Фройхен читал, душа его уходила в пятки. Книга так его тронула, что он написал Райту и попросил права для перевода её на датский, однако ответил ли Райт, неизвестно. Фройхен считал, что сочинение Райта понравится датскому читателю.
Мемуары Райта позволили Фройхену по-новому взглянуть на Америку, в особенности на расовый вопрос в стране. США поистине были парадоксом, с их прекрасной конституцией, которая сулила величие и была инструментом самосовершенствования – и высокие идеалы которой порой оборачивались разочарованием. Американцы были люди такие же, как всюду, способные и на великую щедрость, и на необычайную жестокость, которые иногда уживались вместе. Фройхен видел последнее своими глазами, когда посетил Гаити, где американская оккупация принесла людям не только жизненные блага, но и расовую ненависть, и другие беды. Нечто подобное он наблюдал и во время нынешнего лекционного тура. «Америка почти пришла к нацизму, – написал он Кенту в 1945 году после неудовлетворительной поездки в канзасскую Топику. – Здесь ненавидят и негров, и евреев, и иностранцев». Однако эти островки ненависти уравновешивались большим количеством мест, где жили люди толерантные. Америка была сложна: это была поистине разнообразная страна, полная противоречий, уникальных возможностей, запутанных социальных отношений и вопросов, на которые простого ответа не существовало. Америку невозможно было определить одним словом, и в этом заключалось её очарование. Чтобы понять Америку, нужно было принять её неоднозначную природу, а иначе можно было и с ума сойти.
Очень скоро Фройхен, неизменный активист, стал ратовать за равные права для афроамериканцев. Он ходил на митинги и иногда выступал на них, а после писал о своём опыте в Politiken (датскому читателю всегда была любопытна Америка). Статьи в Politiken попадали и к датским иммигрантам, которые жили в США и по-прежнему получали газету: но рассуждения Фройхена далеко не всегда им нравились. Многие из этих датских американцев, живших теперь в основном в Айове, Висконсине, Небраске, Миннесоте и Иллинойсе, заразились местной расовой ненавистью. «Клянусь богом, в местных датских газетах до сих пор об этом пишут, – рассказывал Фройхен Кенту о недавнем споре с расовой подоплёкой, который вызвали его статьи. – Я замечаю, что многие мои бывшие соотечественники подхватили эту гадкую ”белую” заразу у окружающих. Теперь они вопят и орут на меня».
Возможно, статьи Фройхена в Politiken повлияли на послевоенные отношения Дании с США. После того как сформировалась ООН, датские дипломаты решили не изменять своим принципам и раскритиковали отношение США к своим афроамериканским гражданам и поддержку апартеида в Южной Африке. Вскоре после этого США отказались выделить Дании 50 миллионов долларов иностранной помощи – Дания нуждалась в этих деньгах, чтобы восстановиться после войны. На решение Вашингтона повлияли несколько разных факторов, но Фройхен с тех пор гадал, не расплата ли это за резкие слова в ООН – и не были ли основаны эти слова на его статьях.
Фройхена всё это очень тревожило. После войны мир стремительно разделялся на два идеологических лагеря, один был сосредоточен вокруг американского капитализма и демократии, другой – вокруг советского коммунизма. Страны поменьше, такие как Дания, неизбежно становились пешками в жестокой игре между США и СССР. Такое положение вещей Фройхену категорически не нравилось. «Крупные страны хотят, чтобы плясали под их дудку!» – жаловался он Кенту.
Фройхен лично предпочёл сторону Америки, но беспокоился, что агрессивная американская дипломатия (например, то, как распределялась иностранная помощь) отпугнёт европейцев и заставит их перейти в советский лагерь. Фройхен сочувствовал левым взглядам, но от советского коммунизма приходил в ужас. «С другой стороны – прискорбно, какими русские стали ретроградами, – обсуждал он в переписке с Кентом два лагеря. – Они теперь разделяют детей на мужские и женские классы с 12 лет, потому что девочкам надо учиться готовить, рожать детей и нянчить их, а мальчикам – учиться быть солдатами! Звучит просто ужасно».
Фройхен пускал всё больше корней в Америке и погружался всё глубже в её внутренние вопросы, включая вопрос расовый. Вскоре он решил встретиться с Мэтью Хенсоном, правой рукой Роберта Пири во время его последней экспедиции к Северному полюсу. Из-за своего цвета кожи Хенсон был далеко не таким признанным исследователем, как его коллеги, и за свои лекции получал значительно меньше – а ведь он спас Пири жизнь по меньшей мере два раза. Покончив с карьерой путешественника, Хенсон несколько десятков лет прослужил чиновником в американской таможенной службе в Нью-Йорке: на эту должность его порекомендовал сам Теодор Рузвельт. Фройхен повстречался с ним в конце 1940-х годов, когда Хенсону было уже за 80 лет, он был слаб здоровьем, а жил в скудно обставленной квартире в Гарлеме. Он дважды был женат на американках, но из детей у него был только сын от инуитки, зачатый в Гренландии. Этого мальчика звали Анааккак, и Хенсон не видел его с трёхлетнего возраста: в 1909-м он в последний раз посетил Гренландию. В последующие годы другие путешественники иногда привозили ему новости о сыне, а когда тот узнал, что отец его одинок и беден, то предложил помогать ему. Датский археолог Йорген Мельдгор, который однажды посещал Хенсона вместе с Фройхеном, сообщает, что Фройхен сам втайне оказывал Хенсону финансовую поддержку.
Через Рокуэлла Кента Фройхен познакомился и подружился с другим примечательным афроамериканцем, Полем Робсоном, певцом и актёром, который прославился и своим искусством, и политической активностью. Робсон был богатырского роста, в колледже Ратгерса стал признанным спортсменом, а в 1919 году закончил Ратгерс с отличием (он стал третьим чернокожим, кто посещал этот колледж). Позже Робсон окончил юридический факультет Колумбийского университета, одновременно играя в Национальной футбольной лиге, но юриспруденции предпочёл сцену – и стал одной из самых значимых фигур Гарлемского ренессанса. Фройхен и Робсон сблизились, и Фройхен ходил с ним на митинги, в том числе посетил знаменитый митинг за свободу негров на Мэдисон-сквер в Нью-Йорке 27 июня 1947 года, собравший более 20 000 человек. На митинге выступил со страстной речью мэр Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардия, а Робсон и Дюк Эллингтон дали будоражащее музыкальное представление. Фройхену понравилось, что на митинге старались обозначить связи между равными гражданскими правами и правами рабочих, объединяя белых и чернокожих в их экономических чаяниях. Слишком часто эти два движения действовали врозь и порой мешали друг другу. Американцы не видели, что борьба с экономической несправедливостью, которая затрагивает всех, значительно улучшила бы положение расовых меньшинств в стране и решила бы хоть и не все проблемы, но всё же немало. Фройхен был европеец, а в Европе большинство недавних революций начались из-за классовых, а не расовых вопросов, так что он