она нашла свой дом.
– Рефлексы, – ответила Дана, – поначалу она всё делала на автомате.
Роланд бросил на неё удивлённый взгляд.
– Она явно подверглась какому-то воздействию, – пояснила она.
– Да, но что с ней могло произойти?
– Она действительно была в том штате?
– Они не получили от неё ответ на этот вопрос. Как и на то, зачем она перекрасила волосы и прочее.
– А в чем конкретно проявлялось изменение её личности? – продолжала спрашивать Дана.
– Во всём. Она стала полной противоположностью самой себе. То, что она раньше любила, она стала ненавидеть и прежде всего – своих собственных родителей.
– А это касается чего-то пагубного? – уточнила Дана, – например, плохих привычек.
– Через пять лет она умерла от передозировки наркотиками, – просто сказал Роланд, – и это уже совершенно точно была не Мадж. Врачи говорили о каких-то серьезных психических нарушениях.
За столом повисла тяжелая тишина.
– Марьян писала, что она всё это время словно пыталась уничтожить себя любыми способами. Было две попытки суицида. Позже они узнали, что она также занималась проституцией. Когда ей задавали прямые вопросы, она всё отрицала. Родители просто не могли поверить, что это происходит с ней.
– Так или иначе, её страдания закончились, – закончил он свой мрачный рассказ.
– Она ходила во сне? – вдруг спросила Дана.
Роланд прищурился.
– Да, насколько я помню, ходила, – подтвердил он.
– Им так и не удалось ничего выяснить об этой секте? – спросил Кир.
– После смерти Мадж, они нашли её рукописный дневник. Он был спрятан в щели в подвале их дома. Записи обрывистые, непонятные и частично сделаны каким-то непонятным буквенным шифром.
– Там есть даты?
– Я не знаю. Мне это известно только со слов Марьян.
– Они по-прежнему живут в Америке?
– Да. Марьян часто путешествует по Европе и приезжает пожить на вилле в Женеве. Но, как вы понимаете, её жизнь разрушена. Они много лет стараются сохранить остатки семьи, но, боюсь, дело кончится разводом.
Дана сочувственно кивнула. Но смотрела она куда-то мимо Роланда, а по её телу медленно рассыпалась мелкая дрожь.
– Вот бы мне посмотреть её дневник, – мечтательно проговорила она, напрягаясь в попытке сдержать дрожь, – и лично познакомиться с твоей сестрой.
– Ты должна понимать, что она вряд ли захочет с тобой разговаривать, – тихо заметил Кир.
– Я могу вообще не разговаривать с ней. Ведь Маджента была похожа на мать?
– Да, она была вылитая Марьян, – признался Роланд, – дневник, если мне не изменяет память, в полиции. Но есть вероятность, что Марьян сделала себе копию.
– Ты думаешь, то тайное общество имеет что-то общее с убийцей Софи? – с сомнением спросил Бегемот.
– Боюсь, что не только с ним, – стуча зубами ответила она.
– С тобой всё хорошо? – спросил Роланд, участливо глядя на её бледнеющие щеки.
– Не очень.
– Ты уверена, что тебе это действительно нужно? – Кир смотрел на неё с беспокойством старшего брата.
– Нет. Но в этом дневнике есть ответы на мои вопросы.
Бегемот покачал головой. Роланд чуть поколебался, потом сказал:
– Марьян сейчас в Берне. Через день-два, возможно будет уже у себя на вилле.
– Вот как?
Их глаза встретились.
– Какие у меня шансы с ней познакомиться?
Роланд молчал.
– Я приглашу её приехать сюда.
Дана обрадованно протянула руку и крепко пожала его ладонь, лежащую на столе. В ответ он сжал её ледяные пальцы.
– Да, но ей как-то незаметно нужно будет намекнуть, чтобы она взяла с собой записи дочери. Если они вообще здесь, – пробурчал Бегемот.
Дана вопросительно посмотрела на Роланда. Тот поджал губы.
– Извини, что давлю на тебя, – сказала Дана.
– Вовсе нет. На меня давит необходимость напоминать ей о её горе.
– Я понимаю это. Только не думай, что её горе куда-то делось. Она страдает и будет страдать еще долго. Потеря родного дитя для матери равнозначна самоубийству. Даже время окончательно не залечивает эти раны.
Роланд, подняв брови, уставился на неё. Бегемот и вовсе сверлил её каким-то непонятным взглядом.
– Твоя мама здорова? – задал Роланд совершенно неожиданный вопрос.
Дана, словно не услышав его, резко поднялась из-за стола и отправилась в дамскую комнату.
Вымыв руки, она оперлась о края раковины и уставилась на себя в зеркале.
Внезапное дежа-вю заставило её отшатнуться. Ноги подогнулись, она едва не упала. Сердце зашлось в ритме пугающей мысли.
Я уже это видела. Я уже это видела. Но где и когда?
Да, она уже видела в зеркало это осунувшееся уставшее лицо. Она также стояла, опираясь о раковину, и разглядывая свою измазанную сажей физиономию. А сажа откуда? Ах да, Роланд что-то рассказывал про пожар? Какая чушь? Я уже не отличаю свои воспоминания от чужих.
Она зажмурилась и потрясла головой, отгоняя чуждое, неизвестно откуда всплывшее воспоминание.
Когда она села за столик, трое мужчин не проронили ни слова. Они зачем-то поменялись местами, и Дана теперь оказалась рядом с Роландом.
– Извините, – сказала Дана.
– Может чаю с ромашкой? – спросил Роланд.
– Одну чашечку и мне надо уходить, – улыбнулась она, – нужно…
Она осеклась. Роланд сиял. Лицо Бегемота тоже светилось торжеством.
– Арлёнок! – заявил он.
Она закатила глаза.
– Хватит.
– Ничего не хватит.
Роланд взял её за руку и посмотрел в глаза.
– Арина, – тихо сказал он, – вспомни, что ты тогда говорила. Для каждого человека своя боль самая сильная.
О какой боли он говорит? Она дернулась, пытаясь вырваться. Но на неё с интересом смотрели три пары глаз, и это неприятное давление извне заставило её поёжиться.
– Что происходит? – она испуганно глядела то на Роланда, не отпускавшего её руку, то на остальных.
– Отпусти меня – попросила она, – мне больно.
– Ты должна вспомнить, – настаивал Бегемот. Глаза его сверкали жадным фиолетовым блеском.
Они все были заодно. Откуда-то из живота поднимались рыдания и спазмами хватали за грудь. Она задохнулась, не в силах отвести взгляд от Роланда. Он помолчал, что-то вспоминая, затем внушительно произнёс слова, которые она уже где-то слышала:
– Вспомни. Ты последовала моему совету. И пользуешься своим даром в психологическом плане. Потому что это возможность решить и свои собственные психологические проблемы. В конце концов наше будущее…
Она снова дёрнулась, но слова сорвались с её губ помимо воли:
– Создаём мы сами!
Не давая ей опомниться, он рывком прижал её к себе.
– Голова болит, – прошептала она, всё еще задыхаясь и инстинктивно пытаясь вырваться. Во рту появился привкус горечи, садня и мешая глотать.
– Это из-за дыма.
Дым. Огонь и дым. Он въедался в кожу, волосы, заполняя ноздри противной вонью, вызывая тошноту и дикое желание убраться подальше.
– Охр…, – Кир так и заёрзал на своём стуле, – ребят, ну вы