её, а возвращала по крупице. И это не потому, что Великий инквизитор жадничала своим благоволением к нам. Просто она ещё этому не научилась. Со временем, я надеялся, Серэнити открыто будет говорить о том, как мы ценны и, может быть, даже ненаглядны, а пока: «Дыбы на тебя, Шаттибраль, нет!», «Я подвешу тебя за ребро в каземате Ордена, Шаттибраль!», «Вырвать–ли тебе ногти, Шаттибраль?» – такие и подобные выражения – это все, на что я могу рассчитывать. Я улыбнулся. Серэнити – дикая кошка, которая гуляет сама по себе, но если кисоньку поманить вкусной рыбкой, то, может статься, когда-нибудь и подойдет, и помурчит. Я глянул на Великого инквизитора и взял свои мысли обратно. Она скорее мне ухо отрежет, чем скажет: «мяу–мяу». Эх, эх, я терпеливый. Продолжу втискиваться в её доверие.
Юнивайн мчался по одному из Трактов. По–моему, так, навскидку, мы рвали когти по Львиной дороге. Нечастые путники, экипажи и эскорты пугливо отшатывались от призрачного коня. На той стороне мелькнул ручеек. Конечно, его таким в моих очах рисовало расстояние. Быстротечная река, что вливалась в Туманную Пляску – совсем не мала. Поблизости где–то находятся Подлунные Пеньки, из которых мы с Эмилией и Грешемом выехали на повозке Джокса – монаха, предавшего нашу компанию. Я реинкарнировал его жену, а он отплатил нам тем, что натравил на нас весь светоносный приход Подлунных Пеньков. Тогда Мы схлестнулись с братьями Света и одержали победу, стоящую мне десятка гематом. Я упал с обрыва, и Эмилия выхаживала меня чуть ли не неделю. Я дал себе зарок, что нашлепаю Джоксу по попе за его некрасивый поступок. И я держу свои обещания. Как только разгребу все неприятности и навострюсь в Шато, то пройду через Лунные Врата, где Джокс вознамерился крупно обосноваться. Шато… Он так близко… От этой истины у меня засосало под ложечкой. Что мешает дать крюка на Юнивайне и навестить Веселые Поганки? Нет, нету у нас лишних трех суток… Нету! Я сжал зубы. Превыше всего сейчас Элизабет Тёмная, Дроторогор и распри Соединённого Королевства. Мои чаянья стоят ниже них. Ничего, я ещё пожму лапу Тине и обниму Птикаля. Вселенная, молю, пусть они будут живы и здоровы. Я готов дать пырнуть себя ножом за это. И не единожды.
Глава 15. Меч на меч, магия и булава
Магика Элептерум издревле высится напротив арены Лепесткового Поля и Толкучки – огромного базара, расположенного посредине Шальха. Академия Чародейства за её мрачные тени, мистические всполохи и видоизменения в простонародье зовется Свихнувшаяся Башня. Её ярусы имеют свойство перестраиваться так, как им угодно. Нижний этаж может переползти к верхушке, а тот, что недавно занимал центр, опуститься вниз. Когда каменные блоки стекают друг по другу, как мягкое масло, просачиваясь сквозь толщу кладки, создается впечатление, что Магика Элептерум – живое существо, которое меняет местами свои руки и ноги. Шпиль трехсотфутового строения вечно окутан молниями и всполохами колдовства. Небо над ним то ясно–розовое, то, как сажа, а то и вовсе радужного цвета. Доподлинно неизвестно, кто создал Свихнувшуюся Башню, однако ясно одно – она старше, чем сам Шальх. Возможно всего лишь на века, а может статься, что и на тысячелетия.
Когда её обнаружил Импир Рубиновый – архимагистр–чернокнижник кочующей секты «пожирателей трупов», то по преданию двери Магика Элептерум были распахнуты настежь. Над ними сияло послание. Спроектированное из тонюсеньких ниточек и обрывков тумана, оно гласило: «Чающие знаний – обретут их здесь. Жаждущие могущества – получает его в этих стенах. Тьма и Свет сосредоточены в недрах Элептерума и ждут своих правообладателей. Сие есть урочище концентрации и энергии. Распоряжайтесь ими мудро». Кто или что оставил столь странное и столь длинное послание – так и не было выяснено. Однако внутри Магика Элептерум нашлось много книг на странных языках, негаснущих стеклянных свечей, висящих в воздухе, монументов невероятных существ, длинных затененных залов, катакомб с ржавыми цепями в нишах, петляющих и передвигающихся лестниц, окон–зеркал, алтарей с пятнами крови, сундуков–ларей из костей сгинувших мамонтов, а также шифоньеров и кладовых, забитых причудливой утварью. На протяжении трех столетий «пожиратели трупов» ревностно охраняли найденные ими сокровища, но на четвертое столетие на Твердыню Загадочности обратил внимание Шал Хрост – владыка Семи Отрогов (ныне этой семерки городов уже нет), пиромант и эзотерик. Он пообещал своей жене–сестре Шальхии, что завладеет Магика Элептерум, устранит её злых обитателей и возведет вокруг неё Восьмой Отрог. Длительное сражение «пожирателей трупов» (а они действительно вкушали плоть мертвых, чтобы получить их силу) и Шал Хроста окончилось оглушительной победой последнего. Шал Хрост самолично отрубил мерзкую и раздутую голову Импри Рубиновому. Затем он заложил замок на Ночных Небесах и окрестил его Шальхом, по имени своей жены–сестры. К моменту смерти Шал Хроста, Магика Элептерум уже обросла десятком селений, которые впоследствии обнесли могутной стеной. Говоря «Шальх» долгое время имели ввиду не замок и королеву, но все, что раскинулось по округе от Свихнувшейся Башни. Назначенный Шал Хростом архимаг Магика Элептерум – Крик Зумитибаль прожил достаточно долго для того, чтобы увидеть, как Шальх вошёл в состав Соединённого Королевства. Встретившись с Нолдом Темным, он принёс ему присягу верности и по настоянию короля учредил в Магика Элептерум несколько школ колдовства, куда могли поступить все те, кто выбрал путь волхования. Так Свихнувшаяся Башня обрела свое истинное предназначение – учить и расширять кругозор даровитых юношей и девушек. За все время в Магика Элептерум сменилось сто двадцать восемь архимагов, и ныне в ней председательствует Уфций (Штормовой Рык) Ринаут. У меня, скорее всего, устаревшие данные, но не так давно в Магика Элептерум находилось всего тридцать семь магов и восемь студентов. Бертран Валуа, мой друг, занимал в Свихнувшейся Башне должность Мастера над Иллюзиями. Скоро я с ним увижусь… Если он жив.
Каков он, приятель дней моих суровых?
Бертран Валуа. Красивый, медноволосый, с усами и клиновидной бородой. У него голубые глаза. На вид ему около тридцати пяти, но по–настоящему годков Бертрану примерно столько, как и мне. Он острослов и предмет обожания женщин. Галантность у него в крови. Валуа поджарый и подтянутый, всегда с иголочки одет. Я помню его в синем со звёздами плаще – дань классике, непременно в белой рубахе и безупречно чистых замшевых сапогах. Он отлично владеет шпагой – Пиявкой (она залечивает раны) и малюсенькими дротиками, смоченными ядом. Ему нравится Эмилия, что теперь у меня не вызывает радости. В Грозной Четвёрке у Бертрана прозвище «Рыжая Колючка». Характер его – задорной и балагуристый. Он обязан мне сохранением чести (но