быть неловкость, когда чужие руки уже почти у тебя в трусах?). Что-то внутри меня никак не могло понять, станет ли Арден смеяться или радоваться, и обе эти возможности неприятно сжимали горло.
Он чмокнул меня в макушку и шумно выдохнул.
— Честно говоря, у меня тоже.
Я так резко дёрнула головой, что чуть не врезала ему по челюсти.
— В смысле?! Ты же красавчик! Даже Ливи так сказала.
У Ардена сперва вытянулось лицо, а потом он стал ржать. Его трясло от смеха, и это ужасно ему шло; я с затаённой нежностью разглядывала проступившие ярче веснушки, пляшущие тени от ресниц, вертикальную складку-морщинку между бровями, там, где у лиса белое пятно.
— Вообщеее-то, — манерно протянул он, уткнув руку в бок и продолжая широко улыбаться, — я не какой-то там, чтобы с первой… встречной…
На этом месте он всхлипнул, и его снова разобрал хохот. Я опять глупо хлопнула глазами и шутливо треснула его по плечу:
— И что мы будем делать?
— Ну, — легкомысленно фыркнул Арден, — слушай, наверное, как-нибудь разберёмся!
— Ты думаешь? — с подозрением уточнила я.
Не то чтобы после «мастер-классов» и шуточек Ливи у меня сложилось впечатление, что секс — это какая-то особо сложная наука, требующая глубокой теоретической подготовки, упражнений и постоянного освоения новых координационных связок. С другой стороны, как-то раз Ливи демонстрировала своё мастерство на хвосте зелёной собаки, свёрнутой из колбасы воздушного шарика, и это выглядело во-первых немного отвратительно, во-вторых — довольно непросто.
— Мать-природа, — он снова расхихикался, — поможет!
— Арден! Если ты будешь всё время ржать, мы никогда не потрахаемся!!
Он тут же сделал чопорное лицо:
— Извините, извините. Больше не повторится!
Зато повторилось другое: он ласкал мою грудь, целовал соски. Расстегнул и потянул вниз мои брюки, подождал, пока я стряхну их с себя окончательно, чуть улыбнулся полетевшим следом полосатым гольфам, — я мстительно пощекотала его пятку, и Арден споро снял и носки, и штаны.
Я зябко подёрнула плечами, и он завернул нас в покрывало.
Долго гладил мягкими, приятно хаотичными движениями, — то внутренняя сторона бедра, то линия рёбер, то чуткая ямочка между ключицами; я то раскрывалась, утопая в поцелуях, то судорожно сводила колени.
Между ногами было горячо и, похоже, влажно: чужие пальцы легко скользнули по складочкам. На мгновение мы оба замерли, тяжело дыша; потом я неловко стянула трусы, стараясь смотреть куда-нибудь в сторону, а по пути удачно дотянулась до выключателя и потушила верхний свет, оставив только лампы над столом.
Арден притянул к себе, поцеловал, снова принялся ласкать внизу и так старался, что угрожал стереть мне там что-нибудь.
— Ммм, — с сомнением сказала я.
— Мм?
— Ммммм, — я неопределённо двинула бёдрами.
К сожалению, язык «ммм» Арден понимал не очень хорошо, а объяснять обычными словами было ужасно неловко. Я положила ладошку на его руку, остановила какие-то дикие восьмёрки и направила его пальцы, показывая, как: мягче, медленнее, нежнее.
Он выглядел немного уязвлённым, но быстро сообразил, что к чему. Я умела порадовать себя буквально за полторы минуты, но здесь мне не хотелось торопиться; хотелось, наоборот, продлить это странное горячечное ощущение, раствориться в тяжёлом дыхании, состоять из острых прикосновений и поцелуев и разглядеть все тёмные пятна, пляшущие перед глазами.
И всё равно довольно скоро всё это стало нестерпимым, напряжённым, натянутым внутри словно пружина, — и тело выгнулось, резко расслабившись, а я принялась отпихивать его руку.
— Ты потрясающе красивая, — хрипловато сказал Арден.
Я запыхтела, а он чмокнул в нос, откинулся на спину и притянул меня к себе.
Какое-то время я лежала так, на боку, прикрыв глаза и вспоминая, где верх, где низ. Бездумно провела по знакам на груди, зарылась пальцами в кудрявые светло-рыжие волосы на животе, — их было немного, и они были тонкие, золотящиеся в тёплом свете бра. Мышцы под моей рукой напряглись, а Арден едва слышно прошипел что-то сквозь зубы.
Наличие на нём трусов, строго говоря, слабо помогало целомудрию: свободные семейники топорщились вверх, как корявый шалаш, и не скрывали определённых намерений их владельца. Я хихикнула и неуверенно ткнула его пальцем.
Стремление к справедливости и некий умозрительный этикет подталкивали меня к симметричным действиям. Внутри поселилось тяжёлое, ленивое, сытое тепло, и оно подсказывало: нам море по колено, а сделать мальчику приятное не так уж и сложно. Что-то другое в ответ испуганно пищало.
Не то чтобы я не видела голых мужчин, — это колдуны носятся со своей неадекватной стыдливостью, а двоедушники, если оборот застал их в неудачном месте, без стеснения рассекают в первозданном виде. Но одно дело — какие-то там посторонние незаинтересованные мужики, и совсем другое — твой, возбуждённый и смотрящий на тебя жадно.
Я глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду, и нырнула рукой под резинку. Член оказался нежный, бархатистый, чуть влажный и очень мне обрадовался, а Арден так оперативно избавился от трусов, будто они на нём горели.
Я настраивалась на длительные и увлекательные эксперименты, но зря: потребовалось не больше десятка движений, чтобы он глухо застонал, шумно выдохнул и кончил.
— Ты очень мне нравишься, — виновато сказал Арден.
Я фыркнула, а потом картинно слизнула каплю со своей ладони. Она оказалась почти безвкусной, и я загадочно повела плечами, — мол, ничего такого.
Потом, уже в душе, когда Арден аккуратно промывал мои потяжелевшие от воды и мыла волосы, я почему-то расплакалась.