Читать интересную книгу Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742 - Георг Вильгельм Стеллер

изучая растения, животных и минералы до возвращения казака.

Пройдя около шести верст, я оказался у крутого утеса, который выступал в море столь далеко от берега, что далее идти было невозможно. Я решил подняться на утес и с трудом взобрался на него, но увидел, что его восточная сторона отвесна, как стена, и продолжать путь невозможно. Поэтому я отправился на юг в надежде добраться до другой стороны острова и там вдоль берега дойти до пролива, чтобы проверить мою теорию о наличии там реки и гавани. Однако, спускаясь с холма, повсюду поросшего густым темным лесом, я не нашел и следа тропы, по которой мог бы через него пробраться; тогда я подумал, что казак не сможет меня найти и что я окажусь слишком далеко от остальных, если что-либо случится, и не смогу до ночи вернуться обратно, не говоря уже о других опасностях, которых я мог бы не бояться, если бы мои товарищи оказали мне хотя бы малую помощь.

Поэтому я поднялся на холм и скорбно обозрел невеликие границы, установленные для моих исследований, с унынием размышляя о поведении тех, кто держал в своих руках бразды правления в столь важных делах и, несмотря на такие действия, предвкушал деньги и почести. Когда я вновь добрался до вершины холма и обратил взор к Большой земле, чтобы хотя бы как следует разглядеть места, где мне не дозволено было с толком потратить мои усилия, я увидел в версте от себя дым, поднимавшийся с открытого ветрам бугра, поросшего хвойным лесом, и у меня родилась определенная надежда встретить людей и узнать от них то, что мне требовалось для полного отчета[78].

Поэтому я с великой поспешностью спустился с холма и, нагруженный своими коллекциями, отправился на то место, где меня высадили на берег. Здесь с людьми, которые как раз поспешили с берега на судно, я послал известие капитану-командору и попросил его предоставить мне малый ялбот и несколько человек на несколько часов. Тем временем, совершенно измученный, я описывал на берегу самые редкие растения, которые, по моим опасениям, могли увянуть, и взбодрил себя, набрав превосходной воды и попив чая.

Примерно через час я получил патриотический и любезный ответ: мне надлежало немедленно вернуться на судно, иначе они не станут меня дожидаться и оставят на берегу.

Я подумал, что Бог дает нам место, время и возможность сделать то, что каждому надлежит и может послужить ему рекомендацией в наивысших кругах, и каждый на своем месте мог бы доставить удовольствие нашей всемилостивейшей Государыне после ее столь долгого ожидания и неописуемых затрат. Но, возможно, что при отплытии мы все видели Россию в последний раз, потому что я не мог надеяться, что Господь поможет нам на возвратном пути, если бы ветра и погода подражали нашим умыслам и стали бы столь же противны нам, сколь каждый был противен главной цели, а следовательно, и собственной фортуне.

Однако, поскольку уже не было времени морализировать, а лишь перед отплытием с берега собрать все, что возможно, и поскольку день клонился к вечеру, я послал казака подстрелить несколько редких птиц, которых наблюдал перед этим; тем временем я снова направился на запад и к закату вернулся с разнообразными сведениями и коллекциями (которые я опишу более подробно позднее) и снова получил строгое предупреждение: если я тотчас же не вернусь на судно, со мной больше не станут считаться.

Поэтому я отправился со своими коллекциями на судно, где, к моему великому удивлению, меня угостили шоколадом.

Хотя я изо всех сил старался не говорить ничего и никому, кроме тех, кто способен был оценить мои усилия, я тем не менее показал некоторые предметы и сообщил свои мнения о некоторых проблемах, из которых, однако, было принято лишь одно. То есть железный котел, фунт табаку, китайская трубка и кусок китайского шелка были посланы в погреб[79], но взамен он был так разграблен, что если бы в будущем мы вернулись на это место, люди бежали бы от нас так же, как и в этот раз. Или, поскольку мы выказали к ним враждебность, они, в свою очередь, будут враждебны, особенно если воспользуются табаком для еды или питья, так как могут не знать истинного предназначения табака или трубки; напротив, несколько ножей или топоров вызвали бы куда большее понимание, поскольку их назначение совершенно очевидно.

Мне ответили, что они воспримут их как знак объявления войны[80], хотя именно из-за табака, особенно при неправильном его употреблении[81], они скорее могли бы заключить, что мы намереваемся их погубить. Более того, впоследствии мы узнали, с какой радостью американцы приняли ножи от капитана Чирикова и показали, что хотели бы получить еще[82].

Я пробыл на судне едва ли час, когда мастер Хитров с партией примерно в пятнадцать человек вернулся на лангботе и привез нам следующие известия.

1. Среди островов рядом с Большой землей он нашел гавань, где корабль мог бы стоять без какой-либо опасности.

2. Разумеется, он не встретил людей, но наткнулся на небольшое деревянное жилище, внутренние стены которого были столь гладки, что казались выскобленными; поэтому представлялось естественным, что американцы имеют железные орудия и должны знать употребление и приготовление железа.

Кроме этих известий он привез с собой несколько предметов.

1. Деревянный сосуд, похожий на те, что в России изготавливают из липовой коры и используют вместо коробов.

2. Камень, который, вероятно, за отсутствием лучшего, служил точилом и на котором были видны полосы меди, откуда я заключил, что их орудия — как у калмыков и азиатских татар в Сибири в прежние времена — должны быть медными, поскольку плавление железной руды, особенно богатой медью, требует больших знаний и опыта, чем можно ожидать от этих людей, потому что она обычно разрушает самые лучшие плавильные печи[83].

3. Пустотелый шарик из обожженной глины два дюйма в диаметре, заключающий в себе камень, гремящий при встряхивании, который я счел игрушкой для малых детей.

4. Хвост чернобурой лисицы.

5. Лопасть весла от каноэ.

Эти вещи составляют все, что нам удалось сделать и найти[84], и, увы, происходят не с Большой земли, куда не ступала нога ни одного