И я выдохнул. Потому что наконец-то чувствовал, что поступаю так, как должен был. Да, мне этот последний шаг в пропасть было сделать адски тяжело, но сегодня я верил, как никогда, что действия мои оправданы на все сто процентов.
Я без стука и предупреждения вошёл в дом. Разулся. Разделся. А затем поднял глаза, полные решимости, на того, кто стоял в дверном проёме и вопросительно взирал на меня.
— Данил?
— Добрый день, — кивнул я и медленно выдохнул напряжение и нетерпение через рот.
— Почему не предупредил, что приедешь? — и мужчина поспешно стянул на грузном теле парчовый тёмно-бордовый халат, пряча под ним домашний шелковый костюм. Я застал его врасплох, и это было мне на руку.
— Вы мне не рады? — ответил я вопросом на вопрос, и мужчина тут же приглашающе махнул мне, давая понять, чтобы я шёл за ним.
— Ну что ты такое говоришь? Двери моего дома всегда открыты для тебя, сынок. Голодный?
— Не до пищи.
— Даже так? — глянул на меня хозяин дома, и я кивнул со всей серьёзностью, прожигая его взглядом.
— Да, — коротко рубанул я, и меня понимают без дополнительных уточнений.
— Пройдём в кабинет?
— Я не украду у вас много времени.
— Что ж, хорошо.
И мужчина сменил направление, устремляясь вглубь дома, где располагалась угрюмая, обитая красным деревом комната, пропахшая сигарами и старыми книгами. Мы прошли внутрь и уселись на двух низких диванчиках, стоящих напротив друг друга.
— Кофе? Чай? И дальше по списку, — всё ещё пытался быть любезными мой оппонент, но я отрицательно качнул головой.
— Спасибо, но я воздержусь. Лучше сразу перейду к цели своего визита, — откинулся я на мягкую спинку и намеренно принял расслабленный, уверенный в себе вид, хотя внутри весь пульсировал от едва сдерживаемого беспокойства.
Ведь передо мной сидел далеко не дурак. И у него на руках было намного больше козырей, чем у меня.
— Итак, я весь внимание, Данил, — и тонкие губы мужчины растянулись в скупой, но располагающей улыбке.
— Что ж, Алим Бурханович, — выдержал я нужную мне паузу, — мне, безусловно, очень жаль, но я вынужден сообщить вам, что инициирую развод с вашей дочерью.
Точка.
Молчание.
Секунды нервно дрожат между нами. Рвутся.
Улыбка на лице Ильясова становится ещё шире, но я был готов к такой реакции. И знал, что именно скрывается за ней. Паника. Злость. Жадность.
— Мальчик мой, — доверительно наклонился ко мне мужчина, — что натворила моя непутёвая дочь? Поговори со мной, мы же одна семья, всё можно решить.
— Я уже решил, — безэмоционально выговариваю я, лишая его шанса зацепить меня, но, увы.
— Ты рубишь сплеча, Данил, и вообще…
— Мне нужно повторить дважды? — ещё раз делаю я попытку пресечь дальнейшую ненужную мне полемику, но Ильясов — хитрый лис и не намерен так легко сдаваться.
И я решаю немного отпустить ситуацию, потому что понимаю, что сейчас мне это только на руку. Согласись, он со мной сразу — и я проиграл.
— Женщины создания не всегда благодарные, Данил. Импульсивные. Местами неудобные. И, безусловно, надоедливые. Но это ведь не значит, что нужно рвать годами выстраиваемые договорённости, дабы просто насолить супруге.
— Я не пытаюсь никому насолить, Алим Бурханович. Я пытаюсь развестись.
— Полно тебе, сынок. Всё образуется. Давай лучше обсудим этапы строительства…, — он ещё что-то говорил и говорил, пока вставал с дивана и шёл к бару, расположенному в огромном глобусе, стоящем у окна. И дальше, пока разливал по хрустальным бокалам алкоголь.
Но меня передёрнуло. Я больше не хотел смотреть на выпивку.
Я хотел действовать. И как можно скорее.
Именно поэтому, когда передо мной поставили порцию терпкого сорокаградусного напитка со льдом, я лишь решительно его от себя отодвинул и заговорил.
— Алим Бурханович, скажите, вы любите свою дочь?
— Конечно! Что ещё за вопросы?
— Тогда вы согласитесь с тем, что нам будет лучше расстаться. Я её мучаю. Она много плачет, плохо спит, мало ест. И я не могу сделать Айзу счастливой, потому что не люблю её.
— При чём тут любовь? — нахмурился мужчина, но я лишь предупреждающе поднял руку, призывая его к молчанию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Алим Бурханович, этот брак тяготит не только её, но и меня тоже. А я к жизненным тягостям не привык. Поэтому, при всём моём уважении к Айзе, к вам и вашей семье, я вынужден начать бракоразводный процесс.
— Но брачный контракт…, — с пеной у рта предпринял попытки приколотить меня к стенке мужчина, но я тут же от них отмахнулся.
— Да, я знаю. И я в общем-то не отказываюсь выполнить по нему все свои обязательства в полном объёме, но…
— Ты рехнулся? Отец вообще в курсе, что ты творишь? — перешёл на крик Ильясов и тут же закашлялся, нервно отхлебнув слишком большую дозу из своего бокала.
— Нет, но я мальчик уже взрослый, — натянуто улыбнулся я.
— Ты идиот! — взревел мой тесть, но я был готов и к такому повороту событий. — Ты пустишь по миру компанию и всё ради кого? Ради чего? Ты безумен!
— Алим Бурханович, я вам больше скажу — я не просто выхожу из брака и сделки, оставляя за собой лишь жалкие пять процентов, как вы того и хотели для подстраховки, но ещё и полностью отхожу от управления хабом.
— Что? — и вот на этом эпическом моменте Ильясом подскочил на ноги, схватившись за сердце, а затем принялся метаться по кабинету, взирая на меня с отчётливым желанием придушить и расчленить на мелкие кусочки.
— Вы все верно услышали, — кивнул я, пребывая в таком спокойствии, что даже сам удивился, почему так долго тянул с этим решением, — моё место займёт ваш сын Камиль.
— Он ничего не смыслит в логистике. Он полностью сосредоточился на своих фондах и выставках.
— Мне очень жаль, — флегматично пожал я плечами, — тогда встаньте у руля сами.
— Я не потяну! Я уже год, как отошёл от дел. Придётся нанимать людей со стороны, но это безответственно, так поступать с семьёй из-за каких-то личных бзиков!
— А кому сейчас легко, Алим Бурханович? — и я принялся рассматривать линии на своей правой ладони.
— Мы так не договаривались! — выкрикнул истошно мужчина.
— Да, я полностью с этим замечанием согласен. Мы действительно не договаривались, что Камиль в принципе умоет руки от дел и вы тоже, а общим проектом будут на восемьдесят пять процентов заниматься я и мои люди.
— Так ты из-за этого взъелся? — опешил тесть, а я не сдержался и фыркнул.
— Да ну почему же? Я уважаю ваш подход к решению задач, — и мой язвительный сарказм не остался незамеченным.
— Я отказываюсь вести с тобой дела! — после непродолжительной тишины снова заорал Ильясов. — Я поговорю с твоим отцом, я… да я… он запретит тебе творить подобную ахинею, Данил!
— А я всё равно поступлю так, как считаю нужным, — а затем выдержал продолжительную паузу и ввернул слово, которое должно было решить всё, — или…
— Или?
— Или мы разделяем рабочие вопросы и личное. Потому что я не стану просто так хоронить свои активы, а начну предпринимать все попытки, чтобы потопить эту еще не достроенную лодку. А потом разберу её по запчастям и скуплю у вас. Да срок окупаемости вырастет на годы, но и я останусь при своём. Либо у вас все же поутихнут поруганные чувства, и вы сами ко мне прибежите с просьбами вернуться обратно, что, скорее всего, и случится, так как я не позабочусь о передаче дел кому-либо, а на разбор полётов у новых управленцев уйдёт времени вагон и маленькая тележка.
— Ты ненадёжный партнёр! Я раструблю об этом на каждом шагу! Слышишь? — вцепился в свои редкие, седые волосы Ильясов.
— Как знаете, — пожал я плечами и закинул в его мозги последнее зерно, которое должно было прорости так, как мне это было нужно, — но можете поступить мудрее и просто договориться со мной, отхватив компенсацию за обманутые ожидания и продолжив совместную работу дальше, получая дивиденды, пока я впахиваю в одинокого на наших общих полях.
— Это неравноценный обмен, чёртов ты засранец! — с пеной у рта голосил Ильясов. — Моя дочь останется опозоренной!