Читать интересную книгу Поэзия США - Анна Брэдстрит

АРЧИБАЛЬД МАКЛИШ

МЕМОРИАЛЬНЫЙ ДОЖДЬ

© Перевод Э. Шустер

Напоминает себе по-французски посол(Пьюсер), зачем полегли здесь эти ребята(Ныне прах), видя крестов частоколНад теми, кто был молодым когда-то, —             В ту ночь к моей двери в Брюсселе ветер пришел:             Я слышал, как стонут, ветром распяты,             Деревья за дверью; гудели стены, и пол,             И крыша дома; я был здесь впервые,             В этой стране, и мне казалось, что ветер завел             Странную песню. Помня, что мы тут чужие,             Я и он, мертвый, заснуть я не мог;             Я знал, что он слышит порывы тугие,             Чувствует трепет корней, но ему невдомек,             Знавшему только дыханье озер иллинойсских,             Откуда здесь взялся ветер.                           — Говорит, что парней ковбойскихРодина не забыла, что мертвых покойНе нарушат ни боль, ни зло — величье их дел геройскихСограждане чтут —                                  В Генте родился злой             Ветер. Пахнуло дождем, и меж рядами             Изгородей понесся ветер, но не морской,             Который рождается над волнами,             А тот, что ломает ивы, заканчиваясь дождем.             Я знал — он ждет.                             — Отмечает, что знамяНа этом поле, омытом их кровью, стало клочкомАмерики среди Фландрии (стилем гордится) —Какие счастливцы! —                                     А ветер жгутом             Скрутил, потом раздавил колосья пшеницы             Своим тяжеленным брюхом; а в Варегеме             Замер в траве над холмом, где мертвый ютится,             Слушает, ждет.                                      — Замечает, что теми,Кто спит здесь, гордится и эта странаИ признательна им, —                                       Хриплы слова и немыПод покровом сухой травы, у них однаСудьба — быть брошенными на ветер, стать под травоюСором на сите червей, слова — пеленаПеска над песчаной мертвых страною.Корни травы напряглись в усилье слепом,Он ждет вместе с каменною землею —

И вот наконец разрешилось небо дождем!

Живые бегут по домам врассыпную.Ветер, придавлен сперва дождем, вырвался, а потомВдруг сник. Дождь крепнет, вонзает струиВ сухую землю, просачивается сквозь песокПод корни травы, к праху его сочится,К костлявому кулаку меж гробовых досо́к;Земле полегчало, и ему крепче спится,А что он не дома, то мертвому невдомек.

ARS POETICA [122]

© Перевод Э. Шустер

Быть должен кругл на ощупь стихКак плод и тих

И освященМолчанием как медальон

И нем как подоконник рукавомИстертый и теперь заросший мхом —

Быть должен стих похожим на лунуКогда она взбираясь в вышину

За ветвью выпускает ветвьПопавших в невод тьмы дерев

И как луна зимой в лесуСтих должен память воскрешать —

Быть должен стих недвижен как лунаКогда она взойдет

Быть должен стих сродниНе истине

Нет он служа печалиЛистом кленовым должен быть в портале

Стих должен для любвиТравою нежной звездами служить —

Не означать стих должен —Просто быть

ТЫ, ЭНДРЮ МАРВЕЛЛ

© Перевод Э. Шустер

Ты смог под солнцем опуститьС вершин полудня долу очиЗатем чтоб вечность ощутитьРождающуюся из ночи

Почувствовать как холодокВползает в лабиринт востокаИ тень восходит на порогДолин распахнутых широко

Узнать как сумерки с ветвейСрывают листья в ЭкбатанеИ тьма разлившись у ступнейПерсидских гор ползет в тумане

До самых Керманшахских вратГде вянут травы и негромкоПодошвы странников стучатСпешащих к западу в потемках

Она в Багдаде прячет мостНад молчаливою рекоюИ пригоршни оставив звездНад аравийскою землею

По вымершей Пальмире мчитВ своей тяжелой колесницеМинует и Ливан и КритШвыряя в небеса зарницы

Лишь у Сицилии покаМерцают в небе тусклом чайкиНо не видны издалекаУже судов рыбацких стайки

Вот остается позадиЗлатистый берег африканскийИ света нет как ни глядиТеперь и на земле испанской

И на́ море — да не случайно

Сумел ты очи опуститьИ ощутить как быстро тайноТень ночи может подступить

СЛОВО К ТЕМ, КТО ГОВОРИТ: ТОВАРИЩ

© Перевод И. Кашкин

Братство — не только по крови, конечно;Но братом не стать, сказав — я твой брат;Люди — братья по жизни и платят за это;

Голод и гнет — зародыши братства;Унижение — корень великой любви;Опасность — вот мать еще благородней,

Тот мне брат, кто со мною в окопахГоре делил, невзгоды и гнев.Почему фронтовик мне роднее, чем брат?

Потому, что мыслью мы оба шагнем через мореИ снова станем юнцами, что билисьПод Суассоном, и Mo, и Верденом, и всюду.

Французский кларет и подкрашенные ресницыВозвращают одиноким сорокалетним мужчинамИх двадцатое лето и стальной запах смерти;

Вот что дороже всего в нашей жизни —Вспоминать с неизвестным тебе человекомПережитые годы опасностей и невзгод.

Так возникает из множества — поколенье,Людская волна однокашников, однолеток;У них общие мертвые, общие испытанья.

Неразделенный жизненный опытУмирает, словно насилованная любовь,Или живет призрачной жизнью покойника;

Одиночка должен скрывать одиночество,Как девушка скрывает позор, потому чтоНе дело жить взаперти и страдать втихомолку.

Кто они — кровные братья по праву?Горновые тех же домен, тех же вагранок,Те, что харкали кровью в той же литейной;

Вместе сплавляли плоты в половодье;Вместе дрались с полицией на площадях,Усмехались в ответ на удары, на пытки;

Ветераны кораблей, экспедиций, заводов,Бескорыстные открыватели континентов;Те, что скрывались от преследований в Женеве;

Те, за кем охотились, и те, кто мстил за удары;Те, что вместе бились, вместе работали:У них в лице что-то общее, словно пароль.

Братство? Нет слова, которое сделало б братом.Братство только смелый с бою беретЦеною опасности, риска — и не иначе;

Братство в этом враждующем мире — богатыйИ редкий и неоценимый дар жизни.И его не получишь за слова и за вздохи.

КЛАДБИЩЕ У ШПАЛ

© Перевод М. Зенкевич

Ге-эй! Как придавило наши плечи!Мы не рождены лежать в этой земле,Мы — негры, португальцы, венгры, поляки.

Мы родились смотреть на другое небо,А теперь лежим на пастбище у реки,Лежим на лугу под плотным дерном.

Мы слышим землю и стрекот кузнечиков,Это мы проложили рельсы от океана к океану,Это мы (если знаете) провели дорогу сквозь горы,

Спустив ее к Ларами уклоном,Восемнадцать миль по гранитной круче,Сорок три фута на милю — ни больше ни меньше.

Это сделали мы, пришельцы и бродяги,Это мы вырыли лотки для холодной воды,Это мы устроили стоки и подъездные пути.

Это делали мы, и нас подгоняли ирландцы.Мы все пришлые, не из этой страны —Шотландцы, англичане, китайцы, австрийцы,

Ге-эй! Земле тяжелы наши кости.Не для того мы шли сюда, чтоб лежатьПод шпалами в глиняной выемке.

Все лучшее в мире скупили себе богачи.Все липнет к сальным кредиткам —Даже целый континент, даже новое небо.

Пусть чужая трава прорастает над нами,Мы проложили сталь в каменную толщу гор.Телеграфными столбами отмечены наши могилы.

Мы шли сюда не затем, чтоб лежать в земле,Чтоб поезда грохотали над нами в гулкой лощине…

БЕССМЕРТНАЯ ОСЕНЬ