— У тебя же нет молока.
— Ах да, верно.
— Со мной все в порядке, правда.
— Тебе не холодно?
Она надеялась, что он не видит, как она дрожит.
— Нет, мне тепло. — В доме уже стало не так холодно, как раньше.
Она скорее почувствовала, чем услышала его шаги, приглушаемые толстым ковром, и прежде чем она успела собраться, он уже стоял настолько близко от нее, что она ощущала жар его большого тела. Не отрывая глаз, она смотрела в окно.
— То, что находится за окном, — произнес он голосом, дрожащим от глубины и искренности чувства, — это мир гор, лесов и маленьких деревень, столь чистый и необычный, словно его не коснулось время. В лесах бегают олени, в полях охотятся лисы, вверх по речным протокам поднимаются бобры. Когда выпадает снег, как сейчас, он ложится на сосны и ели, как эполеты, а когда он стаивает и наступает весна, вся первозданная природа оживает.
Лауру завораживали эти слова, как завораживала и его близость. Ей казалось, что она сама тает и снова оживает.
— Весна — мое любимое время года, — мягко продолжил Кристиан. — Все выглядит таким новым и свежим. Сначала на деревьях показываются почки, потом они набухают и взрываются целыми фонтанами цветов, потом появляются листья всевозможных оттенков зеленого цвета. А под этой зеленью видны багрянец и белизна первых полевых цветов. Воздух полон птичьего гомона. Земля благоухает влагой и полна обещаний.
Его голос действовал на нее магнетически. Не в силах противиться, она повернулась и взглянула на него.
— Лето — совсем иное дело, — промолвил он еще тише, не спуская с нее глаз. — Все становится таким сочным и буйным. Гулять по лесу — все равно что есть французское ванильное мороженое с горячей помадкой, взбитыми сливками, шоколадом и еще вишнями в придачу. Это грешно. Иногда я сижу на веранде с закрытыми глазами, слушаю, просто слушаю шум ветра в кронах деревьев, жужжание пчел в диких азалиях и рокот отдаленного грома. Лето — это тепло, лень и…
Она прижала кончики пальцев к его губам, заставляя замолчать. Губы Кристиана были упругими, как и все его тело, излучавшее откровенную мужественность.
— Ты не хочешь слушать про осень?
Лаура покачала головой, еще секунду спустя ее руки соскользнули на его обнаженную грудь. Волосы на груди стали гуще, чем прежде, но оставались все такими же мягкими. Кожа была нежной, а мышцы под ней такими же твердыми, как раньше. Ее руки исследовали каждый дюйм его тела, наслаждаясь забытыми ощущениями. Ее рука помедлила над его соском, прежде чем устремиться вниз к животу.
На нем были короткие боксерские трусы, точно такие же, как он носил много лет назад, обтягивавшие его бедра столь же соблазнительно, как и тогда. Ее рука задержалась, достигнув границы ткани, и она подняла на него глаза.
— Ты уверена? — спросил он более приглушенным на этот раз голосом.
Она кивнула. Да, она знала, что замужем за Джеффом, но ей было все равно. Она любила Кристиана. Она нуждалась в его мягкости, в его защите, в его страсти, во всем том, что он мог дать ей, как давал раньше, и о чем она не могла забыть. Она испытывала потребность в его любви более чем когда-либо.
Обхватив его, она уткнулась лицом ему в грудь. Она ощутила тепло и столь хорошо знакомый ей запах. Это был естественный запах — Кристиан никогда не пользовался одеколоном, — запах чистой мужской плоти, и он был более одурманивающим, нежели любой другой запах. Жар охватывал ее от прикосновения его тела к ее животу. Возбуждение Кристиана достигло такой силы, когда его уже ничто не могло остановить. Ей хватило одного взгляда на его сверкающие в темноте глаза, чтобы понять, что ничего не изменилось.
— Я страшно тебя хочу, — хрипло прошептал он.
Вместо ответа Лаура осторожно отвела резинку его шортов, пробежала пальцами по его напрягшимся ягодицам, скользнула по гладкой коже его бедер и замерла, ощутив жаркую набухшую тяжесть. Не переставая гладить его, она приблизила свой рот к его губам. Он прильнул к нему, мягко и бережно обхватив ее голову руками, как это делал всегда, и откликаясь на ее призыв с такой энергией, что у нее екнуло сердце.
Когда он опустил ее на ковер, ее шелковая рубашка уже лежала рядом с его шортами. Он нежно и страстно ласкал ее тело, рассказывая о том, что считает ее женственной, и привлекательной, и желанной, и она пылала от каждого его прикосновения. Она достигла оргазма один раз, когда его рука ласкала ее между бедер, и вторично, когда он вошел в нее. Он кончил с такой мощью, что она была потрясена. Даже когда они были молодыми, она не видела ничего подобного — его исказившееся в мучительном восторге лицо, гортанный крик, напрягшиеся мышцы и внезапно охватившая их судорога.
Если предательство Джеффа заставило ее перестать ощущать себя женщиной, то наслаждение Кристиана доказало обратное. Когда к нему вернулись силы, он встал, поднял ее на руки и отнес в свою большую постель. Он любил ее снова и снова. Он заново познавал ее тело руками, губами и всем телом. Кристиан заставлял ее ощущать себя обожаемой, и она платила ему тем же. Ее страсть не знала границ, время и зрелость лишь усилили ее, как и осознание редкости истинной любви.
26
— Зачем ты вышла замуж за Джеффа? — спросил Кристиан. Этот вопрос преследовал его много лет. Ему нужен был ответ на него.
Она потерлась щекой о его грудь:
— Потому что тебя не стало.
— Я серьезно.
— И я. Я любила тебя.
— Ты была такой юной.
— Я была в отчаянии, когда ты уехал.
— В отчаянии из-за того, что я не женился на тебе?
— Из-за того, что ты уехал. Я была уверена, что больше никогда не увижу тебя.
— И ты вышла замуж за Джеффа, чтобы иметь возможность встретиться со мной?
— Нет.
— Тогда зачем?
— Потому что мне нравился Джефф. Он был верным, и на него можно было положиться. Мне казалось, что он даст мне ту жизнь, к которой я стремилась.
Кристиан знал, что это была за жизнь. Она рассказывала ему, чего она хочет, именно этим и напугала его.
— Дом и дети.
— Не то чтобы дом сам по себе. Мне нужен был семейный очаг. — Она взглянула на него, и он живо ощутил это по выражению ее лица. — Семейные пикники в парке, велосипеды с сиденьями для малышей на багажнике, елка с гирляндами, игрушками и подарками, завернутыми в такую красочную бумагу, что не хочется их открывать. Все то, чего я была лишена в детстве.
— Но тебе едва исполнилось восемнадцать тогда. Если бы ты закончила колледж и дождалась меня, мы бы поженились.
— Я не хотела заканчивать колледж. Кроме того, ты сказал мне, что тебе всего этого не нужно.