— Нет, поезжай одна. Мне должно еще немного поплохеть, прежде чем станет лучше. Вот увидишь, я стану прежней. — И Флинг поцеловала Другую в щеку.
— Вообще-то ты слишком хороша для него, Флинг. Мужчины ведь на самом деле не ценят женщин, готовых пойти на жертвы ради них.
— Как, однако, ты не любишь мужчин, Другая! А ведь я даже не знаю до сих пор, были ли у тебя дружки или нет!
— Мне читали курс мастера своего дела. — Она схватила отцовскую ручку "Паша" и пристроила ее между пальцами, изобразив доктора Корбина с трубкой. — Доктор Корбин — супермилый и к тому же физически привлекательный мужчина. Корбин приложил все свои силы, чтобы на долгие годы отбить у меня интерес к мужчинам. Мне было лет тринадцать, если не ошибаюсь, когда он мне сообщил, что "мужчины, деточка, облагодетельствуют тебя сифилисом и лобковыми вшами". У меня начались кошмары, будто я прихожу на свидание и обнаруживаю на себе гигантскую вшу, а тут еще папа, присылающий омаров и прочую экзотическую гадость из "Лютеции". Потихоньку-полегоньку все мужчины начали ассоциироваться у меня с насекомыми и ракообразными. Ну, и сам папа, я же видела, как он смотрел на всех хорошеньких женщин! Помнишь, как я застала вас на презентации: папа с фотомоделью противоположного пола, пышущей, как и он сам, здоровьем? Я тогда неделю не могла в себя прийти! Чтобы окончательно отбить у себя охоту к мужчинам, я прочитала все, что могла найти ужасного и страшного о них в библиотеке Вессара. Этого мне хватило по горло.
— О-о, Другая! Как бы я хотела быть такой же образованной, как и ты.
— Я достану для тебя книги, милая моя мачеха. Но одно усвой сразу: не разыгрывай из себя папиного жертвенного ягненка. Мужайся!
Флинг захохотала.
— Что тут смешного?
— Я вспомнила о втором мужчине, которого люблю, — Фредерике. — Она уже весело смотрела на Другую, и обычное озорство заиграло в ее ясных, небесно-голубых глазах. — Ты права. Мне надо мужаться, обретать ясность мысли, не позволять чувствам править мною, а сердце вынуть из груди и пришить к рукаву.
Флинг все это пропела, заражая своим настроением Другую.
— Нет, ты видела когда-нибудь мужчину с сердцем, пришитым к рукаву?
Другая выпрямилась, как солдат, возглавивший атаку под Сан-Хуаном. Даже без грима, в спортивной подростковой одежде, с коротко стриженными волосами, оставлявшими лицо открытым, она производила впечатление фемины, женщины эпохи Святого Валентина.
— Будем учиться мыслить по-мужски! Вот, Другая, возьми сигару!
Флинг протянула ей малахитовую с золотой инкрустацией шкатулку, принадлежавшую когда-то председателю компании "СОЛОМОН БРАЗЕРЗ" с кингменовскими контрабандными сигарами. Кингмен обожал вещи, принадлежавшие прежде другим важным персонам. Он коллекционировал эти талисманы, как будто надеялся, что часть могущества и удачливости их бывших владельцев перейдет к нему. Безделушки богачей былых времен были иконами, на которые он молился.
— Позволь предложить тебе огоньку, приятель. — Флинг чиркнула одной из серебряных кингменовских зажигалок от "Картье" — миниатюрным Беддл-Билдингом с сапфиром в качестве крышки. Другая закашлялась от дыма — она была женщиной девяностых, которые не курят, не пьют и не едят мяса.
— Бренди? — Теперь уже дочь открыла бутылку "Курвозье" и до краев наполнила два бокала.
— Мыслить по-мужски! — И они, не сговариваясь, как пара "рейнджеров", ринулись напролом через библиотеку к настенному платяному шкафу Кингмена, длинному, как пассажирский вагон, и пропитанному ароматами престижного клуба для мужчин. Журнальные обложки с кингменовскими портретами, вставленные в рамки, делали шкаф похожим на панцирь черепахи. Эта комната была отделана первой во всем доме, поэтому, наверное, и осталась самой изысканной — со стофутовыми ковровыми дорожками, уводящими в туалетную комнату, с панелями красного дерева, с бейдермьеровскими полками, где стопками были сложены рубашки и шерстяные шарфы. На медных подставках для обуви выстроились несколько сотен пар сапог, ботинок, туфель. Флинг схватила с подставки пару сапог и начала втискивать в них ноги, хотя ей этот размер был явно маловат. Сбросив на пол махровый халат, в который она все эти недели куталась, как ребенок в одеяло, она натянула кингменовские заказные подштанники от Сулки. Чистый, стопроцентный хлопок гладко заскользил по ее младенчески нежной коже.
— Какой цвет вы предпочитаете, сэр?
Стоя с голой грудью, она выхватила вешалку с голубой рубашкой "Тернбол энд Ассер". Затем обе надели брюки Кингмена — мешковатые на дочери, но отлично облегающие пышную фигуру Флинг. Флинг вытащила из сотни галстуков "Гермес" самый яркий и напялила на голову мягкую фетровую шляпу. Последний штрих — знаменитым капризным ртом она вцепилась в кубинскую сигару. Подумав, она нахлобучила шляпу на морду Пит Буля, явно взволнованного наполнявшими комнату знакомыми запахами хозяина.
— Мыслить по-мужски! Попробуй, Флинг!
Другая аккуратно заправила пару шелковых носовых платков от Сулки в карманы пиджаков. Флинг подправила их, сделав два идеальных треугольника.
— Для этого достаточно влезть в мужские штаны? — хихикнула Флинг. — Это не так трудно.
— Чем мы не мужчины? — Другая была взволнована и счастлива, потому что впервые за долгое время увидела Флинг веселой. — Мы живем в мужском мире, сестра, а потому должны быть во всеоружии. Всегда легче одержать победу, если знаешь правила игры. Дочь Кингмена Беддла постигла эту истину давным-давно.
Четвертое июля в конце недели в Нью-Йорке. Парк-авеню с Семидесятой улицы вплоть до вокзала "Гранд Сентрал" напоминает город-призрак. Куда ни глянь — ни души. Хоть стреляй из пушек — никто не услышит. Пройдись в неглиже по центру мостовой — никто не заметит. Нью-Йорк словно вымер. Жутко. Флинг захотелось, чтобы рядом оказался Фредерик. Пожалуй, все-таки стоило поехать вместе с Другой. Сегодня вечером Флинг впервые за долгое время рискнула выйти из дома. Именно потому что надеялась остаться незамеченной. Сама мысль отправиться в уютный пляжный домик в Ист-Хемптоне без Кингмена показалась Флинг непереносимой. Только не одной. Все ее подружки-манекенщицы будут со своими дружками из числа рокк-звезд, на широкую ногу — за счет дружков — празднуя День независимости. Четвертое июля. Красные, белые и голубые ракеты, взмывающие в небо. Да вот беда — она чувствует себя совсем не празднично. Не нужна ей никакая независимость. Ей нужно, чтобы муж вернулся.
Квартира на Парк-авеню — слишком большая и слишком пустая для того, чтобы коротать праздничный день в одиночку. Хук до конца лета уехал в Боксвуд — служить Рендольфам, а с новыми слугами, семейной четой, эмигрантами из Европы, она не сжилась. Чех дворецкий и его жена-кухарка были такие нелюдимые и надменные! Джимбо, личного телохранителя Флинг, нанятого Кингменом для ее безопасности, она уговорила провести праздничный уик-энд в кругу его семьи. Джимбо с превеликой радостью уступил ее напору. Что за удовольствие для бывшего центрового из "Гигантов" ростом шесть футов четыре дюйма с травмированными коленными связками пасти импульсивную и неудержимую, как капля ртути, супермодель со здоровыми (потрясающими!) коленками, особенно если все происшествия сводятся к попыткам обожателей приблизиться к своей мечте и выразить переполняющее их восхищение? Теперь она пожалела, что отпустила всех. Ей было одиноко.