может быть…
— Ты знаешь, не так ли?
— Адриана. — Я ударилась головой о сиденье. Черт.
— К ее чести, она готова сделать для тебя все, что угодно. Все, что мне нужно было сделать, это рассказать ей правду, и она поняла то, чего не можешь ты. Ты не в безопасности. Она начала утаивать информацию, поэтому я напомнила ей, на кого она работает. Так грустно, что ее любимому пришлось умереть, потому что она струсила.
Это была моя вина. Как я могла доверять ей? Орландо всегда говорил мне, что люди лжецы по натуре, что друзья — это замаскированные враги, и никогда не принимай это на свой счет.
Как она смеет?
— Тебе больно.
— Нет, я в ярости и с нетерпением жду возможности всадить пулю в ее неблагодарное сердечко. — Откидываясь назад, я знала, что не смогу расслабиться, но мое тело больше не могло этого выносить прямо сейчас. Все, что я могу сделать, это закрыть глаза и строить планы. Ничто из того, что она сказала, не изменило моих чувств к ней. В тот момент, когда этот самолет приземлится, мне придется действовать. Быстро.
ГЛАВА 35
«Представьте, что вы пытаетесь жить без воздуха. А теперь представь что-нибудь похуже».
— Эми Рид
МЕЛОДИ
— Пять дней назад моя жена Мелоди Джованни Каллахан была похищена всего через несколько часов после рождения нашего сына. Я хочу ее вернуть. Она нужна моему сыну и мне. Моя семья и я предлагаем сто миллионов долларов за ее возвращение. Мел, если ты смотришь, я не сдамся. Я никогда не сдамся, пока ты не вернешься ко мне. Мы с нашим сыном скучаем по тебе и так сильно тебя любим…
— Я думаю, на данный момент этого достаточно. — Голос Авиелы задел каждый нерв в моем теле.
Моя ненависть к ней продолжала разгораться с каждым мгновением, проведенным в ее присутствии. Она выключила телевизор и поставила передо мной тарелку.
— Гигантские фрикадельки и спагетти. Твои любимые, верно?
Я просто уставилась на нее, не делая ничего, чтобы скрыть свою ненависть и отвращение к женщине, которая меня родила.
— Сто миллионов? Ты должна быть оскорблена. — Она заняла место на другом конце роскошного обеденного стола, прежде чем расстелить салфетку и бросить ее себе на колени. Она приковывала меня к каждому гребаному стулу, пока мы не добрались до этого места, которое, насколько я могу судить, находилось на пляже. Затем меня пересадили на инвалидное кресло. Последние два дня были больше похожи на риторику о том, как она пыталась спасти меня, как она сделала это только для того, чтобы защитить меня.
Я не знала, кого она пыталась убедить.
Все это время я думала, что она какой-то бессердечный вдохновитель, вечно строит козни, всегда на шаг впереди нас, потому что она была настолько хороша. Но я была неправа. Она была не в себе; я даже не была уверена, действительно ли она понимала, что делает. Часть ее все еще видела во мне ту маленькую девочку, которую она оставила посреди океана, в то время как другая ее часть понимала, что я выросла.
Я думала, что она сильная; я восхищалась ее упорством и ее тактикой добиваться того, чего она хотела, эффективно, но в тот момент, когда она заговорила о своем отце, Иване, она становилась слабой. Что бы он с ней ни сделал, это сломало ее. Она была у него на побегушках — его комнатная собачка, — и это вызывало у меня отвращение. Она была ничем не лучше подхалимов низкого уровня, которые работали на меня.
Каждый день она мыла и расчесывала мне волосы и даже одевала меня, все это время держа меня прикованной. Она обращалась со мной так, словно я была ее личной куклой. Во второй день я пыталась вести себя прилично, сегодня я пыталась не говорить. С этой женщиной было что-то серьезно не так.
Несмотря на мою тактику вызвать у нее реакцию, она вела себя так, как будто ее ничто не беспокоило. Единственный раз, когда я получила от нее ответ, был, когда я «плохо себя вел». Кроме этого, она не подавала никаких признаков того, что находится здесь, в этом пространстве, кроме физического. Мне нужно было убраться отсюда, но я даже не знала, в какой стране нахожусь.
— Тебе нужно, чтобы кто-нибудь помог тебе, дорогой? — спросила она, нарезая еду своими тонко отполированными столовыми приборами. Нельсон подошёл и, как робот, нарезал мне еду, прежде чем поднести ее к моим губам.
Я думаю, что даже у подхалимов могут быть подхалимы.
Открыв рот, я взяла еду и немного прожевала, прежде чем выплюнуть ему в лицо.
— МЕЛОДИ!
Он сделал шаг назад, когда Авиела вышла вперед. Нельсон медленно вытер лицо, прежде чем впиться в меня взглядом.
Авиела схватила меня за лицо, заставляя встретиться с ней взглядом.
— Я пытаюсь, Мелоди. Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной. Я люблю тебя, но ты должна отпустить его и этого ребенка. Они — твое прошлое, которого у тебя никогда бы не было, если бы мы были вместе. Я люблю тебя, поэтому, пожалуйста, веди себя прилично, потому что я не хочу причинить тебе боль.
— Единственное, что мешает мне свернуть твою гребаную шею прямо сейчас, — это эти чертовы наручники. Так что пошла ты…
Она ударила меня так сильно, что мои зубы порезали нижнюю губу. Слизывая кровь, я посмотрела на нее, улыбаясь.
— Ты ужасная мать, всегда была… и всегда будешь.
Она ударила меня дважды, затем в третий раз, прежде чем отстранилась.
— Прекрати заставлять меня причинять тебе боль!
Мое лицо горело, и я знала, не глядя, что на моей щеке останется отпечаток ее руки.
Я невесело рассмеялась и на мгновение задумалась, была ли ее разновидность сумасшествия заразной или наследственной. Выбросив эту мысль из головы, я сосредоточилась на женщине, хрипло дышащей передо мной.
— Это то, что тебе говорил дорогой дедушка?
— Ты ничего не знаешь.