Можно было поступить иначе и попросту всплыть со дна, не осложняя себе задачу скалолазными выкрутасами. Но я все-таки предпочел этот вариант, поскольку он придавал мне уверенности в том, что нас не унесет на стремнину внезапным порывом течения. Пусть оно и пришло в относительную стабильность, доверять вероломной стихии я отказывался наотрез.
Мало-помалу мы добрались до разбитого витража, как выяснилось, уже полностью скрытого под водой. Тронув Викки за плечо, я дал ей понять, что намереваюсь влезть в окно и продолжить всплытие по внутренней поверхности фасада. С той стороны турбулентные завихрения были не столь опасны. Я почувствовал бьющее из проема течение и прикинул, что в ратуше оно нам будет не вредить, а помогать, не позволяя отдалиться от путеводной стены. Только теперь недостаток кислорода дал о себе знать в полной мере, но, глянув вверх, я даже сквозь мутную воду разглядел, что плыть осталось считаные метры.
Первые глотки вожделенного воздуха мы совершили под нависающим над нами расписным сводом, что всего три минуты назад служил потолком огромного зала, а теперь – низкой крышей огороженного каменными стенами бассейна. Страдай я клаустрофобией, наверняка впал бы в панику от пребывания в таком безысходном месте, покинуть которое, на первый взгляд, можно было лишь тем рискованным способом, каким мы сюда попали. Но, отдышавшись и осмотревшись, я обнаружил выход из замкнутого пространства затопленной ратуши – не сказать, что удобный, но по крайней мере не требующий от нас изображать из себя дайверов-экстремалов.
Тыловая часть крыши, которую прежде подпирала снесенная волной стена, обвалилась не до конца и теперь свисала над водой, полностью утопив в ней лишенный опоры край. Шаткая полуразрушенная конструкция раскачивалась от бьющего в нее течения, и было очевидно, что в таком состоянии ей долго не продержаться. Однако лучшего места для того, чтобы выбраться на крышу ратуши, чем погруженный в воду черепичный скат, было не сыскать. Нам следовало поспешить, пока поток не отрезал для нас наиболее легкий путь к цели. В противном случае пришлось бы опять заниматься опасным нырянием и поиском в мутной воде выхода в какую-нибудь из колоколен. Понятно, что таковые выходы внутри здания имелись, вот только интуиция подсказывала мне, что расположены они у самого дна, возле главного входа в ратушу. Нырять на такую глубину, да еще без гарантии на успех было сущим самоубийством. Как, впрочем, и вся наша затея скрыться от сицилийцев в рукотворном аду креатора Платта.
Проклятье! Похоже, судьба нарочно подарила Арсению Белкину полтора десятка лет безбедной жизни, чтобы в один прекрасный… вернее, мерзкий день выплеснуть мне на голову все не пережитые мною за это время приключения и посмотреть, как я с ними расправлюсь. Зрители должны быть в восторге от такого шоу. Интересно, сильно ли упали на нас ставки, когда хозяин Утиль-конвейера решил проверить меня и Викки на водобоязнь?
Насколько мощным был поток за пределами ратуши, неизвестно, но внутри его напор сдерживался фронтальной и боковыми стенами. Вместе они образовывали искусственную заводь, где можно было плыть в любую понравившуюся сторону, даже против течения. Чем мы и занялись, как только почувствовали, что подкопили сил для очередного спасительного рывка. Что творилось снаружи, мы тоже понятия не имели. Но уровень воды, поднявшийся за время нашего плавания по поверхности аж на полметра (я определил это по уходящим под воду настенным росписям), давал понять, что города как такового больше не существует. А если потоп не ослабнет, то через полчаса изливающийся в Черную Дыру океан доберется и до верхушек колоколен. Но так или иначе наши жизни оборвутся не в этом мокром каменном гробу, а в более романтичном месте.
Кое-как выбравшись на провисшую крышу – вылезать из воды по намокшей и скользкой черепице было тем еще мучением, – мы вскарабкались на конек и, напрочь выбившись из сил, уселись на нем неподалеку от покосившейся часовой башни, чей шпиль оторвался и с громким всплеском канул в пучину, когда мы подплывали к «сходням». Отсюда до непоколебимых колоколен было рукой подать, и мы могли даже выбирать, к какой из них направиться. Все, что от нас требовалось, это расколотить башенное окно и, проявив немного сноровки, забраться в него прямо с крыши, примыкающей к одной башне торцом правого ската, а к другой, соответственно, торцом левого.
Наши посиделки на коньке пора было прекращать. С каждой минутой утопленный край крыши погружался в воду все больше и больше, отчего вызванные течением колебания только усиливались. Дрожал, не переставая, не только провисший скат, ходящий туда-сюда, будто китовый плавник, но также уцелевшая часть конструкции и даже накренившаяся часовая башня. Не исключено, что каркас перекрытий все-таки выдержит вибрацию и не рухнет в ближайшие полчаса, однако если часовая башня вздумает упасть, она неминуемо утянет за собой всю крышу целиком. А вместе с ней и нас – неудачников, сошедших с дистанции в двух шагах от цели…
Впрочем, спешка спешкой, а не обратить внимание на полностью преобразившийся пейзаж было никак нельзя. К сюрреалистическим композициям, что открывались в квадрате Платта почти на каждом шагу, нам привыкать не приходилось. Поэтому разлившееся на месте средневекового городка море не стало для меня откровением, как, например, та же груда Эйфелевых башен; в данный момент она торчала вдалеке этаким шипастым горбом вынырнувшего из воды стального левиафана. Насколько широко раскинулась водная гладь, определить было нельзя – мешала скрывающая горизонт туманная дымка. По идее, океан должен был затопить пустыню и плескаться сейчас у подножия напирающего на Финляндский вокзал вулкана. Но это если опять же мерить здешние реалии привычными мерками. В действительности потоп мог с равным успехом и разлиться по Утиль-конвейеру на многие сотни километров, и быть загнанным из соображений безопасности в какое-нибудь незримое искусственное русло – мало ли, что взбредет на ум директору Свалки Миров.
Из-за того что безбрежный водоем вокруг нас обладал мощным течением, чудилось, будто это наша ратуша бороздит его, словно потрепанное бурей морское судно. Буруны на утопленном краю крыши и отчетливый кильватерный след за фасадом лишь усиливали эту стойкую иллюзию. Помимо уже упомянутого мной стального левиафана, параллельным с нами курсом «рассекала волны» только городская тюрьма, на чьей торчащей из воды плоской крыше метались несколько чудом спасшихся орков. Иных надводных ориентиров на обозримом пространстве не наблюдалось. Я рассчитывал обнаружить в их числе пожарную каланчу, но она, как оказалось, не была рассчитана на удар цунами и сейчас покоилась на дне мутного потока вместе с руинами прочих городских зданий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});