самой, что ни на есть, корысти, а с Иво спит! Разумеется, Иво-то куда привлекательнее, чем этот невежа и хам! Красивее, куртуазнее, сексуальнее… Великолепно держится, так же выглядит… Габи сходила с ума от ревности, представляя себе Алису и Иво вместе. Как можно было не поверить в это, если Габи видела внутренним взором это так ясно! Она и поверила, а поверив, озверела. Её терзала ревность. Не-ет, вовсе не себя, не свои извращённые желания она винила! Она, красавица, принцесса, не могла быть ни в чём виновата по определению. Всё осложнялось тем, что с самого своего печального приключения Габи находилась в состоянии тихой истерики, и то, что она изо всех сил пряталась от этого, запрещая себе даже думать об этом, ничуть не облегчало ситуации. Как ни крути, а по её гордости и самоуверенности был нанесён страшный удар; незаметно для себя она рассыпалась на куски. А Иво нанес ей еще один удар, почти добивший ее. Всё было плохо, всё раздражало, и её болезненная и странная чувственность только расцветала на этом фоне. В воскресенье Габи, как обычно, поехала в Гранствилл, помня о том, что скоро появится мать и этим поездкам будет положен конец; ей по-прежнему хотелось острых ощущений, бешено хотелось секса, а любовника у неё больше не было. Посетив собор и пару ювелирных лавок, Габи вернулась на улицу Вязов и отправила Беатрис заказать портшез для «госпожи Эйпл». Дело в том, что ездить по чистым городским улицам на лошадях и волах с повозками было запрещено, и богатые горожане заказывали себе портшезы с носильщиками. У всех городских ворот можно было заказать такой портшез; и Беатрис в сопровождении стражника обернулась за несколько минут. Спросила у Габи серьёзно:
– Ты уверена?
– Вполне. – Надменно бросила Габи. – Моя дурочка поедет со мной.
– Смотри. – Беатрис с театральной нежностью пожала её руки. – Я тебя прикрою, но ты будь осторожна!
– Не сомневайся. – Ответила Габи и небрежно чмокнула её в щёку. – Я надеюсь на тебя!
Шторм со своими людьми приехал в Гармбург уже после братьев, как раз в тот момент, когда те вошли в ратушу. И быстро убедился, что кое-что необратимо изменилось. Человек, к которому Шторма направил Хозяин, сказав, что тот поможет ему, приютит и всё расскажет, перепугался до полусмерти. Мастер кожевенного цеха Тибальт, человек средних лет, даже, пожалуй, пожилой, богато одетый, с обширной и неровной плешью, делавшей его мясистое лицо ещё неприятнее, чем оно могло бы быть, встретил посланца дорогого друга Драйвера нервно и неласково.
– Простите, господин. – Пряча глаза от взгляда высокого эльдара, он говорил, то и дело теребя и дёргая пряжку ремня. – Но я сейчас никак не могу принять вас у себя. Лучше бы вам поехать за город, к сэру Кармайклу, а то здесь… Понимаете, они пришли прямо домой к ювелиру и убили его, среди бела дня… Страшно! Если кто-нибудь им донесёт, что у меня остановились пятеро полукровок и кватронцев… Понимаете?..
– Вполне. – Презрительно скривился Шторм. Он устал с дороги и очень хотел пить, но просить воды у этого слизняка не стал. Он презирал людей, и втройне презирал трусов. Не говоря больше ни слова, он вышел во двор, вскочил в седло и дал знак своим спутникам ехать за ним, ничего не объясняя. Они привыкли к его молчаливости и знали его резкость, поэтому просто поворотили усталых, покрытых пылью коней вслед за ним. До замка, а точнее, просто большого загородного дома сэра Кармайкла, однощитного рыцаря, они добрались уже к утру – Шторм плохо знал здешние дороги, и заблудился, а спросить ночью было некого. На постоялый двор он решил не соваться – уже знал, что Хлорингам знакомы его приметы, и не хотел, чтобы по округе потянулись слухи об светловолосом и темноглазом эльдаре, сопровождаемом одним полукровкой и тремя кватронцами. Он не боялся, он просто не хотел, чтобы его миссии что-то помешало.
Слухи здесь распространялись в мгновение ока: Кармайкл уже знал, что герцог Элодисский завёл интрижку с племянницей лесничего. Скабрезно хихикая, он начал рассказывать Шторму сплетни об этой семье, всячески расписывая внешность девушки: тощая, в драном платье, ни рожи, ни сисек… – но сник под холодным взглядом, не замечая ни тени интереса или хотя бы вежливой усмешки. Шторм, сидя напротив него за столом, молча пил вино и ел холодный мясной пирог, время от времени поглядывая на хозяина своими большими мрачными глазами эльфа, блестящими и бездонными, лишёнными всякого выражения. Хозяин поёжился, чертыхаясь про себя: вот ведь нелюдь проклятая! Но что верно, то верно: такому и младенца прирезать как два пальца обо… в общем, ничего не стоит.
– Как Сады Мечты, стоят? – Фамильярно поинтересовался он. – Я уж полгода там не был, наверное, новые мальчуганы появились со сладенькими попочками?.. Всё как-то недосуг, да и денег нет… А верно говорят, что у нашего дражайшего Хозяина серьёзные неприятности?.. Я что-то такое слышал…
– Нет. – Сказал Шторм, и рыцарь вздрогнул, услышав его глубокий низкий голос. При взгляде на его красивое лицо представлялся голос менее богатый и более высокий, эдакий сочный тенор. Ничто в лице Шторма не дрогнуло, но если бы Кармайкл знал его мысли, он постарался бы как можно скорее отправить неприятного гостя восвояси – Шторм ненавидел содомитов, посещающих Сады Мечты, так как прежде достаточно вытерпел от них, пока был мальчишкой. Но эмоции и чувства Шторма никак не отразились на его лице, и сэр Кармайкл ещё какое-то время поизощрялся в похабных остротах и сладких воспоминаниях, в твёрдой уверенности, что говорит с единомышленником.
Шторм уже встал, чтобы немного поспать с дороги, как вдруг остановился, словно споткнулся: на него повеяло запахом розового масла, и в сердце мгновенно возник отпечатавшийся там образ: лицо и глаза ангела, попавшего в беду, и тонкое гибкое тело. Он медленно повернулся, и увидел невысокую полненькую девушку с бледным лицом и покрасневшими глазами, которая нерешительно замерла в дверях. Девушке было от силы лет шестнадцать, и Шторм подумал, что это дочь или внучка Кармайкла, но тот представил её, с видимой неохотой:
– Мэри, моя супруга… Дорогая, я немного занят.
Девушка с жадной тоской взглянула на высокого, сказочно красивого и молодого мужчину, опустила глаза:
– Я позже зайду. – Но Шторм, который, как все эльфы, хорошо чувствовал эмоции окружающих, уловил волну ненависти и отвращения, обращённых на пожилого и не то, что некрасивого, но прямо-таки отвратного супруга. Каково ей было жить с уродом и содомитом, знала только она. Не способный возбудиться, как все люди,