вся магазинная фауна приветствует его появление. Змеи поднимали головы, птицы начинали галдеть еще громче, и даже рыбы поворачивались и подплывали ближе, чтобы приветствовать своими плавниками и хвостами великого Самаэля Перду, чей портрет украшал не один школьный кабинет биологии.
Именно господин Перду разрешил маленькому Габриэлю кормить Дохлика и протирать в его небольшом аквариуме стекла, так что скоро тот стал в магазине почти своим, этот маленький Габриэль с вечно выпачканными чернилами руками. И если ему вдруг случалось заболеть или уехать с родителями к бабушке, служащие магазина чувствовали, пожалуй, даже какой-то дискомфорт, словно вдруг оказывалось, что где-то в аквариуме не протерты стекла или не горит лампочка, и никто не удивлялся, если слышал что-нибудь вроде – «По-моему, я не видел сегодня Габриэля» или «Что-то давненько не было нашего Габриэля», или же «Посмотрите, эта рыбка, кажется, совсем извелась без нашего мальчишки».
Рыбка и вправду, казалось, скучала, когда Габриэль долго не приходил. Она подплывала к стеклу на каждый удар закрывающейся двери и потом долго курсировала возле лицевого стекла аквариума, время от времени принимаясь бить хвостом, словно поторапливая лежащий за стеклом мир вернуть ей Габриэля, так что некоторые излишне сердобольные служащие жалели ее и норовили даже насыпать ей побольше корма, что было, конечно, уже совсем не по правилам.
Дело дошло до того, что когда какой-то человек захотел купить Дохлика, ему было наотрез отказано на том основании, что эта рыбка уже давно продана и только дожидается, когда ее заберет хозяин.
Чтобы избавить себя впредь от докучливых расспросов, на аквариуме Дохлика повесили маленькое уведомленице – «Продано».
Эта, впрочем, невинная ложь, была недалека от правды.
Ведь копилка Габриэля становилась все тяжелее, так что с некоторой натяжкой его можно было уже считать хозяином Дохлика, который – не важно, в силу каких причин – не торопился забирать из магазина свою зверюшку.
Наконец он наступил, этот долгожданный день, который Габриэль ждал почти целый год.
– Поздравляю, – сказал мсье Перду, протягивая мальчику руку. – Поздравляю тебя, Габриэль… Сегодня ты, наконец, получаешь то, о чем так долго мечтал и что заслужил своим упорством… Конечно, мы могли бы просто подарить тебе твоего Дохлика, но это значило, что мы оказались бы тогда никудышными воспитателями, которые только портят детей, мешая стать им полноценными и ответственными гражданами нашего мира… Не правда ли, господа?
Стоящие вокруг служащие Зоомагазина ответили согласными аплодисментами.
– Потому что только добившись чего-то своими собственными силами, человек может сказать, что он имеет это по праву, – добавил господин Перду, ссыпая в кассу целую горсть медяков, которые принес Габриэль.
– Зато, – сказал он, закрывая ключом кассу и стукнув ладонью по ее крышке, так что она весело зазвенела. – Зато, – повторил он немного таинственно, обнимая мальчика за плечи и подводя его к окну, – мы посоветовались и решили подарить тебе в придачу к твоему Дохлику его аквариум… Когда ты вырастешь, то узнаешь, что рыбе вредно резко менять среду обитания и налаженный режим, и в этом она похожа на нас, людей, которые становятся раздражительными и хмурыми, если покидают свои обжитые места и вынуждены жить беспорядочной жизнью, не вовремя завтракая и не вовремя отправляясь спать.
Последние его слова, разумеется, вновь потонули в аплодисментах.
– Поэтому будем учиться у рыб, – закончил, наконец, свою мысль господин Перду и сам весело зааплодировал.
– Это был лучший день моей жизни, – сказал Габриэль.
Можно было подумать, что он сейчас зарыдает.
– И что? – спросил Иезекииль.
– Ничего, – ответил Габриэль, морща лоб.
– Я спросил, что было потом, – уточнил Иезекииль.
– Да, что было потом? – спросил Амос.
Выпятив губу, Габриэль посмотрел за окно и промолчал. Глаза его потухли.
– Послушай-ка, Габи… – голос Амоса был точь-в-точь, как у зубного врача, который предлагал ребенку открыть рот в обмен на шоколадную конфету. – Если ты хотел рассказать нам, каким милым и добрым мальчиком ты был в детстве, то мог бы это сделать как-нибудь покороче.
– Хорошо, – Габриэль сделал над собой некоторые усилия. – Я расскажу… Он жил у меня дома почти полгода.
Это усатое чудовище, которое научилось стучать головой в стекло, как только видело подходящего Габриэля. Еще одним его любимым занятием, когда Габриэль оказывался рядом, было стремительное метание почти по поверхности воды, словно он хотел выбраться из своего опостылевшего аквариума и броситься Габриэлю на шею, чтобы его расцеловать. Ко всему этому оно научилось слегка покусывать Габриэля за палец, который он опускал в воду и тереться об него, почесывая себе спину и беленький мягкий животик, разрисованный траурными узорами. Но самое замечательное было то, что стоило Габриэлю принести Дохлика домой, как тот немедленно начал прибавлять в весе, и притом – не по дням, а по часам, демонстрируя исключительный аппетит или, попросту сказать, невероятное обжорство, так что ему не хватало теперь не только мух, но и простого хлеба, при виде которого он выражал необыкновенный восторг, открывая свой довольно зубастый рот и вращая выпученными глазами. К концу года он уже занимал весь аквариум и, похоже, не собирался останавливаться на достигнутом.
Впрочем, не ставя нас ни во что, Судьба не спрашивает ни о наших желаниях, ни о наших намерениях.
Она постучалась в дверь к маленькому Габриэлю почти в самый канун Нового года, в тот самый день, когда, вернувшись однажды после школы, он открыл дверь и услышал запах жареной рыбы.
– Я почему-то так и подумал, – вздохнул Иезекииль.
– Они съели его, – сказал Габриэль трагическим шепотом. – Моего Дохлика.
В его глазах можно было прочитать неподдельный ужас.
– Однако, – добавил Амос.
Мозес тоже хотел что-то сказать, но потом передумал. Вместо него снова открыл рот Иезекииль.
– Прими наши соболезнования, – и он встал с легким поклоном, словно эта история случилась только вчера или на днях.
– Спасибо, – сказал Габриэль. – Я конечно, ни в коем случае не виню их. Они были вечно голодны, мои родители. Вечно хлопали дверью холодильник, словно надеясь, что там окажется вдруг что-нибудь съедобное. Вечно готовили что-то на нашей старой плите и на этих древних, видавших виды, сковородках. Конечно, они хотели, чтобы я тоже был бы сыт, но мне кажется, это получалось у них далеко не всегда.
– Новогодний подарок, – сказал папа, вытирая рот и приподнимая салфетку, под которой покоились остатки поджаренного и посыпанного травой Дохлика. – Он все равно уже не помещался в аквариуме, – добавил он, словно заранее отвечая на все возможные возражения и давая понять, что, в конце концов, рыбы на то и существуют, чтобы их жарили, поливали майонезом и ели.
– Мы приготовили его по французскому рецепту, – успела сказать мама, прежде чем маленький Габриэль увидел, как мир, в котором он до сих пор жил, взорвался и рухнул в бездну, не имеющей ни дна, ни имени.
Мозес вдруг негромко засмеялся. Спустя какое-то