Еще одним проявлением открытости-незащищенности человека, на наш взгляд, было возрастание языческих воззрений. Возврат к славянскому язычеству, определяемый Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским как проявление «дуальной модели»[758] развития русской культуры, вызывался тем, что язычество как область запретного в христианском сознании средневековья оказалось в переходный период лишенной однозначно негативных оценок, неким культурным пространством, лишенным границ, куда и направил свои стопы «открытый» человек. О резком усилении языческих верований и противостоянии им русской церкви в рассматриваемое время написано очень много.[759] Напомним лишь о том, что сглазы, наговоры, вера в баб шепчущих, ведьм, колдунов и другую нечистую силу увязывалась в народных представлениях с христианскими догмами. Часто в рамках одного заговора сосуществовали православная молитва и языческая составляющая. Характерные примеры содержатся в известном Олонецком сборнике заговоров, где все они начинаются с обращения к Богу, Богоматери и святым угодникам, а заканчиваются призывами подобного типа: «И всех завяжу в узел, и не могли бы рещи на меня и против меня никакого слова со дерзновением, были бы оне тма темная, был бы у них воловий язык, тетерин бы ус и ум, сера заеца переполох, и бегали от меня, аки серые заецы и овцы, и яз бы гонялся за ними, аки серый волк, и угрыз бы их за заднюю ногу».[760]
Поиск опорных точек «открытым» человеком сопровождался неким уникальным опытом, прослеживаемым только в переходные периоды. Захваченное таким путем внутреннее (в сознании человека) и внешнее (в культуре) пространство после обретения новых точек опоры начинает постепенно корректироваться и сужаться. Опора нового времени – познающий разум – постепенно скоординировал всю систему ценностей, закрывая границы открытого ранее пространства. Рационалистические акценты, расставленные к концу переходного периода, положили конец и незащищенности человека. Россия вступала в «век Просвещения».
В переходный период XVII – первой трети XVIII вв., так же как и в предыдущее время, русская культура личностного типа сосуществовала единовременно с культурой внеличностного типа, которую исповедовали традиционалисты. Церковный раскол выявил и четко размежевал новолюбцев и старолюбцев, принимающих и не принимающих новое решение проблемы человека и культуру «Разума».[761] Известно также, что жизнь заставила старообрядцев со временем выработать совершенно своеобразное, уникальное мировосприятие, в котором трезвое рациональное начало взяло верх в экономической и политической сферах, оставив сверхчувственному миру души религию и культуру.
Заключение
Изучение культуры Древней Руси с точки зрения философской антропологии приводит к следующим выводам. Культура – это сложная и независимая в своей основе система взаимосвязей, в центре которой находится человек. Только он определяет и содержательную, и формальную стороны культурного процесса. От решения проблемы человека, от того, какие ответы даются на вопросы: что такое человек, что доминирует в его природе, какова иерархия и гармония его внутренних и внешних качеств, каково его место в природе, мире, обществе и т. п. – зависит и вся окружающая его, как воздух, культура. Человек, таким образом, является и своеобразным антропологическим кодом, и ключом к расшифровке любой культурной системы, в том числе и древнерусской.
Начиная с языческих времен, древнерусская культура прошла в своем развитии через череду личностных и внеличностных этапов, продвигаясь к раскрытию сущности человека: от сугубо телесного существа к творению с божественной душой, а от него к человеку разума. Культура Древней Руси предстала перед нами как нечто весьма пестрое и сложное, не укладывающееся в рамки «средневекового» характера. В ней как бы сосуществовали единовременно несколько планов и пластов, и каждый имел глубокие мировоззренческие основания под собой. Языческая культура периода «Тела» не исчезла после принятия христианства и появления культуры «Души», а отошла в тень, в народную среду, где продолжала существовать подспудно, а порой, в особенности в переходные периоды, и открыто. Культура «Души» питалась христианской идеей человека как творения Бога и достигла своего апогея в XIV–XV столетиях, создав шедевры древнерусского искусства. Ложный монументализм XVI века сковал ледяным панцирем чина-канона живую душу культуры, превратив качественный рост в количественное тиражирование образцов. Неизбежный новый взгляд на человека как существо разумное породил культуру XVII века, бунташную в своей пестроте и неразберихе, смешении всего и вся.
Телесный код языческой культуры формировался под влиянием мифологического мироощущения, в котором человек представал лишь осколком мирового космического Тела. Философско-антропологический подход позволил увидеть, что телесность человека была стержневой качественной характеристикой и его самого, и культуры его времени. Как только некая телесность приобретала определенную форму, вырываясь из общей массы мирового хаоса, она становилась единицей бытия, равной всем остальным объектам окружающего мира. Отсюда телесность и ее форма обусловливали все остальные параметры человека и его мира. Душа была всего лишь материальным двойником человека (в виде бабочки ли, мотылька, маленького человечка с крылышками, клубов пара и т. п.). Расшифровка телесного кода позволяет понять, почему человек легко превращался в нечеловека. Кстати, поэтому правильнее говорить о ведьмах, колдунах и других полудемонических существах не как о «двоедушниках», а как о «двутелесниках». Наш подход помог понять, почему весь мир был человеку «своим», что повлекло за собой и переоценку отношения язычников к своим божествам: страха в нем было меньше, чем кажется, ведь боги – всего лишь такие же осколки мирового Тела, как и все остальное, их телесность так же уязвима. Соблюдение или нарушение границ своей или чужой телесной формы – вот основная проблема языческой культуры. Все стороны культуры, все ее проявления, все жанры формировались под влиянием проблемы человека и были направлены на ее решение. Охранительная, запретительная, отгонная, репродуцирующая и другие функции языческих обрядов вырабатывались в тесной связи с данным – телесным – решением проблемы человека.
Поскольку тело и есть человек, его сущность скрыта в телесной форме, в движении телесной материи осуществляются все изменения, предел перемен заложен в формальной ограниченности тела, постольку каждая часть тела человека несет на себе отражение мирового космического Тела в полном объеме (отсюда «микрокосмом» мыслился не только человек, но и любой объект живой и неживой природы). Телесным было восприятие основных категорий бытия – времени и пространства, а также четырех стихий, природы, общества, своего рода, дома, семьи и всего остального. Из глубинного сущностного переживания своей телесности, ее границ, функций, возможностей, особенностей и т. п. человек выводил многие вторичные представления и формы. Состав человеческого тела повлиял на формирование пространственно-временных ориентиров, отразившихся в языке. Те или иные функции тела породили многие культурные концепты. Телом познавали, понимали, постигали окружающий мир, телом запоминали и вспоминали, предвидели и предчувствовали. Иерархия частей тела опосредованно повлияла на социальные концепты власти и верховенства.
Таким образом, сугубо телесное видение человека и было языческим решением проблемы человека. И будучи первичным и основополагающим, оно повлекло за собой подобное же – телесное в своей основе – решение всех остальных проблем культуры.
В переходный период от эпохи «Тела» к эпохе «Души», охватывающий, на наш взгляд, XI–XIII вв., в русской культуре четко прослеживается переориентация сознания древнерусского человека. Душа начинает олицетворять человека как такового, ее потребности ставятся во главу угла и определяют всю жизнь человека, а в конечном счете, и культуру в целом. Душа дает жизнь, именно к душе приставлен Ангел Хранитель, как отход души к Богу описывается смерть; по душам ведется счет людей и т. д. и т. п. Появляется закономерное деление на души праведные и души грешные; первые служат образцами для подражания, вторые – для осуждения. Душа становится синонимом понятия «человек», заменяет его повсеместно и в самых разных сферах. Постепенно формируется круг идей, полезных душе и вредоносных, душеполезных и неполезных. Независимо от того, что видели в теле человека – библейский прах или античные четыре стихии, душу, вдунутую Богом, ставили несравнимо выше плоти. И если в языческой культуре тело доминировало в представлениях о человеке, то теперь доминанта в концепции человека пришлась исключительно на душу, что четко маркировало всю культуру этого периода.