Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце февраля позвонила Ирина Тураева. После приветствия она сказала:
— Владимир Аннакулиевич, 3 марта вы приглашаетесь на Президиум академии в Белый зал. Прийти надо к двенадцати часам. Вас ждет приятный сюрприз. Приходите с Риммой Николаевной. Не забудьте одеть галстук.
Белый зал Президиума мне был хорошо знаком. Рядом с ним располагался богато украшенный глубокой резьбой по дереву зал, где в 1982 году мне вручали Диплом академии художеств СССР, подписанный Николаем Васильевичем Томским, Президентом академии. После получения наград мы группой прошли в Белый зал, поздравляя друг друга и обмениваясь впечатлениями. Возбужденное состояние еще не покинуло нас. Стены «Белого зала» были задрапированы серебристым льном. От верхнего света картины Николая Михайловича Ромадина, вывешенные на стенах, смотрелись особенно торжественно. Я любовался хорошо мне известными вещами выдающегося пейзажиста: «Затопленный лес», «Последний луч», «Есенинский вечер». Воздух словно заполнился запахами русского леса. Я вспомнил, что на следующий год мастеру исполняется восемьдесят лет и, по-видимому, эта выставка была не случайна в академии.
Подошел Валерий Левенталь.
— Какая философская живопись!
Таня Назаренко сказала:
— Я недавно была на Масловке в мастерской Николая Михайловича. На мольберте увидела картину «Курган», она полна такой же духовной силы, как и эти полотна.
— Чтобы достичь такой глубины чувств, надо полностью отрешиться от суеты, — сказал я.
В Академии художеств нас встретила Ирина Владимировна, проводила в Белый зал и посадила на первый ряд, справа от овального стола Президиума. Постепенно зал заполнялся, академики рассаживались за столом согласно табличкам с фамилиями. Журналисты устанавливали телекамеры, от них по полу тянулись тонкие кабели.
Прямо перед нами, за отдельным маленьким столом, сидела одетая в черное Бельская. На шее и руках — старинное туркменское серебро. Лицо ее было бледно. Я помнил ее еще молодым референтом Союза художников СССР на Гоголевском бульваре, где она фланировала со значительным видом по коридорам с гордо поднятой головой, и была также задрапирована в черное и также, как сейчас, увешена тяжелым серебром.
Начались доклады членов Президиума и выступления гостей.
Зураб Константинович сидел совсем близко, слева от меня. Он внимательно и сосредоточенно слушал доклады. Толстым карандашом он все время рисовал что-то в альбоме. Иногда неожиданно поднимал голову и задавал вопросы или вносил предложение. Речи длились довольно долго. Наконец Церетели встал. Лицо его стало мягче, он широко улыбнулся и, окинув зал взглядом, сказал, что сейчас наступит приятная часть Президиума.
— Будем вручать награды академии достойным!
В зале оживились. Референты стали называть фамилии награждаемых.
Наконец дошла очередь и до меня. Я сделал два шага и оказался около Президента. Референт подала Церетели синюю коробочку и диплом в рамочке.
Она громко объявила:
— Живописец Владимир Артыков награждается «Медалью Шувалов» Российской академии художеств.
В зале раздались аплодисменты. Церетели открыл крышку и показал всем медаль. Крепко пожав мне руку, он передал вместе с медалью и Диплом академии. Вспышки фотокамер на мгновение ослепили меня. Зураб Константинович сказал несколько слов о моей картине «Путь к единству» и, пожав мне руку, кивком головы показал на трибуну с микрофоном. Я выразил благодарность Президенту и всему Президиуму за столь высокую оценку моего скромного труда.
Когда мы с Риммой покидали зал, меня обступили, поздравляя, знакомые художники и друзья.
Меня обняла Татьяна, референт по театру у Бориса Асафовича Мессерера. Я хорошо ее знал еще по работе в секции театра у Александра Павловича Васильева. В свое время она немало писала обо мне как о художнике театра и кино.
— Володечка, поздравляю тебя, «Медаль Шувалов» очень высокая награда. Редко кому ее вручают. Жаль, что ты перешел от нас в живописцы, но, мы тебя помним и любим.
Я поцеловал Таню.
Олег Савостюк встал из-за стола, обнял меня, и мы расцеловались.
— Римма, а ведь Володя не написал меня в своей картине, — с легкой укоризной сказал он, — а мы — давние друзья.
— Олег, в картине у меня только те, кто часто бывал в Тарусе, или жил там.
Олег засмеялся.
— Я двадцать пять лет ездил в Тарусу.
— Прости, Олег. Я не знал об этом.
— Ладно, Володя, я шучу. Поздравляю тебя и с картиной и с медалью. — он крепко пожал мне руку.
Мы шли по Пречистенке, весеннее солнце радовалось вместе с нами.
— Римма, почему я не написал Савостюка? Затмение. Мы ведь знаем друг друга очень давно. Но я никак не связывал Олега с Тарусой. Для меня новость, что он посещал эти места.
— Володя, — ответила Римма, — в Тарусе был Дом творчества московского Союза художников, а Савостюк, как тебе известно, в то время возглавлял МОСХ, был его бессменным председателем. Естественно, что он мог бывать в Тарусе. Я ездила туда лет десять подряд, но ни разу не встречала Олега Михайловича. Его искреннее сожаление о том, что он не попал в твою картину, говорит о многом. Это приятно! Это надо воспринимать, как признание твоего успеха.
Глава 52
Весной 2009 года в мастерскую позвонил Юрий Попков, главный художник издательства «Живопись-инфо».
— Владимир Аннакулиевич, мы выпускает буклеты о творчестве живописцев Московского Союза. В нем будет краткая информация об авторе и несколько его работ в цвете.
Я удивился.
— Юра, совсем недавно в вашем издательстве вышла прекрасная иллюстрированная энциклопедия живописи в нескольких томах, и мы в ней представлены.
— Энциклопедия — это другое. Думаю, за это время что-то изменилось в вашей биографии, прибавилось выставок, появились новые работы. Так что, пожалуйста, приходите с Риммой Николаевной, если сможете сегодня. Захватите диски, мы сядем у компьютера и вместе отберем те картины, которые устроят и вас и Союз художников.
Из небольшого зала на Тверской улице, где еще недавно проходила персональная выставка Риммы под названием «Моя любимая Россия», вела дверь в редакторскую комнату, где нас и ждал Попков. Я сел рядом с Юрой к компьютеру, и мы начали отбирать репродукции для будущего буклета. Вскоре пришла и Римма с коробкой и рулоном холста. Эти покупки она сделала в соседней комнатке-киоске, где художники покупали краски, кисти, холст, разбавители для живописи, лаки и многое другое, что необходимо для работы над картиной.
— Здравствуйте, Римма Николаевна, — приветливо встретила мою жену редактор Галина Жигунова. Она отодвинулась от экрана своего компьютера.
— У меня для вас приятная новость, — продолжила она. — Совсем недавно вышла книга искусствоведа ЕвграфаКончина о художниках, в ней есть статья и о вас. Присядьте к столу, я сейчас достану эту книгу.
Галя открыла шкаф, с трудом вытащила книгу в жестком переплете и положила ее перед Риммой.
— Этот экземпляр мы с Юрой дарим вам. Второй — вы скоро получите из рук самого автора на презентации.
Римма прочитала вслух:
— Евграф Васильевич Кончин «Холст как мера вечности».
Юра Попков рассказал:
— Автор издал свои статьи о художниках, написанных им за три десятка лет. Теперь они собраны в этом фолианте.
Римма заглянула в оглавление:
— Володя, какие имена! Алексей Грицай, Дмитрий Жилинский, Гелий Коржев,Май Митурич-Хлебников.
Повернувшись к Гале, она сказала:
— Мы с Митуричем и его супругой, без которой он никуда не ездит и ласково называет ее «мои успокоительные капли», дважды в Японии делали выставку, в 1991 и в 1994 годах.
Римма продолжила читать:
– Николай Ромадин, Зураб Церетели. Здесь очерк и о твоем друге Игоре Обросове, Володя.
Галя улыбнулась.
— Не скромничайте, Римма, порадуйте Володю, найдите статью «Серебристые звоны».
— Мне, — сказал Юра, — как составителю и главному художнику книги, хочется заметить, что Кончин очень хорошо отзывается о твоей живописи, Римма. Ты, наверное, давно знакома с автором?
— К сожалению, не имела чести быть ему представленной. Это для меня неожиданный подарок.
Я не утерпел и подошел к Римме, чтобы увидеть репродукцию и прочитать статью, в которой хорошо пишут о моей жене. На столе лежал тяжелый том в твердом переплете.
— Юра, — спросил я, перелистывая упругие листы, — как вам удалось издать такую роскошную книгу? По нынешним временам это стоит бешеных денег!
— Эта книга обошлась нам в 900 000 рублей. Конечно, изданию книги помогли спонсоры, так что мы вышли на высокий полиграфический уровень!
- Выйти из учительской. Отечественные экранизации детской литературы в контексте кинопроцесса 1968–1985 гг. - Юлия Олеговна Хомякова - Кино / Культурология
- Ольга Чехова. Тайная роль кинозвезды Гитлера - Алекс Громов - Кино
- Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары - Георгий Юрьевич Дарахвелидзе - Биографии и Мемуары / Прочее / Кино
- Секс в кино и литературе - Михаил Бейлькин - Кино
- Методика написания сценария. С чего начать и как закончить - Томас Арагай - Кино