Читать интересную книгу АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА - Евгений Городецкий

Идти оказалось совсем недалеко. Дом стоял во дворе между большими домами – двухэтажный, причем второй этаж, судя по всему, надстраивали позже, так как вела туда железная лестница на манер пожарной, только не такая крутая. Роза жила как раз на втором этаже. Она отперла английским ключом дверь, пропустила его вперед, и Заблоцкий переступил порог.

Роза владела трехкомнатной квартирой со всеми удобствами, кроме ванны. Заблоцкому предназначалась дальняя комната метров семи, хозяйка занимала среднюю, проходную, а первую от входа снимала еще одна жилица. Квартира давно не ремонтировалась: обшарпанные стены со следами альфрейной росписи, вытертый пол; мебель скудная, воздух насквозь прокуренный. Розу, однако, нимало не заботило, какое впечатление произвела ее жилплощадь на нового квартиранта. Заблоцкий был уверен, что когда разговор зайдет о деньгах, Роза начнет стесняться – «я не знаю», «сколько дадите» и так далее, – прикинул, что такая комната в таком месте потянет рублей тридцать, и приуныл: не по карману. Но Роза – она держалась уверенно, по-деловому, – показав комнату, сказала, что будет брать с него двадцать пять рублей.

– А постель? – Заблоцкий кивнул на голую, перетянутую проволочкой сетку узкой общежитской коечки. – С постелью брала бы сорок, но у меня нет времени этим заниматься.

Заблоцкий присел на койку, предложил сигарету хозяйке, закурил сам. Еще раз оглядел пустые грязные стены.

– Комната хорошая, – сказал он, покачиваясь на сетке и снизу вверх глядя на Розу, которая стояла в дверях. – Цена меня тоже устраивает. Сюда, бы еще стол какой-нибудь и пару стульев.

– Один стул я вам дам, а стола у меня нет.

– Ладно, достану где-нибудь, – сказал Заблоцкий, хотя в данный момент совершенно не представлял, где раздобыть столько всего: матрац с подушкой, простыни, наволочки, одеяло и к тому же еще стол.

Роза спросила, когда он будет переезжать, он ответил, что завтра или послезавтра, и тогда она, вдруг смутившись, попросила деньги вперед – хорошо бы месяца за четыре.

Что оставалось делать? Мямлить про свои девяносто восемь рэ в месяц, жалобно просить отсрочки и с первого же дня вызывать у квартирной хозяйки снисходительную усмешку – что за мужик такой неимущий?

И Заблоцкий пообещал уплатить вперед. Теперь волей-неволей придется что-нибудь придумать.

А комнатка ему действительно понравилась: напротив окна, выходящего на закатное солнце, росло большое старое дерево, и дверь была массивной и плотно притворялась, до прочего же ему нет дела. А стены он обклеит обоями.

Где достать сто рублей? Где срочно достать сто рублей?

Продать или заложить в ломбард – нечего. Как там: «Омниа мэа мэкум порто» – «все мое ношу с собой». Классическое образование Заболоцкий опоздал получить, но некоторые латинские выражения помнил с детства: был у него, начитанного мальчика, период – классе в седьмом или восьмом, – когда он выписывал в тетрадь мудрые мысли и крылатые фразы…

Итак, сто рублей.

Четыре раза по двадцать пять или десять раз по десять. Заработать? Но как во внеурочное время, за какие-то два-три дня заработать столько денег? Нет, он такого способа не знал. Оставалось одно – одолжить.

Десять раз по десять или четыре раза по двадцать пять?

Предельная сумма, которую, по мнению Заблоцкого, прилично было одалживать у сотрудников, – десять рублей.

Но даже такие деньги занимались обычно перед получкой и в получку отдавались. Большие займы и на больший срок требовали уже каких-то особых отношений, прочных гарантий, платежеспособности. А он не платежеспособен, если и удастся занять такую сумму, отдавать придется частями, в несколько приемов – лишнее унижение, лишняя зависимость. Но неужели просьба одолжить сто рублей намного унизительнее, чем – десятку? Во всяком случае, уж не в десять раз. А может, даже наоборот: унижаешься, стреляя рубчик до зарплаты, а просить сто рублей – это солидно, округлость и вес этой суммы словно бы и на тебя переходят. Человек, дающий взаймы такие деньги, одаривает тебя своим особым доверием, а что как не доверие добавляет нам весу в собственных глазах?

Порассуждав таким образом, Заблоцкий решил одалживать всю сумму сразу. Чем он рискует? Оставалось наметить кредитора. Но здесь ломать голову не пришлось: Зоя Иванова, Коньков или Михалеев – вот круг его денежных знакомых. Завтра на работе он повидает всех троих, а там будет видно по обстановке и настроению, кого из них осчастливить своим выбором.

Назавтра Заблоцкий первым делом зашел к Алле Шуваловой и рассказал, как прошло знакомство с Розой.

– Слава богу, – обрадовалась Алла, – значит, ты ей показался.

– Почему бы и нет? – Заблоцкий приосанился. – Молодой, перспективный, неженатый.

– Ты уже не неженатый. Ты – разведенный. Бэ у. Но тут странно вот что: Розочкин вкус я немного знаю, она на мужчин ниже метр восемьдесят и не смотрит. Ты действительно ей чем-то показался.

– При первом удобном случае разобъясни этой Розе, что я для нее не мужчина, а квартирант. Но меня сейчас другое заботит…

Он рассказал про деньги и умолк, ждал, может быть, Алла что-нибудь посоветует.

– Не проси ты у начальства. У Михалеева еще можно, если он там глава семьи…

Заблоцкий вспомнил энергичную Веру Петровну и сильно засомневался в кредитоспособности Михалеева.

– Знаешь что, – продолжала Алла, – у меня отложена энная сумма на отпуск… К июню отдашь?

– Алка, ты – человек! – возликовал Заблоцкий. – Дай я тебя поцелую.

– Но-но, без телячьих нежностей – Алла отстранилась. – Завтра принесу.

Это была немыслимая, редкостная удача. Заблоцкий знал, что везение, как и беда, одно не ходит и надо срочно ловить кратковременную благосклонность капризной фортуны. Он тут же разыскал коменданта, без особого труда уговорил его выдать спальные принадлежности, комплект постельного белья, а также списанный однотумбовый письменный стол, стул и тумбочку, даже насчет машины тут же договорился и после работы поехал на институтском «рафике» со всем этим имуществом на новую квартиру.

Розы не было дома, дверь открыла пожилая женщина – Заблоцкий догадался, что это квартирантка номер один. Она испытующе оглядела его, лицо у нее было полное, совиное. Когда Заблоцкий расставил свою мебель и вышел на кухню, чтобы помыть руки, они познакомились. Женщину звали Диана Ивановна. Она тут же рассказала, что живет здесь третий год, прописана, что по всем законам эта комната принадлежит ей и она могла бы платить за нее в депозит, но не хочет обижать сироту. После этого вступления она повела Заблоцкого в гости, и он увидел комнатку еще крошечнее, чем его, в которую тем не менее жилица ухитрилась втиснуть полуторную кровать, шифоньер, круглый обеденный стол и большой телевизор. Для телевизора пола не хватило, и он стоял на столе, загораживая часть окна.

Тут же Заблоцкий узнал, что Роза работает в детсадике няней и учится на вечернем отделении пединститута, девочка она неплохая, но легкомысленная, водится с дурной компанией, раньше тут чуть ли не каждый вечер были попойки, но она, Диана Ивановна, положила этому конец, и если Роза до сих пор не бросила учебу, то исключительно благодаря ей. А сама она инженер-экономист, у нее сын-восьмиклассник, учится в интернате, и скоро она получит квартиру, двухкомнатную, поскольку они с сыном разного пола.

Все эти сведения Диана Ивановна выложила Заблоцкому деловито и четко, будто он пришел с какой-нибудь инспекцией, потом выразила желание поглядеть, как он устроился, и учинила ему в его комнате форменный допрос. Заблоцкий всегда считал, что чужое любопытство относительно своей персоны лучше всего удовлетворять самому – меньше будет пищи для кривотолков. Поэтому он – откровенность за откровенность – рассказал Диане Ивановне все, что считал нужным.

После этого она угостила его чаем с вишневым вареньем и домашними коржиками, и он отправился к бабусе за чемоданом.

В городе люди торопливы и озабочены, смотрят главным образом под ноги и по сторонам, иногда вверх, но не на небо, а чтобы подсчитать этажи в новом доме или разглядеть на табличке с цифрами, обозначающей остановку городского транспорта, нужный номер маршрута. Да неба в городе и не видно, сокрыто оно от человека коробками зданий, перечеркнуто во всех направлениях проводами, подернуто дымкой, которую на западе называют смогом, а у нас – дымом города. И тот клочок, что виден над домами, или та полоса над перспективой улицы – не более, как смотровое оконце, индикатор погоды. Небо само по себе горожанину не нужно, он смотрит на него, чтобы определить, будет ли в ближайшем времени дождь или не будет, а если уже идет, то скоро ли перестанет.

Был обеденный перерыв. Заблоцкий стоял у окна и рассматривал на свет высохшие негативы, а потом вдруг засмотрелся сквозь слезящиеся стекла на тусклое дряблое сырое пространство над крышами, но видел совсем другое. Словно со стороны, он видел себя на высоком береговом обрыве, небо начиналось у его ног и простиралось влево, вправо, над головой – во все стороны, во все дали, какие мог объять взгляд, – предзимнее северное небо с бесконечными валами свинцовых туч, шум ветра в ушах…