и минут сомневалась в себе, своем существовании и растрачивала себя на них.
Я обижена на своего отца и мою любовь к нему.
Я обижена на мужчин, которые меня создали.
Лучше бы я никогда их не встречала.
– ИДИТЕ К ЧЕРТУ!
В порыве гнева я сметаю все с комода Романа, раскидав почту и флаконы с одеколоном.
Злость угасает так же быстро, как и пришла, но она есть, она всегда была, как мои гордость и самоуважение – все, от чего я отказалась, чтобы дать своему чертову сердцу шанс.
И ради чего?
Я любовница, которая ничего не получила взамен, кроме разбитого сердца и истерзанного самоуважения. Я предала себя ради шанса быть любимой. «Хватит! Хватит!». Оно того не стоило.
Ну а я стою. Я этого стою.
Я ничего у него не просила, но почему же он так мучительно ясно дал понять, что не любил меня?
Я ничья дочь.
Как моя мать могла полюбить такого жестокого человека?
Как я могла пойти по ее стопам и влюбиться в единомышленника своего отца, чьи цель и роль в жизни были превыше моей любви?
Деньги. Власть. Я откажусь от них, чтобы снова стать цельной.
Комната наполняется запахом одеколона, и я открываю окно, а потом опускаюсь на колени, чтобы собрать осколки разбитой бутылки. Открываю ящик прикроватной тумбочки, чтобы положить туда осколки, и вижу лежащее под коробкой для часов письмо. Внимательно рассматриваю толстый конверт и вытаскиваю его из-под коробки. Записка, прилепленная к нему, адресована мне.
Сесилия,
Я – все, в чем ты меня обвиняла.
Тебе будет лучше без меня. Прости,
Роман.
Я достаю письмо и открываю его. Спустя мгновение узнаю почерк. Письмо от моей матери.
Роман,
Прости, что я так на тебя накинулась. Я унизила себя и никогда не смогу об этом забыть. Прости меня, пожалуйста.
Я вернулась спустя столько лет, чтобы извиниться. Чтобы поблагодарить тебя за все, чем ты пожертвовал ради меня, лелея надежды на девушку, которую выгнал из своей жизни.
Ты до сих пор не женился. И это дало мне надежду. Втайне я всегда задавалась вопросом, были ли взаимными мои еще теплящиеся чувства. Надеюсь, ты простишь меня за то, что я связалась с тобой, чтобы это выяснить.
Но теперь я все поняла. Мне нужно сдаться.
Я до сих пор храню яркие воспоминания о наших совместных годах. Кажется, словно вчера я начала работать на заводе, туда зашел ты, и мы встретились взглядами.
Ты во многом спас мне жизнь тем, как принял меня, как обо мне заботился.
До тебя я никогда не знала такой любви и не познаю теперь. И каждый божий день я размышляю, значила ли она для тебя столько же. Я не могу примириться с нашим финалом. Я до сих пор не оправилась от того, что потеряла тебя, и никогда не оправлюсь.
Но у меня ощущение, что тем ужасным секретом я лишила тебя жизни. Секретом, который я всеми силами бы попыталась повернуть вспять. Каждый день меня мучает совесть, что я заперла ту дверь. Пожар начался по моей вине, а мое глупое суждение стало причиной столь ужасной утраты. Если бы ты только позволил мне взять на себя ответственность, если бы позволил сейчас, я бы тысячу раз так и поступила – лишь бы только освободить тебя от бремени, которое ты вынужден нести.
Однако ты ни разу не позволил мне предложить помощь и не позволишь впредь. А я никогда этого не пойму. Могу прийти лишь к одному выводу: в какой-то период жизни ты так сильно любил меня, что решил спасти, удостоверился, что наша малышка в безопасности, и таким я запомню тебя до конца жизни.
Наша дочь просто красавица. Она быстро растет, и я знаю, что тебе, возможно, сложно смотреть на нее и видеть ошибку, которую ты совершил, влюбившись в меня, но, пожалуйста, Роман, попробуй открыться и покажи ей мужчину, которого я полюбила.
Надеюсь, когда ты на нее смотришь, то миришься с причиной принесенной тобой жертвы, потому что я осыпаю частичку тебя той любовью, которую всегда буду испытывать к тебе.
Д.
Я снова и снова перечитываю письмо, подсчитывая и пересчитывая временную шкалу, и вместе с тем молюсь, чтобы открывшиеся мне факты изменились.
Родителей Тобиаса убила моя мать.
Моя мать.
Не мой отец.
Двадцать лет назад «Хорнер Технолоджис» был химическим заводом. Моя мать совершила ошибку по невнимательности и убила двоих людей. Это мог быть несчастный случай, но мой отец все равно его скрыл.
Единственная вина Романа Хорнера заключалась в том, что он был подлым, ушлым и продажным бизнесменом.
Я пулей несусь в ванную и выворачиваю содержимое желудка, а потом оседаю на прохладную плитку.
Глава 48
Я подъезжаю к дому матери с тремя огромными спальнями, стоящему на берегу озера. Ничего претенциозного в нем нет, но этот сад во многом напоминает мне отцовский. Я обхожу дом, идя на звуки музыки, раздающиеся из наружного динамика. Нахожу маму среди ветвей с облетевшей листвой, рядом стоит бокал вина. Над ней склонился Тимоти, они переговариваются. Он прикладывается поцелуем к ее виску, а потом замечает меня у нее за спиной. Приветствие у него такое же теплое, что и улыбка.
– Привет, Сесилия. А мы тебя сегодня не ждали.
Моя мать вскакивает с кресла и с улыбкой поворачивается ко мне.
– Привет, ребенок. Я как раз думала тебе позвонить.
– Рада, что ты настроена на разговор.
Улыбка матери гаснет, как только она замечает выражение моего лица и конверт, который я вытащила из сумки.
– Что-то случилось?
Тимоти стоит, переводя взгляд с матери на меня, пока я иду к ней. Мама снова переводит внимание на письмо, ее лицо бледнеет, и она обращается к Тимоти:
– Милый, оставишь нас ненадолго?
Тимоти кивает и смотрит на меня, явно прочувствовав обстановку.
– Останешься на ужин? Я хочу приготовить стейки.
– Нет, мне нужно вернуться, но спасибо.
В воздухе повисает напряженность, хотя ее и так переизбыток, Тимоти уходит, а мать тянется за сигаретой, зажигает ее и пристально на меня смотрит.
– Мое письмо?
– Почему мне было безопаснее?
Мать выпускает струйку дыма и кутается в свитер. Поднимает бутылку вина, предлагая мне, но я качаю головой.
– Я здесь не для праздной болтовни.
– Я поняла. – Она судорожно сглатывает. – Дай мне секунду.
– Чтобы придумать еще больше лжи?
Мать опускает взгляд и, поднеся к губам бокал, делает большой глоток.
– Почему так мне было безопаснее?
– Твой отец был самым красивым