в тот же миг пал к его ногам, поверженный клинком монстра. Этот удар навсегда остановил человека способного вести жестокую наследницу к трону.
Пангосса Багарас, порождённый в смешении двух кровей, стал сложением силы, ума и преданности. Мир выбрал его явиться четвёртым орудием- надёжной защитой Горену и Денизьям, учителем, который сумел вложить в руки девушки уверенность, необходимую в положенный час.
Убивший военачальника Намвана был орудием пятым. Такую суть Мир дал его жизни, и этот день оказался её завершением. Царица, потрясенная гибелью Арвоира, оттолкнула ящера и вонзила меч в спину монстра в момент последнего вздоха её верного возлюбленного. Исполнив долг судьбы, Намвана умер на руках друга, близкий его сердцу, но не способный получить от жизни больше, чем уже имел.
Шестое орудие Мира- Жоскур, ведомая стремлением настичь свою уже никем не защищенную соперницу, скрылась в песчаном тумане и разыскивала её, каждым своим шагом приближая настоящее к выбранному будущему. Она нашла Юну неподвижно стоящей во входном проёме шатра и без раздумий бросилась к ней. В шаге от харубианки, с неистовым криком она взмахнула в воздухе мечом, но вдруг увидела в её зеркальных глазах своё обезображенное яростью отражение и помедлила. Веки жестокой наследницы вздрогнули, а из её губ вырвался тихий стон боли. В украшенной шёлком тканей и блеском золота груди Жоскур блеснуло стальное лезвие. Безвольно выпустив из рук занесённый над харубианкой меч, царица упала на землю. Позади неё с отмеченным кровью клинком стояла Денизьям- седьмое орудие Мира.
Время бури прошло, и битва за престол была окончена. Возвратив пески пустыне, воздух прояснился. Вместе с его чистотой на земли Коами вернулось солнце. Своим ярким свечением оно провозгласило начало нового будущего и открыло взору ведущие к нему следы прошлого.
На подступах к поселению харубов, сном мёртвых спало войско царицы, укрытое покрывалом песка. Тело его предводителя военачальника Арвоира, будто в мольбе обращённое ладонями к небу, лежало далеко впереди, в окружении шатров харубов. В стороне от него, склонившись над погибшим Намваной, сидел пангосса. За его спиной, в нескольких шагах позади, лежал пронзённый мечом вурмека сурицит Реин. А перед шатром Юны, у ног наследницы земного престола, покоилось тело Жоскур.
Этот день решил судьбу мира и, наконец, избавил Горена от тягостной ноши. Земля обрела истинную царицу, и вурмек был свободен. Вручая харубианке Маарам, он снял с себя гнетущие оковы долга, но, зная цену своей свободы, не мог ощутить радости. Ему, не имеющему силы сравнить наступившее будущее и то, которого он помог избежать, не дано было постичь таинства Мира. Вокруг себя вурмек видел всё ту же пустыню и чувствовал на коже обжигающий жар всё того же солнца. Ничто сверху не даровало ему умения узреть за этим нечто большее. Он видел другое. Горен видел мёртвого Намвану, видел горе Багараса, тоску, застывшую в глазах Арвоира, и кровь на руках Денизьям. Нет, вурмек не мог чувствовать ни радости от победы, ни освобождения. Вместо Маарама, он обрёл груз сожалений, тяжелых воспоминаний и мыслей о несправедливости. Его юноша должен был принять, с ним возвратиться домой и нести его в душе через всю оставшуюся жизнь.
Возвращение.
Отзвенели звуки битв, отшумели ветра бурь, догорели огни погребальных костров. Следы Горена на пройденных им дорогах смыли дожди, а раны его души медленно зализывала мысль о долгожданной встрече с близкими. Вурмек шёл домой. Вместе с ним, прочь от пережитых бед, шли Багарас и девушка. Простившись с погибшим Намваной, пангосса оставил своё прошлое позади и двигался по новому пути рядом с Денизьям. Он верил в то, что идёт туда, где наконец обретёт свой дом, а девушка всем сердцем надеялась, что все его ожидания исполнятся.
Их путь лежал в Симэр- город, с которого началось долгое путешествие Горена и Денизьям. Там они встретились, чтобы исправить будущее, и там должны были расстаться, чтобы продолжить жить каждый своей судьбой. Морские Врата обещали им обоим скорое воссоединение с родными, но вместе с тем сулили неизбежную разлуку друг с другом. С каждым днём она становилась ближе и от того клятвы друзей о верности звучали всё чаще и взволнованнее. Успокоением была лишь мысль о самой жизни, о том, что впереди есть ещё много дней, и они снова смогут встретиться.
Дорога в Симэр была длинной. Она примирила Горена и Денизьям с мыслью о расставании, но, входя в город, им не удалось сдержать слёз. Прощаясь, девушка и вурмек молчали. Не находя слов, чтобы выразить свою тоску, они стояли обнявшись, стараясь навсегда запомнить это мгновение.
– Я приду сюда. Я обязательно приду и разыщу тебя,– глотая слёзы, шептал вурмек,– Корабли, ведь, всегда возвращаются в Симэр. И ты вернёшься вместе с ними. А я встречу тебя на берегу, как и раньше.
Горен ещё крепче обнял Денизьям, а затем отпустил девушку и подошёл к Багарасу.
– Сегодня я доверяю тебе защищать её,– сказал он, пожимая ящеру руку.
Скрепив рукопожатие объятиями, они ещё раз произнесли слова прощания, и вурмек ушёл.
Его ждал Тэпелрунг и тропа, по которой много месяцев назад сурицит Реин вёл его в Морские Врата. Теперь это был обратный путь, и Горен шёл один.
Покинув Симэр, он ступил на раскрашенные свежестью весны земли Тэпелрунга. Зелёные холмы, яркие искры белых цветов, запах орешников и свист птиц… Горен неожиданно возвратился к тем далёким временам, когда был здесь, к дням, когда его душа, ныне прошедшая столько испытаний, была иной, свободной от опыта предательства, страданий, превозможения и ненависти. Увидев себя прежним, вурмек вдруг всем сердцем ощутил силу того, что с ним произошло. Он будто услышал свой крик, умоляющий пожалеть все те раны, что нанесло время; остановиться, чтобы осознать сколько пришлось пережить; признать себя как создание, согласившееся нести непосильный груз, и сумевшее выжить, чтобы вернуться. Вурмек плакал. Теперь он мог быть слабым; мог не прятать душу, чтобы выдерживать удары жестокости; снова мог чувствовать её и быть благодарным за то, что остался жив. Это были слёзы освобождения от необходимости забыть, кем он был, слёзы воссоединения разума с тем, что несмотря ни на что жило внутри Горена и берегло его всё это время. Он вновь ощутил себя таким же, как раньше: мечтательным юношей, незнающим зла. Ступая по землистой тропе между знакомых ему холмов Тэпелрунга, вдыхая воздух, наполненный ароматами былых дней, Горен не просто возвращался назад, он заново открывал в себе вурмека, которым был когда-то.
Земли сурицитов, освещённые закатным светом солнца, встречали юношу шелестом свежей весенней листвы, танцами бабочек, взмывающих вверх из густоты цветастой поросли разнотравья, и тёплым ветром. Словно подгоняя вурмека идти