— Больно?
— Нет… Нет…
— Мы доиграемся, Эви, — прошептал он, говоря о незащищённом сексе.
— Нет… Точно нет, — проговорила она, — А если… Если доиграемся? — спросила она и посмотрела ему в глаза.
— Пусть так… — прошептал он и она вздохнула, собираясь что-то сказать, но потом передумала. Не сказала ни слова.
— Что?
— Нет, ничего… — она покачала головой.
— Скажи, — настаивал он.
— Нет, говорю. Ничего, — она прикрыла глаза, коротко вздохнув.
Вскрикнула не от боли, а от наслаждения, граничащего с ней, от яркого ощущения, удвоенного разлукой, утроенного ссорой, от того, что внутри всё скрутило от неудовлетворённого ещё желания.
Она закрыла глаза, но не расслабилась. Состояние расслабленности и удовольствия её уже покинуло, осталась нехватка чего-то, осталось желание продолжение и ожидание развязки. Осталось только голое сексуальное желание полнейшего удовлетворения.
Он не двигался медленно, а продолжил, так же как и вошёл — резко, необузданно, подстёгиваемый её стонами, чувствуя её реакцию, ощущая мелкие сокращения в её горячих глубинах. Сначала мелкие, плавно переросшие в судорогу, когда мышцы её сократились, обхватив её, когда он переживаемой остроты ощущений она впилась зубами в его плечо, поскуливая. Он чувствовал её, переживал с ней её оргазм и свой, переживая собственное удовольствие, пропуская через себя всё, что случилось, впитывая её эмоции.
Она постепенно расслабилась, глаза были закрыты, но на лице играла улыбка.
— Что это было, Эви? — спросил он позже, когда удобно устроил её, прижав спиной к груди.
— Что? — сонно спросила она, выходя из состояния полудрёмы. Совершенно было лень шевелиться и разговаривать тоже.
— Твоя истерика? Я никогда за тобой такого не замечал.
— Сама не знаю, — еле слышно прошептала она.
— Я даже подумал, что ещё минута, и ты выхватишь из ящика нож и прирежешь меня на месте. Поэтому дал тебе тарелку. Лучше перебей всю посуду, но обойдёмся без кровопролития.
Она ничего не ответила, улыбнулась и затихла. Дыхание было ровное, какое и должно быть у крепко спящего человека. Он погладил её по щеке, убрал волосы от лица, тихо позвал, поцеловал в висок, но она даже не пошевелилась.
Не пошевелилась она, и когда он крепче стиснул её, не дрогнула и тогда, когда прошептал ей на ухо «Я люблю тебя… Боже, как я люблю тебя…»
Lineage 21.03.2011 15:27» Отчаянье неистовых глубин… Lineage
Ксю, как я и ожидала, твоя 29 глава вдохновила меня на стихотворение
В нем не совсем те слова, но эмоции схожи. То что я чувствую) Хочу поделиться с тобой
* * *
Отчаянье неистовых глубин…
Люби, рискуй — эмоции предела.
Причины позабыв весенних зим,
И то, как снов мечта от страсти пела.
Я не хочу потом, что завтра. Не хочу!
Останься, навсегда, останься, умоляю.
Я замолчу! Любую цену заплачу.
Я изменю себя, и роль, что исполняю.
Предам, убью в себе все, что люблю,
Лишь потому, что без тебя все дико.
И в одиночестве все с горя утоплю,
И воздух содрогнется в силе крика.
Не покидай, что б не случилось, я твоя!
Пусть не любовь, но чувство нерушимо!
Я верю, что сейчас для нас заря,
Я верю, покоренная вершина.
А что потом — не важно, не хочу
И знать, и слышать, думать, что там, завтра.
Сейчас я забываю, я молчу,
Закрыв глаза, убив всех знаний правду.
Сейчас все хорошо, а как придет закат,
Так будет жизни этой окончание.
Сомкнутся ледяных объятья врат.
Оправдан риск — неистово отчаянье…
И снова я, убитая собой,
И снова по крупицам душу собираю.
Не важно! Пусть лишь миг, но ты был мой.
И это в памяти я нежно охраняю.
Отчаянье неистовых глубин…
Люби, рискуй — эмоции предела.
Я помню, как душа от страсти пела.
Я знаю покорение вершин.
март 2011
Глава 30
Перед глазами замелькали белые пятна. Белые, потом цветные и радужные. А после свет ослепил его. Обычный дневной свет, от которого резало глаза. Он тут же прикрыл их, и это простое движение век отдалось болью в голове и во всем теле. Собственно, и тела он не чувствовал, только одну лишь боль — тупую и тяжёлую. А потом снова темнота. Только на поверхности сознания, на той узкой и зыбкой её полосе, которая отделяла его от былого забвения, слышались громкие голоса. Кто-то настойчиво звал его по имени, но он не мог отозваться. Никак не мог, хотя и пытался.
Яркими вспышками возникли последние моменты, что он запомнил. Как упал, так и не поняв в чем дело. Тело не слушалось, рухнуло на землю. Он только прикоснулся к левой стороне чуть выше сердца, почувствовав под пальцами тёплую липкую влагу.
«Опять…» — пронеслось в голове, и это было последнее, что он помнил.
Суета вокруг всё не унималась.
Господи, какой противный голос!
А окутывающая темнота была такой приятной… Мягкой… Густой…
Он чувствовал себя как в желе. В приятном желе. Не скользком и подрагивающем, а в упругом, крепком, то выпускающим его на поверхность, то снова засасывающим на глубину. На тёмную холодную глубину, а в те редкие короткие моменты прояснения кроме светлых размытых бликов ничто больше не связывало его с окружающей действительностью. Что-то мешало выйти и остаться там, что-то тянуло обратно, грозя больше никогда не выпустить…
Голоса затихли, остался только неясный гул, утихший с затопившей разум чернильной темнотой.
— Что с тобой?
— А что со мной?
— Ты выглядишь чуть лучше, чем сама смерть — вот что с тобой. Нельзя себя так изводить, — он смотрел на неё таким пристальным взглядом, словно хотел прочитать её мысли и это начало раздражать. Не собираясь поддаваться очередному приступу, Эва опустила веки и глубоко вздохнула, но удержаться от колкости всё же не смогла.
— Спасибо за комплимент. И я не извожу себя, просто плохо чувствую.
Сегодня она еле выползла из кровати. Тело болело, будто по ней проехалась машина или она сутки провела в спортзале, выдавая спортивные рекорды. Непонятная тяжесть давила на плечи, так и клонив её в горизонтальное положение. Она побродила по квартире, уговорила себя на душ, но самочувствие не улучшилось. Мысли о еде не внесли долгожданного позитива, поэтому прекратив сопротивление, она перебралась в гостиную и приняла лежачее положение на удобном диване.