мной и обеими женщинами, он хлопнул себя по коленкам и разразился оглушительным хохотом. Он пожелал узнать все подробности и спросил, остался ли я доволен женщинами. Затем он вздохнул и сказал, что ничто в жизни не сравнится с юностью и что её не заменит ни один титул декана и настоятеля во всей империи. Но когда я продолжил свой рассказ, его лицо стало мрачнеть, и по завершении он стукнул кулаком по столу и прокричал, что я вёл себя неподобающе и это дело должен решать епископ. Мы отправились к епископу и сообщили ему всё, после чего он и настоятель согласились, что я поступил позорно, дважды подорвав их доверие ко мне: во-первых, когда покинул место, на которое меня назначили, а во-вторых, когда нарушил тайну исповеди, рассказав всё своей матери. То, что я совершил блуд, было, конечно же, самым тяжёлым, но не самым редким прегрешением, которое нельзя сравнивать с остальными проступками. За все эти грехи на меня должна была быть наложена суровая епитимья. Но поскольку я совершил оплошность больше по молодости, чем из злых помыслов, они решили наказать меня как можно мягче. Итак, они дали мне на выбор три епитимьи: либо я отправляюсь священником к прокажённым в большой приют в Юллихе, либо я совершаю паломничество в Святую Землю и приношу оттуда масло с Масленичной Горы и воду из реки Иордан. Если же я не принимаю эти две епитимьи, то я еду на север, дабы обращать данов в правую веру. Подкреплённый их состраданием и загоревшись желанием искупить свои грехи, я выбрал самую суровую епитимью. Итак, они послали меня к епископу Эккарду в Хедебю. Он радушно меня принял и вскоре сделал меня своим каноником, поскольку мои познания во всём были велики. Я пробыл у него два года, ревностно блюдя своё благочестие и преподавая в семинарии, которую он там устроил, пока судьба вновь не сыграла со мной злую шутку, и я совершил второе прегрешение.
— Ты странный священник, — промолвил Орм, — вместе со своими грехами и безумными женщинами. Но ты ещё не сообщил нам, почему ты оказался здесь?
— Почему бы тебе не жениться, как разумному человеку, — спросила Ильва, — раз твоя похоть столь велика?
— Некоторые люди считают, что священник не должен жениться, — ответил магистр. — Ваш собственный священник дал обет безбрачия, хотя он, наверное, добродетельнее меня и лучше справляется с искушениями.
— У меня были дела поважнее, чем женщины, — ответил отец Вилибальд. — А сейчас, хвала Господу, я уже настолько стар, что для меня не существуют подобные искушения. Но святые апостолы придерживались различных точек зрения на это. Святой Пётр был женат и даже зашёл так далеко, что взял с собой жену, когда отправился скитаться среди язычников. Но святой Павел думал иначе и всю свою жизнь провёл в безбрачии; быть может, поэтому он больше странствовал и больше написал. Уже многие годы добрые люди склоняются к мнению святого Павла, а святой аббат Бенедикт из Франции считает, что священники должны избегать женитьбы и прочих плотских радостей. Но я убеждён, что пройдёт какое-то время, прежде чем священники сами откажутся от этого.
— Ты прав, — сказал магистр. — Я помню, что французский аббат Одо и его ученики говорили в своих проповедях, что женитьба есть зло для служителя церкви, и я придерживаюсь этого мнения. Но неизмеримы козни сатаны, и вы видите меня здесь именно потому, что я уклонился от женитьбы. Это второй из грехов, который предвидела прорицательница — такова моя участь! И я не осмеливаюсь даже предположить, каким будет третье прегрешение.
Все горячо попросили его продолжить свою историю и, после того, как Ильва поднесла ему крепкого пива и он подкрепился, магистр поведал им о втором прегрешении.
Глава восьмая
О том, как магистр совершил второе прегрешение, и о епитимье, которую на него наложили за это
— Продолжу свою историю, — промолвил магистр скорбным голосом. — Должен рассказать вам, что неподалёку от Хедебю живёт женщина по имени Тордис. Она знатного происхождения и одна из самых богатых людей в тех краях, у неё большие владения и много скота. Она родилась и выросла язычницей. Благодаря своему богатству она была замужем три раза, хотя ещё молода, и все её мужья умерли насильственной смертью, на войне или в распрях. Когда был убит третий, она очень опечалилась и добровольно припала к епископу Эккарду, дабы сказать, что ищет помощи у Господа. Епископ сам обучил её христианской доктрине и впоследствии окрестил её, после чего она стала исправно посещать обедню, приезжая в церковь во главе большой свиты, звенящей оружием, как и подобает дружине. Гордость её была велика, а нрав она имела строптивый и сперва не позволяла своим споспешникам снимать с себя оружие перед входом в церковь, ибо, если они сделают это, говорила она, у них будет жалкий вид. Тем не менее епископу удалось уговорить её. Он же просил нас относиться к ней с великим рвением, ибо она могла сделать много добра Святой Церкви. Несколько раз она подходила к епископу с богатыми дарами. Но с ней было трудно поладить, и особенно мне. Ибо, как только она увидала меня, она возжелала моей плоти. Однажды после обедни она дождалась меня одна на крыльце и попросила благословить её. Я благословил её, и в это время её глаза блуждали по мне, после чего она сказала, что, если я буду заботиться о своих волосах и бороде, как пристало любому мужчине, то сгожусь для более высоких обязанностей, чем отправление обедни. «Ты можешь когда угодно навестить мой дом, — добавила она, — и я позабочусь о том, чтобы ты не раскаялся в этом». Затем она взяла меня за голову и бесстыдно поцеловала, хотя неподалёку стояли мои дьяконы, и оставила меня в великом ужасе и замешательстве. С Божьей помощью теперь я стал достаточно силён, чтобы устоять перед искушением женщины, и решил вести себя безупречно, кроме того, она была не так прекрасна, как те две женщины. Поэтому я не боялся, что ей удастся соблазнить меня, но готовился к тому, что она может повести себя как безумная. Случилось так, что, к сожалению, добрый епископ Эккард уехал на церковный собор