Лавандой пахнуло из четвертого пузырька. Запах был чистый и свежий; именно так хотела бы пахнуть сама Флинг. Гейл рассказывала ей, что греки и римляне сжигали веточки лаванды, чтобы отогнать "дурные настроения". Она засмеялась. Ей бы потребовалась целая охапка лаванды, чтобы избавиться от своей меланхолии. Нижняя нота отдавала свежестью и мхом. Флинг отодвинула от себя флакон. Отлично. Просто прелестно.
Благоухание пятого аромата следовало назвать изысканным. Пахло белизной и снегом. Белые детеныши морских котиков и вереск высокогорья. Запах был теплый и сильный, мужской и сладкий одновременно. "Белый табак с мшистой нотой шипра", — гласила пояснительная записка Гейл. Флинг же увидела белых пушистых кроликов на холодном чистом снегу. Ну, конечно, это ее фаворит! Запах счастья, полный обещания, славный и тонкий. Она просияла, как серебряный доллар. Наверняка это также фаворит Гейл, не зря же она оставила это напоследок. Это был запах Флинг. Она улыбнулась. Надо будет назвать его "Навеки Флинг".
Она аккуратно расставила флаконы в стойке в порядке нумерации, но, не удержавшись, брызнула капельку последнего аромата на руку и с наслаждением провела рукой по лицу и шее. Обещание и надежда с оттенком невинности. "Сделай так, чтоб я ожила и встала", — сказала Флинг Питу Булю, лежавшему рядом. Однако тут же вздрогнула — в мутных глазах собаки она заметила боль.
— Что стряслось, Пит Буль? — Флинг соскользнула с табуретки и нежно погладила пса по голове. — Опять ты съел что-то, чего не следовало?
Флинг испугалась, хотя вообще-то у этого крепкого сколоченного бультерьера железный желудок. Однажды он сожрал целую упаковку репеллента, средства для отпугивания насекомых, потом поел травки в парке — и как ни в чем не бывало. Но где взять травы в Нью-Йорке ночью? В такое позднее время опасно тащить Пит Буля в Центральный парк, это совсем неподходящее место для ночных прогулок.
Громовой хлопок и потом — сверкание огней. Фейерверк. Она бросила взгляд на наручные часы. Уже девять с лишним.
Высотный сад на десятом этаже! Ну, конечно! Как и рокфеллеровский сад с газоном на террасе десятого этажа. Флинг потащила Пит Буля за поводок в лифт, позабыв погасить свет и оставить записку для Гейл — та все еще лежала в кармане джинсов.
Навалившись на засов, она с трудом приоткрыла тяжелые железные ворота. Они противно заскрипели. Снова сухой громовой раскат. Опять фейерверк. Было очень темно, а она даже не знала, где выключатель мигающих огней, установленных здесь для подсветки. Пит Буль вырвался и умчался в темноту. Вероятно, пошел искать траву. Она медленно шла вперед, освещаемая редкими отсветами фейерверков. Воздух здесь был душный и тяжелый. Флинг неуверенно ступала по траве: глаза пока еще не привыкли к темноте.
— Пит Буль, — позвала она. — Ко мне, мой мальчик.
Она вспомнила, что "итальянские" бегущие огни, вплетенные в ветви, автоматически включаются в полдесятого. Значит, уже скоро. Она остановилась в тенистом саду, дожидаясь, пока сможет различить очертания окружающих предметов.
— Пит Буль! — закричала она через минуту и беспокойно двинулась на ощупь к ограде. Ей показалось, что рядом она слышит тяжелое дыхание Пит Буля. Еще один громовой хлопок! И вдруг бегущие огни Тиволи, засверкав, отбросили гигантскую длинноногую тень на дорожку впереди нее. Флинг испуганно отпрянула. И тут же другая тень — позади ее собственной — отпрыгнула назад. Флинг похолодела. Причуды разыгравшегося воображения? Нет — она отчетливо слышала какой-то звук слева. Что это, ветка хрустнула? Флинг с ужасом осознала, что она здесь не одна. Сердце бешено застучало.
— Пит Буль! — взмолилась она. — Ко мне!
Пес снова был рядом, но из горла у него вырывалось злобное рычание. Тут Флинг почудилось, будто хлопают крылья. В ужасе она обернулась. Всего лишь стайка голубей! Она облегченно вздохнула, прижав руку к своей знаменитой груди.
— Пит Буль, ты и я два глупых детеныша, и только! Испугались голубей! — Она нервно засмеялась и наклонилась, чтобы взять Пит Буля на руки. Но она едва ли смогла бы утащить его дальше чем на два шага: кингменовский пес, получивший приз за чистоту породы, весил не меньше теленка. Флинг ужасно хотелось вернуться домой. Ей еще нужно презентовать новый аромат, вернуть себе мужа, привести в порядок нервы… И тут отчетливо она услышала скрип железных ворот и треск веток. Нет, она была здесь не одна. Бегущие огни неожиданно погасли.
— Кто там? Луи, это ты? — Теперь Флинг испугалась не на шутку. Пит Буль вырвался из рук и кинулся на бегущую тень, исходя злобным лаем. Он несся к парапету, туда, где была Пятая авеню, явно кого-то преследуя. Потом до Флинг донеслось низкое, приглушенное рычание — видимо, пес в кого-то вцепился клыками. "С его челюстями он может загрызть и корову", — не раз говаривал Кинг. Флинг была сильной девушкой. Если в сад пробрался грабитель, то она сможет с ним справиться. Лай стал громче и ближе. И вдруг Флинг почувствовала, как что-то холодное коснулось ее щеки. Она оцепенела и так и стояла на месте, леденея от ужаса, не в силах выкрикнуть имя Пит Буля, ударить прыгающую в темноте тень, не в силах бежать.
— Пит Буль! — прошептали ее губы, когда очередной фейерверк разодрал небо и осветил часть сада. Дождь огней, расчертивший яркие полосы над головой, на мгновение выхватил из темноты зловещую фигуру, притаившуюся возле ограждения. И тут же Пит Буль издал отвратительный вой, похожий на плач. Плач звучал все тише и тише, пока не смолк совсем, — где-то далеко внизу.
— Пит Буль! — завизжала Флинг, бросилась было к парапету в надежде отыскать пса и вдруг почувствовала, как в горло ей впился провод. Она изогнулась — пот градом заструился под рубашкой. Провод все сильнее впивался в ее шею, бесподобную длинную шею, благоухающую ароматом невинности, надежды и обещанья. "Навеки Флинг". Диким усилием Флинг попыталась стащить удавку, но чьи-то сильные руки затягивали ее крепче и крепче. Последнее, что она слышала, был лай Пит Буля где-то внизу. Нет, она не хочет умирать! Флинг задыхалась, глаза начинали вылезать из орбит. Но она отчаянно боролась, пытаясь кровоточащими, сломанными ногтями разорвать удушающий шнур. Упираясь каблуками, она еще надеялась помешать тому, кто рывками тащил ее все ближе к краю, к огням городских фонарей внизу. Собрав последние силы, она неистово лягнула убийцу, лягнула так, что услышала его стон. И тогда она, в последней вспышке сознания ринулась в отчаянную атаку: она пиналась, царапалась, щипалась. Но все было напрасно: она вдруг ощутила ужасающий вкус крови в горле, пальцы, судорожно вцепившиеся в стальную проволоку, обмякли, ватный кляп, заткнутый в рот, прервал последний крик. Она была обречена. Убийца уже переталкивал ее через перила, одна теннисная тапочка уже сорвалась с ноги, первой войдя в смертельную спираль.