для элит в Москве и Ленинграде показало, что местные чиновники предоставляли себе целый ряд дополнительных привилегий. В 1943 году, когда город еще находился в блокаде, Ленинградский горсовет печатал для номенклатуры специальные промтоварные карточки, по которым высокопоставленные муниципальные и партийные чиновники получали льготные товары на 5–6 тысяч рублей в год. Еще более шокирует тот факт, что городской исполнительный комитет дал право своим собственным членам получать неограниченное количество одежды через элитный, работающий под заказ магазин, предназначенный для продажи по лимитным книжкам[596]. После войны привилегии элит расширились как в Ленинграде, так и в Москве. В 1946 году московское городское руководство приобретало льготных промтоваров на сумму до двух тысяч рублей в месяц; так, первый заместитель председателя исполкома Московского городского совета Т. А. Селиванов, пользуясь особыми привилегиями, приобрел пять пальто, три костюма, шесть женских платьев, шесть детских нарядов, десять костюмных рубашек, десять пар обуви, одиннадцать пар белья, 35 метров хлопчатобумажной ткани, 8 метров шелка, 3,5 метра шерстяной ткани и другие товары[597]. В целом система рационирования была абсолютно негибкой, чрезвычайно бюрократизированной, неэгалитарной и неэффективной. Хотя многоуровневая система рационирования давала советским чиновникам рычаг социального контроля, они, как и власти других стран, стремились как можно скорее вернуться к торговле без рационирования.
Еще одним структурным отклонением периода нормирования была искаженная система цен, не в последнюю очередь связанная со льготами элит. Хотя утверждение Н. А. Вознесенского о том, что цены на продовольствие в рамках системы рационирования оставались неизменными в течение всей войны, неверно, советское правительство явно прилагало усилия, чтобы сохранить доступность основных продуктов питания [Вознесенский 1948: 110–118; Малафеев 1964: 229]. Тем не менее бюджетные потребности государства в сочетании с относительно успешным прецедентом 1932–1935 годов заставили режим в 1944–1945 годах вновь открыть сеть элитных продуктовых магазинов «Гастроном» и некоторые другие «коммерческие» и «специальные» магазины для продаж вне системы рационирования. Цены на продукты питания в этих магазинах были выше цен системы рационирования примерно в 30 раз, а на промтовары – примерно вдвое; но сравнение было неуместным, поскольку большая часть того, что они продавали – масло, молоко, яйца, высококачественные колбасы, печенье, высококачественные промышленные товары, – помимо них была доступна только на рынке. Высокие цены в коммерческой торговле были снижены только для примерно 6 % населения, в которые входили «руководящий состав», ветераны и производственные рабочие с трехлетним стажем, они – получили право на скидки от 10 до 40 % от указанной цены [Moskoff 1990: 178–179; Зима 1996: 56]. Для всех, кроме членов самых высокооплачиваемых домохозяйств, товары в коммерческих торговых заведениях оставались непомерно дорогими. На самом деле, коммерческая торговля и была устроена именно с расчетом на эту группу населения: постановление 1944 года, положившее ей начало, было нацелено на «ученых, художников и писателей», которые традиционно составляли верхнюю часть шкалы доходов, а также на старших офицеров как на наиболее вероятных клиентов[598].
В связи с разветвлением структуры цен стоит упомянуть и еще одно отклонение – возобновление зависимости советской розничной торговли от продажи водки. После того как доля доходов государства от сбыта водки достигла чрезвычайных показателей в начале 1930-х годов, плановики намеренно сократили зависимость правительства от «водочных» доходов, но во время войны снова вернулись к ним как к относительно безболезненному способу получения прибыли без повышения цен на основные продукты питания. Цены на водку постепенно повышались с 11,5 рублей за пол-литра в 1940 году до 80,5 рублей три года спустя в магазинах системы рационирования и до 250 рублей во вновь открытых коммерческих магазинах в 1944 году. Плановики продолжали экспериментировать с ценами и объемом производства, пытаясь максимизировать доходы: цены на водку в коммерческих магазинах были снижены в конце 1944 года и еще раз – в 1945 году, а объем производства резко возрос. Результаты были довольно впечатляющими: с 12 % от общего объема торговли в рублях в 1940–1941 годах доля продаж водки увеличилась до 21 % в 1942 году, 28 % в 1943 году, 35 % в 1944 году и 38 % в 1945 году. Как и в начале 1930-х годов, и система распределения военного времени, и советское правительство в целом черпали свои доходы из русского национального порока. В 1944–1945 годах продажа водки обеспечила около пятидесяти миллиардов рублей чистой прибыли, что составило шестую часть государственных доходов; водка вновь стала крупнейшим источником прибыли государства[599].
Последним, а в некоторых регионах важнейшим, отклонением советской торговли в конце войны стала нехватка магазинов. Война привела в упадок розничную сеть: из 407 000 государственных и кооперативных торговых точек, функционировавших в конце 1940 года, осталось 245 000. Некоторые области, попавшие под оккупацию, потеряли 75–85 % магазинов, но даже в тылу розничная сеть сократилась не более чем на четверть. Соразмерно пострадали и склады, хранилища, элеваторы и охлаждаемые хранилища: 26 000 из них были полностью разрушены [Соколов, Назаров 1954: 44; Чернявский 1964: 108; Народное хозяйство СССР в Великой Отечественной войне 1990: 191]. Первой действительно насущной потребностью советской торговой системы была минимальная реконструкция разоренной системы, но магазинам нужно было конкурировать за рабочую силу и материалы с другими, столь же срочными проектами по восстановлению.
Таковы были показатели и обстоятельства в сфере распределения, с которыми столкнулись органы планирования после войны. Все они представляли собой чрезвычайные и нежелательные условия, и, более того, большинство правительств также сочли бы их препятствиями, которые необходимо преодолеть. По окончании войны программа советских политиков в области розничной торговли была сосредоточена на возвращении к нормальной жизни в каждом из этих аспектов. Под «нормальной» понималась система розничной торговли, действовавшая с 1936 по 1939 год, – система, построенная (по крайней мере, в теории) на торговле вне системы рационирования, открытом доступе в магазины, снижении роли распределения по месту работы, едином ценообразовании в каждой торговой точке в рамках каждого региона, «нормальной» структуре продаж и достаточном или, во всяком случае, постоянно растущем количестве потребительских товаров. К 1950 году экономические власти смогли, по сути, выполнить эти задачи. Магазины были постепенно восстановлены и вновь заняли преобладающее положение по сравнению с рыночной торговлей [Советская торговля. Статистический сборник 1956: 19, 137][600]. Система рационирования была упразднена – причем раньше, чем в любой другой крупной европейской стране, участвовавшей в войне, за исключением Италии, где она просто развалилась. Доля продаж водки вернулась к «нормальной» доле в 10–12 % розничных продаж; увеличились поставки тканей, одежды и обуви; к началу 1950-х годов даже потребительские товары длительного пользования продавались в большем количестве, чем до войны. Продажи продовольствия несколько отставали от промтоваров,