – Духи Вселенной женились на иных разумных Стихиях, на Лавовой Проточине, Морском Вихре, Урагане Слез, Шторме о Шестисот Ятаганов, Зыбучем Громе, Землетрясении, Утопающем в Себе Крике, Эхе Гор и прочих, рождая других Богов–Идолов (Старых Богов, как их еще иногда называют), но их первенец всех превосходил в силе и мощи. Дроторогор подчинил себе всех живорезов тогда ещё бескрайнего Великого Леса и объявил войну драконам, что населяли шири от Хло и Клирдвайта до Альтараксис и Бумфамара. Красные, золотые, серебряные, фиолетовые и бронзовые вирмы яростно противостояли Богам–Идолам.
Схватки были столь масштабны и всесокрушительны, что под их влиянием целые заливы испарялись, оголяя иссушённое дно, а кряжи, пронзающие своими верхушками звездчатый потолок, обращались в песок. В этих, отдалённых от нас провалом вех эпохах, Дроторогор возвел Червонное Капище, которое украсил черепами убитых им драконов и их костей.