том, что разведки НАТО опрашивают таких лиц и получают от них — особенно от тех, кто решил стать гражданином Израиля, ФРГ, США — информацию военного характера. Для разведок НАТО открылся постоянно действующий и надежный канал сбора данных о советских войсках. К тому же противник и сам проявлял инициативу: гражданам, избранным спецслужбами в качестве источников заслуживающей внимания разведывательной информации, вдруг пошли вызовы от «родственников», которых за границей у них отродясь не было. Но если одни приходили в Особый отдел и говорили об этом, то другие — просто ехали.
Канал выезда разведки НАТО использовали и для создания агентурных позиций на территории СССР. Так, некто Петров, работник военного завода в городе Львове, просил своего уезжавшего знакомого установить контакт со спецслужбами США, отрекомендовав его как лицо, готовое к сотрудничеству. Петров действительно заинтересовал ЦРУ, зато его повышенный интерес к тайнам «оборонки» быстро обратил на себя внимание военных контрразведчиков.
Надо было принимать адекватные меры противодействия, но в строгом соответствии с установленными законом основаниями по ограничению выезда на ПМЖ в капстраны бывших военнослужащих и служащих, с учетом их реальной осведомленности в военных секретах. В КГБ и Генштаб объективно докладывалось о том, какие сведения о Вооруженных силах СССР разведки НАТО по этому каналу уже получили, степень осведомленности кандидатов на выезд, и высказывались конкретные предложения. Кстати, в подавляющем большинстве случаев — «выпускали».
Вот что вспоминает генерал-майор Е. Г. Чекулаев, служивший в 1970-е годы в Особом отделе Киевского гарнизона, в состав которого входил ряд очень серьезных военно-учебных и научно-исследовательских заведений:
«На моей памяти, в общем-то, единственный случай, когда было категорически отказано в выезде руководителю одной лаборатории авиационного училища: он защитил докторскую диссертацию, тема которой представляла очень большой интерес и для нас, и для противника. Думали-гадали, и ему был дан отбой. Вот единственное, что я помню… К тому же перед нами стояли сразу две задачи. Первая — не дать утечки информации через выезжающих за кордон специалистов; вторая — найти среди них лиц, которые в последующем могли бы принести пользу для нас и нашей страны. В итоге мы с наших позиций контролировали обстановку среди потенциальных эмигрантов и имели неплохие оперативные возможности. Были интересные „заделы“»[321].
В этот период активизировали работу финансируемые спецслужбами «вражьи голоса». Радиостанции «Свобода» и «Свободная Европа» даже призывали наших военнослужащих к совершению враждебных актов, созданию в войсках законспирированных антисоветских групп, подбору единомышленников и подготовке к активным действиям в «особый период». Так, НТС рекомендовал «единомышленникам» готовиться к захвату складов вооружения и боеприпасов, узлов связи и других важных объектов. Сионистские авторитеты посылали своим доверенным всё новые инструкции по поиску тех, кому во что бы то ни стало надо ехать в «землю обетованную», где их очень ждут — но не с пустыми руками, а со шпионской информацией. Возобновляли преступную деятельность всякого рода «бывшие», освобожденные из мест заключения, в том числе и бандиты-бандеровцы.
В это время постепенно начинала осложняться оперативная обстановка в стране, а потому и в вооруженных силах. В 1970-х годах впервые были отмечены случаи националистических проявлений со стороны уроженцев Закавказья и Средней Азии. Что же касается тех, кто попал под влияние украинских, литовских, латышских, эстонских националистов до службы в армии, то тут просматривались все большая агрессивность и осведомленность в последних концепциях зарубежных антисоветских националистических центров.
Среди призываемых на службу «двухгодичников» порой появлялись участники так называемого «демократического движения» — в основном выпускники технических и медицинских вузов. Они привозили с собой разного рода «трактаты» о «переустройстве общества», списанные с «трудов» зарубежных советологов, которые читали сами и предлагали своим сослуживцам. С такими офицерами порой приходилось разбираться и сотрудникам особых отделов, поскольку в ряде случаев их действия уже подходили под статью Уголовного кодекса. Основной задачей военных контрразведчиков в области борьбы с «идеологической диверсией» была предупредительно-профилактическая работа, поэтому, если военнослужащий не перешагнул опасную черту, разбирательство обычно заканчивалось информацией командованию и политорганам о необходимости его «довоспитания», а в некоторых случаях — предупредительно-профилактической беседой сотрудников Особого отдела. Обычно рецидивов не бывало: возможно, не все эти люди были переубеждены, но на время службы свои «увлечения» оставляли…
Кстати, еще в 1960-х годах в КГБ и, соответственно, в органах военной контрразведки арест критиков советских порядков стал рассматриваться как брак в работе. К лицам, которые заблуждались и могли исправиться без уголовного наказания, органы госбезопасности старались применять меры предупредительного и воспитательного характера.
Все большее значение приобретала проблема утечки к иностранным разведкам сведений о Вооруженных силах СССР через «инициативников». Стремление обогатиться любым способом, даже ценой измены Родине, начало проявляться и в армии. В 1980-х годах особыми отделами была проведена большая работа по предупреждению подобных преступлений.
Так, военные контрразведчики задержали военнослужащего Белорусского военного округа Х., инициативно собиравшего секретные сведения. Похитив 90 листов топографических карт, он нанес на них места расположения двадцати военных аэродромов и авиаполигонов, а также выписал секретные данные из инструкции экипажу вертолета Ми-24В. Результат — десять лет колонии строгого режима. Но чаще, обнаружив подобные действия на ранней стадии, контрразведчики принимали к военнослужащим, особенно «срочникам», меры профилактического воздействия — в надежде, что первого урока будет достаточно…
Одной из острейших проблем становилось увеличение количества таких преступлений, как самовольное оставление части солдатами срочной службы. При этом люди, сознательно планировавшие побег, чаще всего рассчитывали найти пристанище за границей.
Двадцать восьмого мая 1982 года из части, дислоцированной в городе Спас-Дальний, бежал за границу военнослужащий А. Э. Должиков. Оказавшись в Китае, он был завербован спецслужбой и 5 июня 1983 года нелегально переброшен в СССР. Через неделю он уже был задержан милицией как находившийся в розыске за дезертирство, а затем разоблачен военными контрразведчиками как агент иностранной разведки. Итог — 12 лет лишения свободы за измену Родине.
По счастью, в большинстве случаев военным контрразведчикам удавалось своевременно вскрывать факты подготовки военнослужащих к оставлению части и принимать упреждающие меры. Только в 1985 году было выявлено более семисот лиц, вынашивающих дезертирские намерения, и пресечены действия около 150 военнослужащих, уже приступивших к осуществлению своих замыслов. В нескольких случаях дезертиры планировали угнать боевую технику, в том числе летательные аппараты, либо прорваться через границу, используя оружие.
Сотрудники особых отделов проводили большую работу среди молодого пополнения, выявляя лиц с неустойчивой психикой, низкими моральными качествами, употреблявших наркотики. Только в 1983 году, по материалам особых отделов, за преступления, связанные с употреблением, приобретением и распространением наркотиков, было осуждено более пятидесяти военнослужащих.
* * *
Понятно, что в работе военных контрразведчиков каждого из округов и флотов была своя специфика, свои проблемы и трудности.
Через территорию Прикарпатского военного округа пролегали основные транспортные пути, связывающие внутренние области СССР с Западной Европой.