— Кем работают родители?
— Отец аптекарь, мать не работает, — как-то напряжённо отозвался шатен.
— Братья или сёстры? — продолжила Тейлор.
— Две сестры, да.
— Самое счастливое воспоминание из детства?
— Боюсь, такого нет, — насупился мистер Хиддлстон.
— Ни за что не поверю!
— Лив, я серьёзно. Давай закончим этот допрос, — железная строгость и ледяные нотки в голосе преподавателя тут же отрезвили девушку, заставив её замолчать, а задорную улыбку исчезнуть с её лица в мгновение ока.
Он был напряжён. Снова. И виной тому была Лив. Она точно знала это и чувствовала себя просто ужасно.
Остаток ужина прошёл в молчании, давящем на слух. После этого Томас принялся загружать посудомоечную машину, а Лив пошла в душ. Вскоре они оба уже лежали в кровати размера кингсайз в спальне, непозволительно далеко друг от друга, и Лив не знала, что делать. По-хорошему, надо было бы извиниться, или, быть может, уйти? Из спальни, лечь на диван, или вообще покинуть квартиру? Что, если Томас не хотел её видеть? Хотел побыть один?
— У меня не было счастливого детства, — неожиданно произнёс Том, разбив назойливую тишину на осколки, глядя пустым взглядом в потолок, — в этом нет никакой тайны, но я всё время пытаюсь это скрыть. Должно быть, мне просто стыдно…
— Почему? — осторожно спросила Лив чуть погодя, давая мужчине время, чтобы настроиться на этот разговор.
— Мне было девять, — отозвался шатен, уже погружаясь в бездну своей памяти, всё это время зло насмехавшейся над мужчиной, обрушая на него болезненные воспоминания, среди которых не было ни одного хорошего, и заставляя впадать в ужас каждый раз, будто издеваясь.
Он был совсем ещё ребёнком, беззаботным мальчишкой со светлыми, кучерявыми волосами, торчащими в разные стороны, с доброй половиной отсутствовавших молочных зубов, задорным лицом, покрытым яркими веснушками, исчезнувшими с годами. Он обожал купаться в речке неподалёку, кататься на велосипеде, разбивая колени в кровь, делая это снова и снова, играть в прятки со своей сестрёнкой Эммой, прячась от разъярённой старшей сестры Сары, уже чувствовавшей себя такой деловой и взрослой в свои-то восемь с половиной.
Он помнил, как любил изучать огромный дом и чувствовать себя таким крохотным: бегать по лестнице, минуя этажи, рассматривать просторные комнаты, иногда даже забредая в кабинет своего отца, мешая тому проводить деловые встречи и решать важные рабочие вопросы. Но Хиддлстон старший и не был против, радуясь каждой минуте, проведённой с сыном. Лишь только миссис Хиддлстон вечно была чем-то недовольна, выполняя функции главы семейства.
— Томас, — провозгласила женщина, натягивая рукава своего пальто, — мы срочно должны уехать по делам. Твоему отцу снова назначили конференцию в Бирмингеме!
— Диана, прошу тебя, не нервничай, — спокойно произнёс мистер Хиддлстон, неся в руках маленькую Эмму, закутанную в сто слоёв тёплых кофточек, и передавая её супруге. — Всё будет хорошо. Томми, ты остаёшься за старшего.
— А как же Сара? — насторожился мальчик.
— Я поеду с мамой и папой! — важно заявила девочка, в привычной манере растягивая гласные, отчего Томас даже поморщился.
— Я тоже хочу поехать! — возмутился мальчишка.
— Нет, Томас! — строго произнесла миссис Хиддлстон. — Будь мужчиной! Ты останешься дома, но не один.
— Мы наняли няню, — подмигнул отец сыну.
— Не называй её так, Джеймс! — возмутилась Диана, критично оглядывая себя в зеркале и поправляя свои локоны. — Она гувернантка! Моему сыну не нужна няня! Она придёт уже с минуты на минуту!
Что за слово такое?! Гувернантка? Тогда Том услышал его впервые, толком даже не зная, что оно могло означать. Может, это какая-то волшебная фея, с которой ему предстоит играть, пока родители в отъезде?
Словно разряд грома, на весь дом раздался дверной звонок.
— А вот и она! — недовольно поджала губы миссис Хиддлстон, сжав их в одну тонкую линию, отчего они даже побелели. — Опоздала на десять минут, ну что за безответственность?! Джеймс, ну что ты стоишь?! Хочешь, чтобы самолёт улетел без нас?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Сейчас-сейчас, любовь моя! — встрепенулся мужчина, тут же ринувшись к двери.
От столь громогласного тона малышка Эмма даже проснулась и принялась горько плакать, очевидно испугавшись. Томас скорее подбежал к сестрёнке, лежавшей на небольшом диванчике, чтобы её успокоить, и уже хотел крепко обнять её, как мать оттолкнула его руки, прижимая дочку к груди и что-то нежно шепча.
Эмма всегда была её любимицей. От Сары же всё время ожидали быть лучшей во всём — примером для подражания, и девочка держала планку. Не раз Томас застукивал её в комнате, всю в слезах, но Сара даже плакала изящно, тут же прогоняя младшего брата из спальни.
Обычно все шишки доставались именно ему, ведь миссис Хиддлстон была убеждена в том, что все мальчишки — «разгильдяи», тратящие всё свободное время на бессмысленные игры, чего Диана своему сыну позволять была не намерена.
Вскоре отец и правда вернулся в комнату, проведя за собой девушку лет восемнадцати, скромно прячущую глаза от грозного взгляда Дианы.
— Виктория, верно? — надменно произнесла хозяйка дома, глядя на гостью сверху вниз.
— Да, мэм, — робко отозвалась девушка.
— Мне посоветовала вас одна моя хорошая знакомая. Не думала, что вы решите её так бессовестно подставить, опоздав в первый же день!
— Мне очень жаль…
— Не сметь выражать подобные чувства при моём сыне! Он же будущий мужчина! Вырастет мямлей, и кого мне в этом винить? Вас?!
— Прошу прощения, мэм, — растерялась гувернантка.
— Чтобы я слышала это в первый и последний раз.
— Диана, — мягко вмешался Джеймс, — оставь юную леди в покое. Мы опоздаем на самолёт.
Выдержав грозный взгляд, миссис Хиддлстон всё же перестала прожигать бедную девушку взглядом и напоследок надушилась своим излюбленным парфюмом, таким приторным и назойливым, аромат которого Томас страшно ненавидел.
— Все необходимые инструкции на столе в гостиной, — принялась объяснять леди, — если вдруг что, Томас подскажет. Звонить мне только в экстренных случаях, которых, я надеюсь, не будет.
— Поняла, мэм, — неловко кивнула девушка.
— Томас! — воскликнула миссис Хиддлстон, отчего мальчишка даже подпрыгнул на месте, а Эмма вновь разразилась в рыданиях. — Слушайся свою гувернантку, будь хорошим мальчиком. Мы вернёмся через несколько дней.
И вальяжно пошла к выходу, взяв Сару за руку.
— Удачи! — улыбнулся напоследок мистер Хиддлстон, держа на руках малютку Эмму.
Вот они и остались вдвоём, когда входная дверь с грохотом захлопнулась.
— Хей, — мягко произнесла гувернантка, присев на колени, дабы их глаза оказались на одном уровне. — Тебя зовут Томас, верно?
— Да, — испуганно отозвался мальчик, стоя чуть поодаль.
— Очень приятно познакомиться! — тепло улыбнулась та в ответ. — Меня зовут Виктория, но ты называй меня Вики. Мы будем с тобой ближайшие две недели. Ты же не против?
— Нет, — неуверенно покачал головой шатен.
— Вот и отлично! Пойдём, покажешь мне дом? А потом я приготовлю вкусный ужин на кухне, договорились?
— Да, — кивнул Том, скорее хватая гостью за руку, спеша провести ей экскурсию, как настоящий гид в музее.
Потому что мама сказала слушать Викторию. Потому что тогда он будет хорошим.
Две недели пролетели незаметно. Тогда Томасу казалось, будто он наконец нашёл лучшего друга, с которым всегда мог играть, смотреть мультики, есть сладкое до обеда, и Вики пообещала ничего не рассказывать маме, даже не прося ничего взамен.
Порой Томасу даже казалось, будто он влюблялся — по-настоящему: так искренне и по-детски невинно, ведь Вики и правда нравилась ему. Она была доброй, весёлой, рассказывала интересные истории о старшей школе, в которую Томас так мечтал скорее пойти; она готовила вкусные оладушки на завтрак, они вместе гуляли на улице, и Том любил смотреть, как непослушный ветер игрался с её мягкими волосами. Они вместе читали книги, Вики помогала ему с домашним заданием, по такой ненавистной мальчику математике.