поседели и уже с трудом передвигались. Все с радостью вспоминали времена своей молодости, рассказывали и о молодости Фройхена, которому теперь исполнилось 62 года. «В большинстве их рассказов фигурировал какой-то непобедимый искатель приключений, в котором я уже не узнавал себя, – писал Фройхен. – Странно было увидеть себя персонажем гренландских саг».
Когда корабль подходил к Туле, пересекая залив Мелвилл, Фройхена охватило радостное волнение. Ему уже говорили, что он едва узнает поселение, но он хотел увидеть всё своими глазами. Когда они миновали мыс Атолл, немного южнее залива Северной Звезды, к Фройхену подошёл мрачный матрос. Он принёс телеграмму с огорчительными новостями: американское правительство запрещало Фройхену высаживаться в «американской части» гавани рядом с Туле. «Американской» части?! «До чего странно, что меня, датчанина, не пускают куда-то в Гренландии», – писал он.
Здесь крылась какая-то тайна, творились какие-то дела, которые Соединённые Штаты желали держать в секрете. После Второй мировой войны, в начале войны холодной, Соединённые Штаты увидели в Гренландии стратегически важную территорию, которая хорошо послужит им в случае конфронтации с СССР. Остров находился на противоположной через полярные льды стороне от России: идеальное место для военной базы или для запуска ракет. В 1946 году США даже попытались купить Гренландию у Дании за 100 миллионов долларов, но датское правительство отказалось. «Не продают собственных соотечественников, будто коров или лошадей!» – сказал в то время Фройхен, и датское правительство было солидарно с ним. Однако к 1948 году многие европейские державы заключили военные пакты с Америкой, и позиция Копенгагена пошатнулась. В 1949 году Дания уже готовилась вступать в НАТО, а США начали искать в Гренландии подходящее место для тайной военной базы. Туле им приглянулся.
Почему именно Туле? Больше всех прочих за интерес американцев к Туле отвечает знакомый Фройхена – Бернт Балхен, ещё один человек старой закалки, сделанный из того же теста, что сэр Хьюберт Уилкинс, Кнуд Расмуссен и прочие им подобные в дружеском кругу Фройхена. Балхен родился в Норвегии в 1899 году и с юных лет мечтал о приключениях. После начала Первой мировой войны он вступил во Французский иностранный легион и вскоре обнаружил себя в верденской мясорубке. Перейдя позже в норвежскую армию, он сражался в гражданской войне в Финляндии против красных. Во время одной из битв под ним убили лошадь, и он, придавленный тушей, остался на поле битвы и чуть не погиб. Балхен долгое время провёл в госпитале и возвращал себе былую силу, занимаясь боксом. Он так в этом поднаторел, что представлял Норвегию на Олимпийских играх 1920 года. После этого он выучился на пилота и поступил в Королевские военно-воздушные силы Норвегии. Балхен оказался чрезвычайно одарённым авиатором: в перелёте через Атлантику он отстал от Чарльза Линдберга всего на два дня (к сожалению, когда речь идёт о славе, первое место не заменит ничто). Через два года, в 1929 году, он пилотировал самолёт, на котором с Ричардом И. Бэрдом и ещё двумя членами экипажа впервые пролетел над Южным полюсом: этот перелёт по-прежнему считается одной из важнейших вех в истории авиации. На протяжении 1930-х годов Балхен участвовал во многих авиационных экспедициях и достижениях (именно он отлаживал Lockheed Vega 5B, на котором Амелия Эрхарт совершила свой первый одиночный перелёт через Атлантику). Во время Второй мировой войны Балхен, теперь гражданин и Норвегии, и США, вступил в американские ВВС по личной просьбе их командующего, генерала Генри Арнольда, и участвовал в бомбардировках Германии. После войны, когда у США появилась идея основать военную базу в Гренландии, Балхена пригласили в качестве консультанта. Во время переговоров он припомнил, что ещё в 1920-х годах слышал о некоем поселении Туле, когда ездил в Нью-Йорк. Там он случайно встретился с Кнудом Расмуссеном, который приехал в город читать лекции. Оба отправились в спикизи, и за кружкой Расмуссен расхваливал свой Туле, расписывал его чудесную гавань и протяжённые полоски ровной земли, из которых выйдут отличные взлётные полосы. «Всё, что говорил Расмуссен, соответствует действительности, – написал Балхен через 20 лет, лично исследуя эту территорию. – Здесь, в Туле, огромный потенциал для превосходной воздушной базы: длинные участки гравия для взлётных полос, более чем достаточно места для ангаров и казарм, а залив Северной Звезды – глубокая гавань, два-три месяца в году свободная от льда, и она вместит любое грузовое судно». Услышав такую характеристику, американцы живо заинтересовались Туле.
Фройхен ничего не знал о том, что Балхен передал американцам. Он знал только, что его не пускают в тот уголок мира, где он когда-то ходил беспрепятственно и никто был ему не указ. К счастью, торговый пост, где он когда-то работал, и жилища его друзей располагались не на «американской стороне» гавани.
Когда Петер и Пипалук сошли на берег, их встретили много знакомых лиц и состоялось много счастливых встреч. Вскоре им уже рассказывали, что же такое происходит по ту сторону гавани: по крайней мере, что они знали об этом. Точно ничего не было известно, но местные жители беспокоились, как повлияет на них присутствие американцев. «Они не могли скрыть глубокой тревоги за будущее Туле и свой жизненный уклад», – писал Фройхен.
Фройхен обеспокоился не меньше. В Туле его когда-то приняли как родного – и он, в свою очередь, считал это место своим домом. Что с ним теперь сделают эти военные, чем бы они там ни занимались? Фройхена, без сомнения, донимали вопросы о наследии – его собственном и его друзей. Старый Туле сделал его таким, каков он был сейчас, и, если это место сотрут с лица земли, вместе с ним исчезнет и часть Фройхена. Вслед за старым Туле он станет фактом истории и сохранится только в научных книгах. Следующие поколения будут судить о них с Туле лишь по этим книгам – и не узнают, не почувствуют, каково на самом деле было жить в том потерянном мире. Дети часто судят отцов слишком строго и, возможно, слишком поспешно, чем стоило бы: что же будут говорить о нём?
В это мгновение Фройхен, возможно, почувствовал, как из былой эпохи переходит в будущую, – и вспомнил, что смертен. Но то был не последний раз, когда Фройхен посетит Туле: он ещё вернётся и узнает, что же всё-таки происходит по ту сторону гавани. А пока у него были одни только вопросы и сомнения, сколько ещё осталось жить Туле, каким он его помнил. Эта поездка напомнила ему, что перемены неостановимы и что мир непрестанно движется вперёд. «Когда я вернулся наконец в Нью-Йорк, – вспоминал Фройхен, – мне