Читать интересную книгу Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм

— Мне надо задать еще один вопрос, единственный.

— Какой, мистер Лэтем — вас ведь так зовут? — спросила Филлис Крэнстон, выпрямляясь на стуле, уже скорее усталая, чем пьяная.

— После того, как отец Ньюмен сказал вам, кто я, кому сказали вы?

— Попробую вспомнить... Да, в страшном похмелье я сказала Бобби Дурбейну из центра связи и стенографистке из машинописного бюро — я ее почти не знаю, даже имени не помню.

— Спасибо, — сказал Лэтем. — Спокойной ночи, Филлис.

* * *

Озадаченный услышанным, Дру спустился по ступенькам дома на рю Павэ. Он понятия не имел, кто эта стенографистка, но ее статус не предполагал особого влияния. А вот Бобби Дурбейн это удар. Бобби Дурбейн, рабочая лошадка из центра связи, старый знаток радиоэфира — человек, который всего несколько дней назад поддерживал связь с Дру через свою таинственную вещательную сеть и послал за ним посольскую машину, чтобы спасти от нападения нацистов. Нет, это выше его понимания. Дурбейн — тихоня, аскет, интеллектуал, ломавший голову над мудреными кроссвордами и шарадами, столь великодушный к своей команде, что часто вызывался работать в ночную смену, чтобы подчиненные смогли отдохнуть от ежедневных перегрузок.

Или был еще один Роберт Дурбейн, гораздо более скрытный? Он выбирал безлюдное ночное время, чтобы послать в эфир свои сообщения тем, кто настраивался на его засекреченные частоты и читал коды. И почему посольские машины со всей их огневой мощью прибыли лишь через минуту после того, как лимузин нацистов завернул на улицу, веером рассыпая пули и убив нациста Це-двенадцать? Не Бобби ли Дурбейн отрежиссировал предстоящее кровопролитие, предупредив сначала нацистов? Эти вопросы требуют ответов, и еще надо разыскать неизвестную стенографистку посольства. С этим, впрочем, можно подождать до утра, теперь пора заняться консультантом отца Ньюмена, Антуаном Лаволеттом, бывшим священником и отставным шифровальщиком разведки.

Адрес Лэтем без труда нашел в телефонной книге. Пройдя два дома, он нашел свободное такси. Был почти час ночи — самое время, решил он, предстать перед пожилым отцом Лаволеттом, священником без сутаны, владевшим тайнами, которые, быть может, придется из него вытягивать.

Дом на набережной Гренель оказался солидным трехэтажным зданием из белого камня со свежевыкрашенными зелеными деревянными дощечками, точно сошел с полотна Мондриана. Владелец тоже должен был быть солидным, по крайней мере по доходам, поскольку этот район соперничал с авеню Монтень по высшему разряду состоятельности; он был не просто для богатых, а для очень богатых. Бывший шифровальщик и служитель церкви явно преуспел в этом материальном мире.

Дру поднялся по ступенькам к зеленой лакированной двери. Надраенная медь звонка и дверной ручки сияла в свете уличных фонарей. Он позвонил и стал ждать, было двадцать шесть минут второго ночи. В 1.29 дверь открыла изумленная женщина в халате, ей было, наверно, под сорок, светло-коричневые волосы спутались во сне.

— Господи, что вам нужно в такой час? — спросила она по-французски. — В доме все спят.

— Vous parlez anglais?[119]— спросил Лэтем, вытаскивая свое окаймленное черным удостоверение — документ, который и успокаивал, и смущал.

— Un peu[120], — нервно ответила женщина, судя по всему домоправительница.

— Мне необходимо увидеться с мсье Лаволеттом. Дело чрезвычайной важности, до утра ждать нельзя.

— Подождите снаружи, я позову Мажу.

— Он и есть мсье Лаволетт?

— Нет, он шофер патрона... кроме всего остального. Он говорит по-английски лучше. Ждите снаружи.

Дверь захлопнулась, вытеснив Дру на небольшое кирпичное крыльцо. Утешало лишь то, что женщина включила свет у входа. Через несколько минут дверь снова открылась, и в проеме показался крупный мужчина, тоже в халате, широколицый, грудь и плечи его годились для полузащитника, которому под форму не потребовалось бы подкладывать много ваты. Помимо угрожающих размеров Лэтем разглядел оттопыренный карман халата; из разреза вверху явственно виднелся черный ствол пистолета.

— Какое у вас дело к патрону, мсье? — спросил мужчина на удивление приятным голосом.

— Правительственное, — ответил Дру, опять протягивая удостоверение. — О нем я могу сказать только самому мсье Лаволетту.

Шофер взял удостоверение и стал изучать его в свете, падавшем из фойе.

— Американского правительства?

— Отдел разведки, я работаю со Вторым бюро.

— А, Второе бюро. Сервис этранже, секретный отдел Сюртэ и теперь американцы. Когда вы оставите patron в покое?

— Он человек большого ума и опыта, а срочных дел всегда хватает.

— Он к тому же старый человек, ему нужно больше отдыхать, особенно теперь, после смерти жены. Он много часов проводит на коленях в часовне, разговаривая с ней и обращаясь к Богу.

— Все равно мне необходимо с ним увидеться. Он бы сам этого захотел. Его друг может попасть в беду из-за события, которое касается правительств Франции и Соединенных Штатов.

— Вы всегда вопите «срочно», а когда вам пойдут навстречу, сидите с этой информацией неделями, месяцами, даже годами.

— Откуда вы знаете?

— Потому что много лет работал на вас, вот и все. Скажите, почему я должен вам верить?

— Потому, черт возьми, что я здесь! В час тридцать ночи!

— А почему не в 8.30 или 9.30, чтобы патрон смог выспаться? — Вопрос прозвучал невинно, в голосе шофера не было никакой угрозы.

— Ну ладно, у меня уже челюсти сводит. Вам не приходит в голову, что я бы тоже предпочел быть дома с женой и тремя ребятишками?

Эту ложь прервал громкий звук. Здоровяк инстинктивно оглянулся, и дверь приоткрылась, за ней виднелось фойе и длинный коридор с небольшой решетчатой дверью из меди в конце; через несколько секунд показался миниатюрный лифт.

— Гюго! — раздался слабый голос седого человека в лифте. — В чем дело, Гюго? Я услышал звонок, а потом какой-то спор на английском.

— Вам бы следовало закрыть свою дверь, патрон. Тогда в вас не разбудили.

— Ладно, ладно, вы слишком уж меня бережете. Помогите-ка мне выбраться из этой проклятой штуки, я все равно не спал.

— Но Анна говорила, вы плохо ели, а потом провели на коленях два часа в часовне.

— Ради благой цели, сын мой, — сказал бывший отец Антуан Лаволетт. Поднявшись при помощи Гюго со стула, он осторожно ступил в коридор. Он был как тростинка в своем халате в красную полоску, выше 180, но худой, почти истощенный. У него были точеные черты лица готического святого — орлиный нос, строгие брови и широко открытые глаза.

— Уверен, Бог слышит мои молитвы. Я сказал Ему, раз это Он все создал, то Он и отвечает за мои чувства к жене. Я даже побранил Его, подчеркнул, что ни Его сын, ни Священное Писание никогда не запрещали священнику жениться.

— Уверен, Он услышал вас, патрон.

— Надеюсь, а если нет, то я погромче пожалуюсь, что у меня постоянно болят колени. Интересно, есть ли у Господа нашего колени, которые должны сгибаться. Да, конечно, есть, мы же созданы по его образу и подобию — это, возможно, было большой ошибкой.

Старик остановился перед Лэтемом, который теперь стоял в коридоре.

— Ну, так кто ж у нас здесь? Это вы врываетесь к людям по ночам?

— Да, сэр. Моя фамилия Лэтем, я из американского посольства, офицер отдела консульских операций Соединенных Штатов. Ваш шофер все еще держит мое удостоверение.

— Бога ради, верните его, Гюго, вы с этой чепухой уже покончили, — дал указание бывший священник, он вдруг содрогнулся, голова его затряслась.

— С какой чепухой, сэр? — спросил Дру.

— Мой друг Гюго в молодости служил в преторианской охране, набранной из Иностранного легиона и посланной в Сайгон. Вы его там забыли, так он сам выбрался.

— Он очень хорошо говорит по-английски.

— Еще бы, Гюго был офицером по особым поручениям у американцев.

— Никогда не слышал, чтоб в Сайгоне была какая-то преторианская охрана или французские офицеры.

— "Преторианская охрана" — эвфемизм для отрядов смертников, а об этой операции вы много еще чего не слышали. Людям свойственно так быстро обо всем забывать. Американцы платили в десять раз больше, чем можно заработать в легионе тем, кто доставлял данные из-за линии фронта. А правящая верхушка в Юго-Восточной Азии знала французский гораздо лучше английского... Так зачем вы пришли?

— Из-за отца Манфреда Ньюмена.

— Понятно, — сказал Лаволетт, глядя прямо в глаза Лэтему, они были с ним одного роста. — Проводите нас в библиотеку, Гюго, и возьмите у мсье Лэтема оружие, держите его у себя, пока мы не закончим.

— Да, патрон.

Шофер протянул Лэтему удостоверение, одновременно показывая ему правой рукой, чтобы тот отдал ему пистолет. Заметив, что взгляд Гюго направлен на слегка оттопыренный слева пиджак, Лэтем медленно вынул оружие.

— Merci, monsieur, — сказал шофер, беря пистолет и возвращая Дру документы.