мужчиной, которого я встречала когда-либо в жизни. Правда. Все женщины на заводе мечтали о нем, я в этом уверена. И я была одной из них.
– Ответь на мой вопрос.
Она бросает на меня косой взгляд и говорит резким тоном:
– Хочешь узнать всю правду или получить быстрый ответ?
– Как ты могла? Как ты могла убедить меня в том, что он не хотел меня?! Как он мог?!
– Потому что так было безопаснее.
– Думаешь, он тебя любил?
– Я знаю, что любил, и тебя тоже.
– Он не участвовал в нашей жизни столько лет! Относился к тебе как к ничтожеству, ужасно с тобой обращался. Ты называешь это любовью?
– Я называю это карой. Сядь, Сесилия.
Я подхожу к ней и вижу в ее глазах отблеск прошлого, взглядом она умоляет меня ее выслушать.
Я сажусь на один из стульев, между которыми стоит небольшой столик, и беру ее бокал.
– Ладно. Говори. И клянусь Богом, мама, если что-нибудь упустишь, этот разговор будет последним.
Я замечаю ее слабую страдальческую улыбку.
– Ты во многом на него похожа. Такие же выразительные и вместе с тем пронизывающие глаза. Но ты не умеешь скрывать свои чувства. У тебя слишком большое сердце, поэтому ты красивая и любящая девушка, сколько бы боли это тебе ни приносило. Мне нравится думать, что в тебе я вижу себя.
– Я не считаю это благословением. Я совсем на тебя не похожа.
– О, детка, ты очень на меня похожа. Любишь слепо и безрассудно, и нет никакой возможности помешать тебе испытать это на собственном опыте. Когда ты была маленькой, я поняла, что ты переняла мое сердце и помешать тебе любить невозможно, ведь ты создана для любви. Невозможно предостеречь тебя от разбитого сердца. Думаешь, я не замечала в тебе изменений? Думаешь, когда я смотрю на тебя, то не вижу, как безвозвратно изменила тебя любовь? Я поведала тебе об этом сердце задолго до того, как ты его отдала.
– Не приписывай себе родительские заслуги за последние семь лет.
– Я заслужила эти слова. И даже хуже. Но от той судьбы меня спас твой отец.
– Расскажи.
Она тушит сигарету и поворачивается ко мне.
– Он был ублюдком со сложным характером, прямолинейным, властолюбивым, жадным до денег и почти недосягаемым. Сначала я думала, что просто его развлекаю. И на какое-то время он заставил меня в это поверить. Все его внимание было сфокусировано на создании империи. Что уж там до девятнадцатилетней девчонки, которой в будущем светил лишь этот чертов завод? Я понимала, что поступаю глупо. Понимала, что так любить его – безрассудно. Господи, он не раз вынуждал меня сомневаться в своем благоразумии. Однажды все изменилось. Он словно разрешил себе меня любить. Нам прекрасно удавалось скрывать наши отношения. Твоя бабушка находилась в неведении. Это было сложно. На самом деле, пока мы были вместе, я доверилась только одному человеку. Красивой француженке по имени Дельфина.
Я едва не роняю бокал, но каким-то чудом мне удается поднести его к губам и сделать большой глоток.
– Мы сблизились, потому что она чувствовала себя здесь чужой. Дельфина переехала из Франции несколько лет назад, последовала за мужчиной в Америку и вышла за него замуж. Но когда она впервые пришла на работу с синяками… Могу сказать, что ей просто нужно было кому-то довериться. И, откровенно говоря, встречаясь с твоим отцом, я тоже так делала. Он был таким скрытным, что любить его было сложно. Словно мы обе нуждались в дозволении любить наших мужчин и нашли его друг в друге. Как бы неправильно это ни было, но мы обе стали жертвами наших глупых сердец. И крепко подружились. – Мать сглатывает и достает из пачки очередную сигарету.
– Она единственная, кто знала?
Мама кивает и берет у меня бокал.
– Той ночью… в ночь пожара, мы с Романом сильно поссорились из-за… тебя. Он не хотел ребенка, а я противилась его намерению насильно потащить меня на аборт.
– О, так он меня не хотел. Какой сюрприз.
– Не в том смысле, в каком ты думаешь. Это мало связано с его нежеланием становиться отцом.
– Глупость какая-то!
– Сесилия, ты приехала за информацией. Той, которую заслуживаешь. Позволь мне рассказать.
– Ладно.
– Мы влюбились по уши. Когда ты была зачата, мы были безумно влюблены. Так сильно, что я решила… решила, что, возможно, он действительно сделает мне предложение. Но все произошло слишком быстро. Слишком. В одну минуту я была для него развлечением, а в следующую он вынудил меня чувствовать себя его одержимостью. И ничего прекраснее я в жизни своей не чувствовала, кроме того дня, когда врач положил тебя мне на руки.
Она стряхивает пепел, а я смотрю на безмятежную озерную гладь.
– Тогда на заводе было несколько лабораторий с очень четкими и строгими правилами техники безопасности, а я, новичок, просто не подумала. Ссора, которая между нами произошла, была ужасной. Той ночью я думала, что твой отец – чудовище, и поставила под сомнение все доводы моей любви к нему. Я поверить не могла, что он был таким многоликим. – Мамины глаза наполняются слезами, и она сглатывает ком в горле. – В общем, я отвлеклась. Была так расстроена, что не замечала никого и ничего вокруг. Меня мучила мысль, что он бросит меня, если я тебя оставлю. Я так его любила, что даже задумалась над этим – всего на долю секунды, Сесилия, но я размышляла над тем, как поступить. И ненавидела его за это.
Я продолжаю молчать, хотя ее слова ранят.
– Любовь превращает тебя в круглую идиотку, и вины за мной не меньше, чем за любой другой женщиной, ставшей ее рабой. – Она делает еще один глоток вина. – Так вот, той ночью я работала с другими лаборантами, которые ушли на перерыв. Я просто… просто была не совсем в себе. Поэтому, когда напортачила, попыталась уладить все сама. В случае пожара нужно было эвакуироваться и запереть дверь. Это запускает цепочку событий, которые изолируют угрозу. Я следовала протоколу, не понимая, что нахожусь в лаборатории не одна. Поэтому, когда… – Мама поворачивается ко мне. – Я не видела их. Я решила, что была одна. Когда они появились в дверях, раздался взрыв. Я не знала… когда я поняла, что они в лаборатории, было слишком поздно. Я до сих пор слышу, как они кричат и стучат в дверь за секунду до взрыва. До сих пор слышу панику в их голосах. Все произошло на моих глазах.
Я закрываю глаза, представляя, как родители Тобиаса и Доминика